Румпельштильцхен - Макбейн Эд. Страница 17

— Нет-нет, что ты, — быстро ответил Шерман, но я явно представил, как он пристально всматривается как раз в этот момент в циферблат часов, что стояли у него на столике у кровати.

— Вы наверняка уже слышали о Викки Миллер…

— Это ужасно, — ответил он. — Жутчайшее потрясение. У нас в ресторане вчера была полиция. Они все задавали вопросы. Боже, такая симпатичная…

— Да, — проговорил я. — Джим, я звоню тебе потому что знаю, что у вас с Викки должно было быть подписано что-то вроде контракта…

— Имеешь в виду ее выступления у нас?

— Да. Ведь у вас был контракт, правда же?

— Тебе это нужно для чего-то определенного?

— Нет-нет. Я просто хотел узнать, кто из юристов представлял ее интересы. У нее был адвокат?

— Да, был.

— А ты мне можешь сказать, кто это был?

— Какая-то фирма из центра города, а уж название-то у них было и просто в дюжину имен. Так, дай мне вспомнить… Джексон, Гаррис… по-моему так. Джексон, Гаррис, Кто-то, Кто-то и…

— А может быть Блэкстоун, Гаррис?

— Блэкстоун, Гаррис, точно.

— Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок?

— Да, вся эта компания, — подтвердил Джим.

— А тебе случайно не известно, кто именно там был адвокатом Викки?

— Очень сожалею, но этого я не знаю. Ведь все это было очень просто. Я вручил Викки экземпляры контрактов и попросил, чтобы ее люди взглянули на них, а через два дня она принесла их мне уже подписанными, — она прервался ненадолго. Теперь Шерман проснулся уже окончательно. — Мэттью, а как ты думаешь, кто это все устроил?

— Понятия не имею.

— Ее ведь забили до смерти, а?

— Да.

— Вот, сукин сын, — ругнулся Джим.

— Ну, Джим, — сказал я ему, — спасибо тебе за ценную информацию.

— Рад, что смог помочь тебе, — ответил Джим и положил трубку.

Я набрал номер Честного Эйба Поллока, с кем мне уже довелось разговаривать лишь вчера насчет одного из моих клиентов, собиравшегося купить винный магазин. Первое, что Эйб сказал мне в ответ на мое приветствие было:

— Ну поимей же совесть, Мэттью. Ведь на то, чтобы составить полную смету стоимости, требуется все-таки некоторое время.

— Я тебе звоню совсем по другому вопросу, — ответил я.

— Слава Богу, — сказал он, — но тогда давай, выкладывай все просто и доходчиво, не забывай, что еще очень раннее утро.

— Виктория Миллер, — начал я, — та женщина, что была убита в ночь на понедельник.

— И что из того?

— Я так понял, что ваша фирма просматривала контракт, который Викки Миллер собиралась заключить с „Зимним садом“. На выступление там.

— Впервые об этом слышу, — признался Эйб.

— А ты можешь разузнать, кто из ваших занимался тем контрактом?

— Мэттью, а ты знаешь, сколько юристов работает здесь у нас?

— Сколько же?

— Да я даже сам не знаю, — ответил Эйб, — но поверь мне, что очень много. А когда тебе нужно все это узнать?

— Сейчас.

— Твое „сейчас“ я как должен понимать: „сейчас — сей момент“ или „сейчас — через десять минут“, или может быть „сейчас — завтра утром“? Мэттью, ты все-таки потрудись оговорить сроки.

— Мне хотелось бы поговорить с ее адвокатом, Эйб. И если ты сможешь помочь мне найти его…

— Да что такого необыкновенного в этом концертном контракте? — Сам по себе он не столь уж и важен.

— А что же тогда?

— Важно, оставила ли она завещание или нет.

— Ты что, хочешь, чтобы я еще пустился и на поиски завещания? Поимей же совесть, Мэттью.

— Ты только выясни, кто из ваших представлял ее интересы, и тогда я уже стану надоедать исключительно ему, ладно?

— Подожди-ка, — сказал мне Эйб, — я оставлю тебя пока на линии, я не кладу трубку.

— Спасибо, поблагодарил я.

Я ждал.

Вошла Синтия с чашкой кофе для меня. На ней были темно-синие брюки в обтяжку, синие же лодочки на высоком каблуке и блузка нежно-голубого цвета. Я глядел на нее в крайнем удивлении; Синтия очень редко носила брюки в офисе, отдавая по большей части предпочтение юбкам, которые очень выгодно подчеркивали все достоинства ее стройных, покрытых золотистым загаром ног. Она поймала на себе мой взгляд.

— Что такое? — поинтересовалась она.

— Просто я несколько удивлен.

— А что, разве не хорошо?

— Да нет же, очень здорово, — поспешил успокоить я ее.

— Тогда в чем дело?

— Обычно ты носишь юбки…

— А это так, для разнообразия, — сказала она, передернув плечами. — А что, разве существует какой-нибудь регламент на этот счет?

