Озорство - Макбейн Эд. Страница 52
— Я капитан команды, — представился он.
— Ну?
— ...и хочу купить у вас униформы на память об этой победе.
— Какие? — спросил человек на другом конце провода.
Сильный акцент уроженца Спокойного Места. Перед мысленным взором Картера предстал пожарный гидрант с сигарой во рту.
— Униформы, — произнес он, — которые носят сборщики мусора, работающие на мусоровозах.
— Вы имеете в виду темно-зеленые униформы? — уточнил человек.
— Да, — ответил Картер, — эти.
— У нас здесь есть такие, — сказал человек. — Рубашки с длинными рукавами, брюки, куртки и шапки. Все, что вам нужно. И рубашки с короткими рукавами и даже бумажные свитеры. Можем вам их дать. В них очень хорошо играть в бейсбол.
— Где вы находитесь? — спросил Картер.
— Отдел информации. У нас здесь есть что-то вроде маленького магазина. Комната 831. Приходите и найдете там все, что вам нужно. Золотая, 335. Знаете, где Золотая улица?
Пройдете по Нижней площади. Мы находимся рядом с тем местом, где был старый рынок. Комната 831. Приходите, и мы вас обслужим. Рубашки стоят 11 долларов. Те, которые с длинными рукавами. А брюки 15. Если вам нужен свитер...
— А у вас есть заплаты?
— Заплаты?
— Заплаты на рукава.
— Не знаю, есть ли они. Но вам могут их сделать. Поговорите с продавцами.
— А вы не сможете мне их достать, а? Я пришью их куда надо, и будет красота.
— Я подумаю, что смогу для вас сделать. Ладно? Сколько вам нужно комплектов?
— Всего четыре.
— Когда вы придете за ними?
— Завтра в течение дня.
— А я завтра выходной.
— Вы сможете оставить их для меня?
— Рубашки? Они здесь. Вам нужно только...
— Заплаты.
— Конечно, если я смогу их достать. Как вас зовут?
— Рэй Гарднер.
— Все в порядке, Рэй. Посмотрю, что смогу сделать для вас.
— Огромное спасибо.
— Пустяки.
Все легко и просто.
А вот достать мусоровоз будет чуточку труднее.
Сэнсон хотел, чтобы он угнал мусоровоз в тот самый день, когда они пойдут на дело. Приблизительно в полдень.
И подъехал на нем прямо к реке. Картеру этот план не понравился, и вот почему. Во-первых, воровство среди бела дня.
Это увеличивает риск. И кроме того, весь день машины ездят по городу, их не оставляют в безлюдных местах. А ночью они находятся на огражденных стоянках; на верху ограждений установлена колючая проволока. Ночью туда почти невозможно проникнуть, а днем об угоне и думать нечего. Сэнсон внимательно выслушал его возражения — он всегда внимательно слушает, глухой черт, — и сказал: «Ладно. Но сделайте это накануне ночью, поближе к утру. Я не хочу, чтобы какой-нибудь мусорщик обнаружил пропажу и всполошил весь департамент». Они договорились, что Картер угонит грузовик из гаража на улице Блэтти, что в Риверхеде, в глухую ночь накануне концерта.
А сейчас ему нужно достать слоенку.
Он видел движение в машине, толстяк не собирался спать.
Больше всего на свете Картер ненавидел сознательных государственных служащих. Он посмотрел в сторону фургона.
Может быть, дверь скрыта тенью, и он рискнет проникнуть внутрь под носом бодрствующего сторожа. Нет, дверь была освещена. А ему-то всего и нужно было полминуты, чтобы отпереть замок. Ну почему его сон не берет, этого парня?
Картер подождал еще десять минут, подумал, что толстяк будет бодрствовать всю ночь, и направился к окружавшим озеро деревьям. Только бы не наступить на каких-нибудь любовников. Он обогнул озеро, подошел к подъездной дороге, поднял камень величиной с дыню, приблизился к машине сзади, запустил камнем в заднее стекло и спрятался за деревьями. Толстяк с воплем выскочил из машины. Полминуты — и Картер уже возле фургона. Еще минута — и он отпер замок и открыл дверь. Прислушался. Где-то слева, на подъездной дороге, толстяк охотился за призраками. Затаив дыхание, Картер прикрыл за собой дверь и запер ее изнутри.
