Лёд - Макбейн Эд. Страница 5

– А я докладываю об убийстве, -сказал Левин, будто одно это слово должно было освободить дорогу для решительных действий. Будто, услышав это слово, каждый должен был все бросить и взяться за оружие. И Левин был прав.

– Выкладывай, – сказал Карелла.

– Имя девушки – Салли Андерсон, – сказал Левин. – Говорит тебе что-нибудь?

– Ничего, – ответил Карелла и осмотрелся. Уиллис вернулся из канцелярии не только с горячей водой от Мисколо, но и с самим Мисколо. Мисколо встал на корточки рядом с женщиной, лежавшей на полу. Карелла понял, что Мисколо и Мейер решили попробовать принять роды.

– Почему я звоню?.. – сказал Левин. – Потому что подозреваю, что это как-то связано с вашим случаем.

Карелла положил перед собой блокнот и взял карандаш. Он не мог отвести взгляда от того, что происходило в комнате.

– Мне звонили из отдела баллистики десять минут назад, – сказал Левин. – Звонил некий Дорфсман, неглупый субъект. По поводу пуль, что извлекли из груди и головы девушки. А вы расследуете преступление, связанное со «смит-и-вессоном» тридцать восьмого калибра?

– Да, – сказал Карелла.

– Это убийство. То, что вы расследуете. Вы посылали пули на экспертизу Дорфсману, верно?

– Да, – подтвердил Карелла. Он записывал и поглядывал на беременную.

– Эти пули идентичны с теми, что извлекли из той девушки.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Дорфсман не ошибается. В обоих убийствах стреляли из одного ствола.

– Гм... – Карелла задумался.

Посреди комнаты Мисколо сказал:

– Дыши!

– Сильнее, – сказал Мейер.

– Как скажешь, – сказал Мисколо.

– Итак, я хочу знать, кто займется этим? – спросил Левин.

– Ты уверен, что это тот же ствол?

– Нет сомнений. Дорфсман десять раз разглядывал пули под микроскопом. Никакой ошибки. Тот же самый «смит-и-вессон».

– Мидтаун-Ист находится далеко от нас, – сказал Карелла.

– Я знаю. Я не хочу подбрасывать тебе лишнюю работу, поверь. Я просто не знаю, что следует делать по уставу в нашем случае.

– Ну, если они связаны между собой, тогда я полагаю...

– Да, они связаны. Но мы должны решить, чьи они – твои или мои? Кто будет расследовать? Я хочу сказать, что первое донесение пришло к тебе.

– Я уточню у лейтенанта, – сказал Карелла, – когда он придет.

– Я уже уточнил у моего. Он считает, что я должен передать эти дела тебе. Это не имеет отношения к тому, что у нас очень много своих дел, Карелла. Лишний жмурик нам не помеха. Просто думается, что ты уже начал работать над этим, достаточно посуетился...

– Посуетился, – согласился Карелла.

– И я не знаю, что тебе удалось найти на сегодняшний день...

– Не много. Жертва была мелким торговцем наркотиков, дилером граммов.

– А эта девушка – танцовщица, другая жертва.

– Наркотиками торговала?

– Пока ничего не знаю, Карелла. Вот почему я звоню. Если я буду расследовать, то буду разбираться. Если это твое дело, тогда я отойду в сторонку.

– Вот так, правильно, – улыбнулся Манер, стряхивая пот со лба. – Очень хорошо.

– Показалась головка, – сказал Мисколо. – Теперь можно тужиться немного сильнее.

– Вот так, – снова улыбнулся Мейер.

– Я переговорю с лейтенантом и перезвоню, – сказал Карелла. – Тем временем сможешь послать мне бумаги по этому поводу.

– Будет сделано. Я не стану тебе напоминать...

– Что первые двадцать четыре часа – самые важные, – произнес заученное правило Карелла.

– Так что если я начну действовать, то с сегодняшнего дня.

– Я тебя понял, – сказал Карелла. – Я перезвоню.

– Тужься! – крикнул Мисколо.

– Тужься! – крикнул Мейер.

– О Боже! – простонала женщина.

– Выходит, выходит! – заорал Мейер.

– О Боже, о Боже, о Боже! – стонала женщина.

– Какой красавчик! – воскликнул Мисколо.

Мейер поднял заляпанного кровью ребенка и шлепнул. Победоносный крик нарушил тишину комнаты.

– Мальчик или девочка? – спросил один из пьяниц.

