Бич и молот. Охота на ведьм в XVI-XVIII веках - Антология. Страница 64

Джейн Уир еще больше запутала дело рассказом о демоне-помощнике, который помогал ей прясть «необычайно много пряжи скорее, чем три или четыре женщины могли бы сделать то же самое». Очень давно, когда она еще работала учительницей в школе в Далките, она отдала душу дьяволу, произнеся в присутствии одной маленькой женщины: «Все мои горести и печали, идите за мной к двери». Еще в 1648 г. она и ее брат «ездили из Эдинбурга в Маслборо и обратно в карете шестерней, причем лошади выглядели так, словно были из огня». Именно Джейн Уир заявила, что терновый с резным навершием посох майора был на самом деле его магическим жезлом. С ее подсказки люди немедленно вспомнили, что Томас Уир всегда опирался на него во время молитвы, как будто его вдохновлял сам дьявол.

Присяжные большинством голосов вынесли Томасу Уиру приговор «виновен», его сестре такой же приговор вынесли единогласно.

Майора Уира удушили и сожгли на специальной площадке для казней между Эдинбургом и Лифом 11 апреля 1670 г., а его сестру Джейн на следующий день на Травяном рынке Эдинбурга. На лестнице перед виселицей женщина обратилась к толпе: «Я вижу толпу людей, которые пришли сюда посмотреть на смерть жалкой старухи, но сомневаюсь, что среди вас много таких, кто скорбит и оплакивает нарушение Завета».

Немало современных памфлетов и страниц личных дневников было посвящено описанию этого события, его продолжали обсуждать еще, по крайней мере, целое столетие. Дом Уиров в Эдинбурге стоял пустой, обогащая местный фольклор историями о привидениях и рассказами о таинственных происшествиях. Призрачные кареты подъезжали к крыльцу, чтобы отвезти майора и его сестру в ад. Сто лет дом пустовал, пока наконец какая-то обедневшая чета, соблазнившись низкой арендной платой, не въехала в него, к величайшему удивлению всего города; но уже на следующее утро они сбежали, утверждая, что всю ночь пролежали без сна, глядя на телячью голову, которая глазела на них из темноты. После этого дом Уиров пустовал еще 50 лет. Незадолго до его сноса в 1830 г. Вальтер Скотт подтвердил, как сильно здание занимало воображение эдинбуржцев: «Дерзок был тот школяр, который осмеливался приблизиться к мрачной развалине, с риском увидеть зачарованный посох майора, дозором обходящий старинные комнаты, или услышать жужжание магического колеса, доставившего сестре его славу искусной пряхи».

Мошенница из Баргаррана

Множество мужчин и женщин расстались с жизнью по вине детей, причем их убийцы не только не были наказаны, но, наоборот, заслужили всеобщее одобрение. Почти через 100 лет после дела уорбойсских ведьм в Англии появился его шотландский эквивалент: дело ренфрюширских ведьм 1697 г. В то время как в Англии мания преследования ведовства уже подходила к концу, некая одиннадцатилетняя девочка Кристина (Кристиан) Шоу, третий ребенок в семье Джона Шоу, лэрда Баргаррана, возле Пейсли, графство Ренфрюшир, сумела сделать так, что 21 человеку было предъявлено обвинение в ведовстве и семеро из них сгорели на костре в Пейсли. Симптомы истерии и злобы, продемонстрированные этой «баргарранской мошенницей», как назвал ее в 1785 г. Хьюго Арно, очень напоминают поведение ее ближайших американских «коллег» — столь же извращенных, хотя и причинивших меньше несчастий и горя детей Гудвинов или Маргарет Рул. Как и они, Кристина Шоу была осведомлена о существовании других одержимых детей, а память о том, как Дженет Дуглас околдовала сэра Джорджа Максвелла, была еще совсем свежа в графстве: с тех пор минуло всего 20 лет.

В понедельник, 17 августа 1696 г., маленькая Кристина увидела, как «молодая видная девушка» украла кружку молока, и пригрозила ее выдать. Девушка, Кэтрин Кэмпбелл, «нрава гордого и мстительного», пожелала, чтобы дьявол протащил душу Кристины через ад. 21 августа пользовавшаяся дурной репутацией старуха по имени Агнес Нейсмит задала Кристине вопрос, как та поживает, на что девочка фыркнула. 22 августа с Кристиной случился припадок: она согнулась пополам, язык ее запал в горло, и она кричала, что Кэтрин и Агнес мучают ее. Во время припадков или приступов одержимости девочка выплевывала всевозможные кусочки, которые, по ее словам, заставляли ее глотать невидимые мучительницы: гнутые булавки, мелкие косточки, угольки, сено, гальку, волосяные шарики, свечное сало, перья и яичную скорлупу. Она спорила с призраками, цитировала им Библию. Врач, доктор Мэтью Брисбейн, доложил, что Кристина во всем, за исключением своих припадков, «абсолютно здорова», и признался в своей неспособности определить суть ее недомогания. Второй врач, доктор Маршалл, согласился с ним.