Потом вынул из кармана фонарь, хорошо заэкранировал его и только после этого включил. Фонарь испускал тонкий лучик света. Этого ему было достаточно, и он начал обыскивать фургон. Ящики не были заперты, потому что нечего было красть. Разве вот только слоенки. Приставленный к фургону охранник был абсолютно уверен, что ничего не случится. В металлическом шкафу, стоявшем в дальнем углу помещения, он нашел коробки со слоенками. Все слоенки были помечены, в левом углу, штампом фирмы и закодированы четырьмя цветами: желтым, розовым, голубым и оранжевым. Были слоенки с названиями различных ансамблей и были слоенки с крупными цифрами 1, 2, 3, 4. Наконец он нашел требуемое: слоенки с надписью ДОСТУП ПОВСЮДУ. Он не знал, каким цветом закодирован нужный Глухому день, и поэтому взял по одной слоенке каждого цвета. Потом схватил с полки горсть шнуров, выключил фонарь и хотел было уже выходить из фургона, как вдруг услышал за дверью шаги охранника.
Он затаился в темноте.
Толстяк подергал дверь за ручку.
Обычное дело.
Дергай-дергай, проверяй, заперта ли она.
Картер не зря запер дверь изнутри.
Он выжидал.
Шаги удалялись.
Картер услышал, как открылась дверь машины и снова закрылась. Толстяк звонил в контору: «Эй, кто-то разбил стекло моей машины!»
Картер подождал еще десять минут. Потом приоткрыл дверь, посмотрел в сторону машины, открыл дверь шире, вышел из фургона на лужайку и бесшумно растворился в ночи.
Следующее письмо Глухого принесли в комнату детективов в четверг, второго апреля, рано утром. Как обычно, короткая записка, скрепленная с листом бумаги. Вот что было написано в записке:
Дорогой Стив!
Доходит?
Привет.
Сэнсон
P.S. Чуть позже.
А вот что повествовала фотокопия из книги Риверы:
"Белокурые волосы Сишоны сверкали в лучах четырех лун. Повсюду вокруг них извивались обнаженные тела. Вопящие в ночи голоса.
— Толпа уничтожит самое себя, — сказала она Тайконе и продолжала:
— Она внезапно изменит свое поведение и увидит в себе старого врага. Ярость ослепит ей глаза. Она будет чувствовать только вражду, внушенную ей Старейшинами.
— Река течет быстрее после Весенних Обрядов, — произнес Тайкона.
— Но ярость поднимется раньше, — откликнулась Сишона."
— Не пойму, о чем он, черт его побери, толкует? — сказал Карелла.
— Ривера или Глухой? — спросил Браун.
— Глухой, — ответил Карелла. — Что этот проклятый осел пытается нам сообщить?
— Он не осел, — возразил Мейер. — Он скорее всего гений.
— Вот это он и хочет нам внушить.
— Давайте вспомним все с самого начала. Идет? — предложил Мейер. — Вначале он сообщил нам о толпе, которая вот-вот взорвется.
— Я хочу еще раз посмотреть эту дрянь, — сказал Карелла. Он начал раздражаться. Глухой всегда раздражал его.
Главным образом тем, что был глухим. Или представлялся глухим. Карелла никого в своей жизни так не любил, как женщину, которая действительно была глухой. Сукин он сын...
— Вот, возьми, — произнес Хейз.
Вчера зубной врач удалил краску с его зубов, и он снова выглядел нормально. Или почти нормально. Вначале зубной врач счистил краску и другие вещества тонким абразивным диском, потом отполировал зубы бумагой, покрытой наждачной пудрой. А в конце сообщил Хейзу, что эмаль не восстановится. Именно это ему и не сказали перед тем, как он позволил им испоганить свои зубы. Кальций реминерализирует их, успокоил его зубной врач. Черт знает, что это значит. Хейз был зол. И на Глухого, и на зубного врача.
Сыщики еще раз перечитали первое послание:
"Я страшусь взрыва, — произнес Тайкона. — Я страшусь, что топот ног преждевременно разбудит землю. Страшусь, что голоса множества людей разгневают спящего бога дождя, и он в ярости разверзнет хляби небесные до того, как будет побежден страх. Я страшусь, что невозможно будет обуздать ярость толпы.
— Я разделяю твой жуткий страх, сын мой, — сказал Окино. — Но ведь Равнина огромна, ее нельзя окружить стеной. Она вместит любую толпу, какой бы колоссальной она ни была. Потому-то и выбрали наши предки эту Равнину для ежегодных весенних священных празднеств."