Дело принципа - Макбейн Эд. Страница 5

Вернувшись домой, Хэнк и Кэрин обсудили вечеринку за стаканчиком бренди. И чем больше они говорили о ней, тем отвратительнее она представлялась им; чтобы сгладить неприятный осадок от вечера, они отправились в постель и попытались найти успокоение в любви. Это оказалось ошибкой. Они оба пребывали далеко не в романтическом настроении, и чем сильнее они старались вызвать друг у друга страсть, которой не испытывали, тем отчетливее в памяти всплывали события, о которых они старались забыть. Такой вынужденный секс не принес им большого удовольствия: они понимали, что это всего лишь половой акт без любви, совершенный для того, чтобы сгладить впечатление от вечера, проведенного с людьми, которые не знают, что такое любовь. Они пытались бороться с отсутствием любви тем же оружием и, естественно, потерпели фиаско. Уставшие, раздраженные, с головной болью после чрезмерного возлияния они погрузились в беспокойный, тяжелый сон Будильник, как обычно, прозвенел в половине восьмого. У Хэнка оставалось сорок пять минут на то, чтобы умыться, побриться, одеться и поесть. Из дома он выходил в пятнадцать минут девятого. Но в это утро, которое после вчерашней ночи пошло наперекосяк, все было не так. Ночью, видимо, произошел сбой в электрической сети, и примерно полчаса электричество было отключено. Когда будильник зазвенел в семь тридцать, в действительности было уже семь пятьдесят восемь. Хэнк выяснил это только двадцать минут спустя, когда включил радио, чтобы послушать погоду. Узнав точное время, он бросил завтрак и ринулся в ванную бриться. Разумеется, он порезался и, проклиная Бентонов с их дурацкой вечеринкой, а заодно и свою жену с ее холодными объятиями, бестолковую электрическую компанию и даже радио, которое сообщило ему правду, выскочил из дома. Он бежал всю дорогу до метро, но все равно приехал на работу только к десяти часам. И там обнаружил, что все его предыдущие напасти (а к этому времени он уже сожалел о своих проклятиях в адрес милейших Бентонов, своей страстной жены, превосходной электрической компании и заботящейся о людях радиостанции) оказались лишь прелюдией к настоящей катастрофе, поджидавшей его на работе.

В пятницу днем после того, как ему передали дело Рафаэля Морреса, он получил расшифровки допроса подростков, записанного стенографистом в ночь убийства, принес их в свой кабинет и убрал в ящик стола. И теперь в это восхитительное утро они исчезли. Погода, видимо, собирается побить все прошлые рекорды по жаре, а проклятых расшифровок полицейского допроса нигде обнаружить не удалось. Он начал обыскивать кабинет. К половине одиннадцатого Хэнк истекал потом и готов был распахнуть надежные, как броня, окна и броситься вниз на мостовую. Он позвонил сторожу и попытался выяснить, не могла ли уборщица по ошибке выбросить отпечатанные листы в мусорную корзину. Он позвонил в стенографическое бюро и спросил, не взяла ли их случайно по собственной инициативе какая-нибудь машинистка с куриными мозгами Он вызвал Дейва Липшица и поинтересовался, не заходил ли кто-нибудь подозрительный в его кабинет. Он обыскал кабинет во второй раз, потом в третий. Время близилось к одиннадцати.

Он сидел за своим столом, мрачно уставясь на стену и барабаня пальцами по столешнице, — к этому времени он уже сам созрел для убийства первой степени.

И в этот самый момент в его кабинет ленивой походкой вошел Альберт Соме с расшифровками под мышкой.

— Надеюсь, ты не возражаешь, Хэнк? — как ни в чем не бывало спросил он. — Я просто хотел сам их просмотреть — ведь это я отправился в участок в ночь убийства. Вот они, в полном порядке, по-моему, дело ясное, я могу прямо сейчас вынести приговор — электрический стул, мой друг, электрический стул.

Просматривая запись допроса и думая, как бы в это кошмарное утро обезопасить себя от следующего удара, Хэнк был склонен согласиться с мнением Сомса.