— Нет, конечно.

— Ну ладно. А вот Фрэнк говорит, что я выгляжу просто потрясающе.

— А-а… так ведь они вообще ничего не понимает в женских ножках.

— Chacun son gout, [4] — заметила она. — Да, кстати, а ты знаешь о том, что ты все еще сидишь с телефонной трубкой в руке?

— Это я жду Эйба Поллока.

— Его всегда приходистя ждать целую вечность, — проговорила она. — Сливок у нас больше нет, а поэтому я налила тебе туда „Дари-Рич“.

— Превосходно, спасибо, Син.

— Не за что, — ответила Синтия и выпорхнула из кабинета.

Я упорно продолжал ждать. Когда же Эйб наконец снова вернулся на линию, он сказал:

— Мэттью, кажется это займет еще некоторое время. У нас там наверху сейчас проводят большое совещание по поводу еще одной из наших многомиллионых сделок.

— Да-да, конечно.

— … и в данный момент я не могу никого вызвать оттуда. Ты в ближайшее время никуда не собираешься?

— Через двадцать минут мне нужно быть в банке „Трисити“.

— Хорошо, ведь это рядом с нами. Ты сможешь зайти сюда после того, как освободишься? А я к тому времени разузнаю, кто же все-таки занимался этим контрактом, и ты тогда сможешь переговорить непосредственно с ним самим.

— Я не смогу быть у вас раньше двенадцати-половины первого, Эйб.

— Меня там тогда уже не будет, я ведь очень рано обедую. Но, знаешь, я тогда оставлю для тебя записку, и еще я попрошу его дождаться тебя, идет?

— Я буду тебе очень признателен.

— Пустяки. А по тому, по другому вопросу, я тебя очень прошу, дай нам время хотя бы до конца недели. Ведь мой клиент — но только это строго между нами — не может сосчитать, сколько будет если к двум прибавить два, и у него целая вечность уйдет на то, чтобы просмотреть все свои книги и раскопать в них оптовые цены на все бутылки. Тогда с этим до пятницы, ладно?

— Отлично, Эйб.

— Я бы пожелал тебе прекрасного дня, — снова заговорил Эйб, — но мне кажется, что скоро пойдет дождь.

В Калусе во время сезона дождей можно ожидать грозу каждый день часа в три-четыре после полудня, как раз в это время зной в сочетании с высокой влажностью больше всего досаждают изнывающим от жары горожанам, нагоняя на них послеобеденную истому. Когда же на землю проливается дождь, то он безжалостно бросается в атаку на мостовые и тротуары, но хватает этого запала всего на какой-нибудь час или около того. Конечно, на какое-то время проливной дождь приносит хотя бы некоторое подобие облегчения, но стоит лишь ему перестать, как все тут же возвращается на круги своя, словно никакого дождя не было и в помине. О да, по сточным канавам текут быстрые потоки мутной воды, повсюду разливаются огромные темные лужи, и то здесь, то там дороги просто-напросто затопляет — но на смену непродолжительному ливню вскоре вновь приходят зной и влажность. И через каких-то несколько минут в воздухе снова повисает душное, потное марево. Но подобное бывает только во время сезона дождей. А январь вовсе не является таковым. В январе дождь вообще никто не ждет. Но тем не менее, как и предполагал Эйб, где-то в районе полудня на город обрушился сильный ливень. Это было как раз, когда я выходил из здания „Трисити“, и конечно же за время своей короткой перебежки от банка до дверей конторы „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок“.

Большинство юридических фирм, особенно те, чьи названия сами по себе больше напоминают скороговорку, да еще такую, что язык можно сломать, позволяют своим секретаршам и служащим на коммутаторе отвечать на телефонные звонки просто и сжато, что-нибудь типа: „Юридическая служба“. Но фирма „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Герфилд и Поллок“ не относилась к их числу. Когда я неторопясь вошел в огромную сплошь застеленную коврами приемную, располагавшуюся за массивными дубовыми дверьми, блондинка за секретарским столом весело щебетала в трубку телефона: „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок“, доброе утро…» Направляясь к ней через всю приемную, и на ходу стряживая воду с волос и с рукавов дорогого пиджака, который, как мне теперь казалось, обязательно сядет и будет впору если только моей дочери, я слышал, как она говорила в трубку: «Да, конечно, сэр, утро сегодня не очень доброе». Потом она еще слушала какое-то время. «Да, совершенно верно, сэр, — согласилась она, — это уже даже и не утро, действительно, уже день». Я молча стоял у ее стола. Блондинка взглянула на меня, мученически закатика глаза и сказала в трубку: «Да, и тоже не очень хороший, нет, сэр, а с кем вы хотели бы поговорить, сэр?» Затем она кивнула и сказала: «Подождите, пожалуйста», — и уже после этого она быстро подключила куда-то один из проводов.