Пять месяцев спустя, 19 января 1697 г., Тайный совет Шотландии назначил комиссию по расследованию предполагаемого ведовства в Баргарране. Кристина тем временем значительно расширила круг обвиняемых: Элизабет Андерсон, 17 лет; ее отец, Александр, нищий; Джин Фултон, ее бабка; и два ее кузена, «косоглазый» Джеймс, 14 лет, и Томас Линдсей, 11 лет. В числе обвиняемых оказались даже две женщины из высшего сословия: Маргарет Лэнг, «персона чрезвычайно серьезная и рассудительная», и ее семнадцатилетняя дочь Марта Семпл. Эти двое отважно предстали перед обвинителями, хотя легко могли бы скрыться, причем Маргарет презрительно заявила: «Пусть дрожат те, кто боится, и бегут те, у кого в том нужда, а я не побегу». Пренебрежение, которое она выказывала на протяжении всего процесса ко всему происходящему, напоминает отважное поведение Агнес Сэмюэл во время Уорбойсского суда.

Некоторые из обвиненных, Элизабет Андерсон к примеру, обвиняли других, пока не набрался, наконец 21 человек. Кристина утверждала, что все они — ведьмы, которые преследуют ее в облике призраков, и изображала припадок за припадком, как только кому-нибудь из них приказывали до нее дотронуться. В точности как салемская церковь в 1692 г., кирха объявила 11 февраля днем всеобщего поста ради освобождения Кристины от одержимости. Кроме того, священники постоянно посещали Кристину, по всей видимости, это поощрило ее бредовые измышления.

Следственная комиссия тоже не сидела сложа руки и через два месяца представила свой отчет, в который входили и признания троих внуков Джин Фултон: Элизабет Андерсон, Джеймса и Томаса Линдсея. Все трое дополнили обвинения Кристины недостающими деталями. Они описали, как бабка брала их с собой на шабаш и как там им давали по куску печени некрещеного младенца, однако поскольку они отказались есть, то теперь могли признаться, в отличие от других ведьм и колдунов, которые отведали плоти и теперь должны были молчать. Они сообщили, что убили священника (тот скончался уже довольно давно), втыкая булавки в его восковое изображение; задушили двоих детей (которых также давно не было в живых) и перевернули паром, в результате чего утонули два человека. Элизабет сообщила, что видела, как дьявол разговаривал с ее отцом, Агнес Нейсмит и другими во дворе Баргаррана и как они сговаривались убить Кристину Шоу, «остановив ее дыхание». Покопавшись как следует в памяти, она припомнила еще одну такую же встречу, имевшую место семь лет тому назад, и как она летала со своим отцом.

Эти детские фантазии оказались достаточным поводом для создания новой комиссии, которая возникла 5 апреля 1697 г. и получила право выносить смертный приговор. Новые судьи исторгли еще два признания и 13 апреля 1697 г. передали предварительное заключение по делу на рассмотрение суда присяжных. Сторона обвинения под предводительством самого лорда-адвоката предупредила присяжных, что если те оправдают заключенных (уже признанных ведьмами благодаря наличию дьявольских меток), то «станут соучастниками отступничества и святотатства и разделят вину за все убийства, мучения и соблазнения, которые тем удалось совершить». После такого напутственного слова присяжные заседали семь часов и вынесли семь вердиктов «виновны» трем мужчинам (включая четырнадцатилетнего Джеймса Линдсея) и четырем женщинам: двум благородным дамам, Маргарет Лэнг и ее дочери, служанке Кэтрин Кэмпбелл и Агнес Нейсмит. Их и сожгли 10 июня 1697 г. в Пейсли. Подкова на Джорджстрит до сих пор отмечает место их казни. В одном из отчетов отмечается, что осужденных слишком рано сняли с виселицы и бросили в огонь; так что, очевидно, кого-то сжигали живьем. У одного человека взяли палку, чтобы запихивать в костер ноги ведьм, когда те высовывали их, и после он отказался взять ее назад, заявив: «Чтобы я взял в свой дом палку, которая коснулась ведьмы?»