Кукла - Макбейн Эд. Страница 3

Он подал ей свой носовой платок. Она молча взяла его и высморкала нос, но не попыталась при этом утереть слезы.

– Он бил ее, – сказала она. – Я слышала, что она плакала, но я боялась войти туда. Поэтому я стала играть в... в то, что мы с куклой ничего не слышим. А потом... а потом я и на самом деле ничего не слышала.

– Ладно, Энни, – сказал Карелла. Знаком он подозвал к себе полицейского, стоявшего у двери. Когда тот приблизился, он шепотом спросил у него: – Ее отец где-нибудь поблизости? Дали ему знать о случившемся?

– Фу ты, черт, а я и не знаю до сих пор, – сказал полицейский. Он повернулся к двери и заорал: – Эй там, кто-нибудь может сказать, связались уже с мужем или нет?

Полицейский из отдела убийств, работавший сейчас вместе с сотрудником криминологической лаборатории, оторвал взгляд от записной книжки.

– Муж сейчас в Аризоне, – сказал он. – Они уже три года как развелись.

Лейтенант Бернс справедливо считался человеком терпеливым и умеющим войти в чужое положение, однако были моменты, когда и он срывался. И это случалось не раз в последнее время, когда Берт Клинг своим поведением просто стал доводить его до белого каления. И хотя он, будучи действительно человеком терпеливым и входящим в чужое положение, всей душой понимал, что у Клинга имеются основания так себя вести, однако он пришел в конце концов к выводу, что больше не может его терпеть в своем участке. Бернс уже успел усвоить, что психология является весьма значительным, если не решающим фактором в работе полицейского, поскольку она помогает понять тот непреложный факт, что в мире просто нет прирожденных преступников, а есть психически неуравновешенные люди, у которых происходит срыв под давлением самых различных обстоятельств. И психология призвана помочь не осуждать этих людей, а относиться к ним с пониманием. Таким образом она вооружает тебя научно апробированным инструментом. И действительно, очень приятно и даже полезно им пользоваться – этим инструментом, который дает тебе в руки психология, – но все это до тех пор, пока какой-нибудь подонок не ударит тебя ногой в промежность где-нибудь ночью в темном переулке. После этого тебе как-то трудно бывает сразу же сообразить, что этот вор, и бандит – просто жертва душевной травмы, которую он получил в далеком и безрадостном своем детстве. Примерно в этом направлении рассуждал он, думая сейчас о Клинге. С одной стороны, он целиком и полностью понимал, что травма, полученная Клингом, достаточно глубока и что нынешнее поведение его объясняется именно этой травмой, но с другой стороны, он видел, что как полицейский Клинг уже просто перестал отвечать самым элементарным требованиям и терпеть это дольше невозможно.

– Я хочу добиться его перевода, – сказал Бернс Карелле этим утром.

– Почему?

– Потому что он развалит всю работу моего отдела, черт побери, вот почему, если ты уж так хочешь знать, – сказал Бернс. Ему было неприятно разглагольствовать на эту тему и в обычной обстановке он не стал бы спрашивать чужого мнения относительно принятого им лично решения. И в то же время он чувствовал, что это его решение не может считаться окончательным и бесповоротным, и поэтому злился. Ему вообще-то всегда нравился Клинг, но в последнее время он явно перестал ему нравиться. Он все еще считал, что из него мог бы выйти отличный полицейский, но с каждым днем убеждался, что тот не оправдывает возложенных на него надежд. – У меня и без него хватает паршивых полицейских, – сказал он вслух.

– Берт – вовсе не плохой полицейский, – сказал Карелла. Он стоял перед заваленным бумагами столом Бернса в его маленьком кабинете и, слушая доносившийся снаружи уличный весенний шум, думал о пятилетней девочке Энни Закс, которая послушно высморкалась в его платок, так и не сообразив утереть им катящиеся по щекам слезы.

– Нет, он просто пошел вразнос, – сказал Бернс, – Да, да, я прекрасно знаю, какая беда приключилась с ним, но ведь люди умирали и прежде, Стив, и ты прекрасно знаешь, что и убийства тоже случаются – не он первый и не он последний. И в конце концов пора ему уже стать взрослым и понять, что так устроена жизнь, а не вести себя так, как будто все вокруг виноваты в его беде. Никто из нашего участка не имел ни малейшего отношения к смерти его девушки и это – совершенно бесспорный факт. А я лично, например, просто сыт по горло тем, что почему-то должен чувствовать себя виноватым в случившемся.

– Да ведь он вовсе не обвиняет в этом тебя, Пит. И никого из нас он ни в чем не винит.

– Да он считает весь мир виноватым и это как раз и есть самое паршивое. Вот, например, сегодня он всерьез поругался с Мейером только потому, что Мейер взял трубку телефона, стоявшего на его столе. Понимаешь? Этот чертов телефон зазвонил, а Мейер снял параллельную трубку на ближайшем из столов, который и оказался столом Клинга. И только из-за этого Клинг полез в бутылку. Просто невозможно вести себя так в отделе, где люди работают вместе. Нет, Стив, дальше терпеть этого нельзя. Я намерен добиться его перевода.

– Это будет для него страшнейшим ударом.

– Но это будет огромным облегчением для всего участка.

– Не думаю...

– А никто и не спрашивает, что ты по этому поводу думаешь, я не нуждаюсь в чьих-либо советах, – оборвал его Бернс.

– Тогда какого черта ты позвал меня сюда?

– Понимаешь, чего я хочу? – сказал Бернс. Он вдруг резко поднялся из-за стола и начал прохаживаться у затянутого сеткой окна. – Ну, ты видишь, какие склоки он заводит? Даже мы с тобой просто не можем сесть и спокойно поговорить о нем, без того, чтобы не приняться орать друг на друга. Именно это я и имею в виду и именно поэтому я хочу избавиться наконец от него.

– Но ведь ты не станешь выбрасывать на помойку хорошие часы, если они вдруг начали немного отставать, – сказал Карелла.

– Нечего прибегать к дурацким сравнениям, – рявкнул Бернс. – У меня здесь отдел детективов, а не часовая мастерская.

– Это метафора, – поправил его Карелла.

– Мне все равно, что это, – отрезал Бернс. – Я завтра же позвоню шефу службы детективов города и попрошу его перевести куда-нибудь Клинга. И нечего больше говорить об этом.