Глава 3

Карелла перезвонил Левину только в десять минут двенадцатого: все это время он работал с протоколами о двух трупах. В комнате детективов стало заметно тише. Проститутку и ее новорожденную дочь «Скорая помощь» увезла в больницу. Четверо пьяниц «за пьянство в общественном месте» были посажены в машину, которая их увезла. Ликующий детектив Дженеро, вероятно, не понимал, что «пьянство в общественном месте» – это простое нарушение,в отличие от мисдиминора(наименее опасные преступления) и фелонии(тяжкие уголовные преступления), – за него сажали на пятнадцать суток. В то ясное февральское утро в комнате детективов все видели, что Дженеро тратит впустую время и пускает на ветер деньги налогоплательщиков, когда отправляет пьяниц в центр города, где судья их отпустит на свободу пинком под зад. Каждый квадратный дюйм тюремного пространства был нужен для более серьезных нарушителей, чем четверка веселых пьянчуг. Мужчины и женщина, явившиеся в комнату детективов в субботу в 11.00, как раз когда Дженеро вел к машине процессию алкашей, только покачали головой.

Женщина была детективом второй степени из особой части штабного дивизиона. Ее звали Эйлин Берк. Она иногда работала на 87-й участок – когда требовалась женщина в качестве приманки. Это означало, что Эйлин должна была разгуливать по улице как приманка для насильников и прочих дегенератов. У Эйлин были зеленые глаза и рыжие волосы; у нее были длинные-предлинные ноги, гладкие, с сильными икрами и узкими лодыжками. У Эйлин были очень красивая грудь и роскошные бедра. Рост ее был пять футов и девять дюймов. Таким образом, трудно было не заметить ее на улице, если кому-то взбрело бы на ум изнасиловать кого-нибудь. Однажды Эйлин разрабатывала преступление с Хэлом Уиллисом, где тот играл роль ее партнера, лежа с ней в одном спальном мешке в парке: оба изображали страстных любовников в сложной схеме, в которой также участвовали детективы Мейер и Клинг, переодетые в монашек, – они сидели на ближайшей скамейке.

Эйлин теперь уже не помнила, зачем она легла в мешок с Уиллисом. Она только помнила, что Уиллис все время норовил положить руку ей на задницу, в то время как она пыталась вести наблюдение за третьей скамейкой, на которой стоял обеденный судок с пятьюдесятью тысячами долларов: вместо денег в судок положили пятьдесят тысяч обрывков газет. Уиллис, исполняя роль страстного любовника, осыпал ее поцелуями, когда они обнимались в спальном мешке в тот холодный день. Ласки прекратились моментально, когда приманку в виде обеденного судка подобрал молодой хмырь и двинулся прочь по направлению к другой скамейке, на которой сидел «слепой» Дженеро. Дженеро встал, сбросил черные очки, расстегнул третью пуговицу плаща красивым движением руки – как делают детективы, которых он видел в кино, – потянулся за пистолетом и бабахнул себе в ногу. На посту в спальном мешке Уиллис сумел включить переговорное устройство, установив его между грудей Эйлин, и принялся орать Хейзу, который сидел в машине без номера на Гровер-авеню, что «рыбка» движется в его направлении... Да, думала Эйлин, всегда забавно работать на 87-й участок. Все-таки жаль, что она встречается так редко с Уиллисом. Интересно, женат ли он? И что это ей вдруг стали так часто приходить в голову мысли о замужестве? Не потому ли, что никто не прислал ей поздравительной открытки в День святого Валентина?

В следственном отделе было относительно тихо: Дженеро и все его арестованные отправились по разным направлениям (путана вырвалась из его хватки – на какое-то время). Коттон Хейз, сидя за своим письменным столом, принимал заявление от чернокожего толстяка, который утверждал, что жена обсыпает его раскаленным песком, когда он поздно приходит домой, – она считает, что он «рассекает синеву» с другой женщиной. Так он и сказал – «рассекает синеву». Хейз нашел это выражение поэтичным. Хэл Уиллис вел двух подростков в масках по дорожке, проходившей через участок рядом с камерами предварительного заключения на уровне улицы, к машине с запертыми в ней пьяницами, которых арестовал Дженеро и которых отправляли в центр города. Подростки по-прежнему отказывались снимать лыжные маски. Один из пьяниц в машине спросил их, не готовятся ли они к вечеринке с маскарадом. Когда Уиллис передал их полицейскому в форме, который захлопнул дверцу машины за ними, Эйлин Берк уселась на край стола Уиллиса, скрестила восхитительные ноги, глянула на часы и задымила сигаретой.