Прокурор выдвигает обвинение в убийстве первой степени по делу Морреса, а убийство первой степени неизбежно карается смертной казнью. Обвинительное заключение казалось Хэнку вполне справедливым. Убийством первой степени считалось умышленное и заранее обдуманное убийство. Дело по обвинению Апосто, Рейрдона и Дипаче — в особенности учитывая их показания в ночь ареста — почти не оставляло сомнений в том, что убийство было предумышленным.

Эти парни заявились в Испанский Гарлем с хладнокровным намерением. Они наносили удары не в порыве страсти с намерением нанести лишь тяжкие телесные повреждения. Они пришли туда для того, чтобы убить, и в слепой ярости обрушились на первую попавшуюся жертву Более очевидного случая убийства первой степени он еще не встречал. Даже лейтенанту, возглавляющему детективный отдел, удалось пробить брешь в очевидном вранье Апосто и Рейрдона.

Кивнув и как бы соглашаясь с самим собой, Хэнк открыл первую страницу допроса Дэнни Дипаче и начал читать:

Зазвонил телефон. Хэнк неохотно отложил в сторону расшифровку и с дурным предчувствием потянулся к трубке. В это «чудесное» утро он нисколько бы не удивился, если бы ему сообщили, что банк лишил его права выкупа закладной, что Гудзон вышел из берегов и залил его гостиную, что…

— Генри Белл слушает, — сказал он.

— Хэнк, это Дейв. У меня тут женщина. Говорит, что хочет встретиться с тобой.

— Женщина? — Чувство тревоги усилилось. Белл нахмурился.

— Да, — ответил Дейв. — Мне впустить ее?

— А зачем она хочет встретиться со мной?

— По поводу убийства Морреса.

— Кто она, Дейв?

— Говорит, что ее зовут миссис Дипаче.

— Мать Дэнни Дипаче?

— Подожди секунду. — Дейв отодвинул трубку. — Вы мать Дэнни Дипаче? — услышал Хэнк вопрос, затем голос Дейва снова раздался в трубке:

— Да, это она, Хэнк.

Белл вздохнул:

— Ну что ж, в любом случае я собирался встретиться с ней, так что могу поговорить и сейчас. Впусти ее.

— Хорошо, — сказал Дейв и отключился.

Хэнк положил трубку на рычаг. Он не ожидал появления этой женщины. Во время подготовки дела ему пришлось бы один раз вызвать ее к себе, но только лишь для того, чтобы уточнить биографию парня. Ее неожиданный визит раздосадовал его. Он надеялся, что она не станет плакать. Она должна понять, что он — государственный обвинитель, которого граждане округа Нью-Йорк выбрали защищать их права, и он будет защищать эти права так же решительно, как адвокаты ее сына будут защищать его права. И тем не менее он знал, что она будет плакать. Он никогда не встречался с ней, но она — мать мальчика. Она обязательно будет плакать.

Он собрал со стола документы и убрал их в ящик. И откинулся на спинку стула в ожидании матери Дэнни Дипаче, вопреки всему надеясь, что ее визит не добавит неприятностей к этому ужасно начавшемуся дню.

Она оказалась моложе, чем он предполагал. Он понял это в тот момент, когда женщина вошла в маленькую приемную. Потом она подошла к его кабинету, и он разглядел ее лицо. Его словно ударили чем-то тяжелым, и он внезапно понял, что все события прошлой ночи и сегодняшнего утра готовили его к этой единственной чудовищной шутке. Он узнал ее и в потрясении не мог произнести ни слова.

— Мистер Белл? — нерешительно произнесла миссис Дипаче, и их глаза встретились. Тень узнавания промелькнула на ее лице, она тоже испытала потрясение и замерла на пороге. Не веря своим глазам, она потрясла головой и неуверенно спросила:

— Хэнк? — и повторила более твердо:

— Хэнк?

— Да, — выдавил он и с удивлением подумал, почему это должно было произойти именно с ним. Он вдруг почувствовал, что его затягивает в омут, где он должен плыть, чтобы выжить, иначе утонет.

— Ты… мистер Белл?

— Да.