Сиквел - Корелиц Джин Ханфф. Страница 5

– Мудак.

Она невольно рассмеялась.

– Нет, правда. Он думает, что восседает на эдаком Железном Троне мертвых белых поэтов из антологии Нортона [6] и может не думать о будущем. Но это не так. О будущем всем надо думать. Иначе нас проглотит кто-нибудь, кто думал вместо нас. Как говорит Дэвид Мэмет [7], «глотай, всегда глотай».

Анна отпила вино.

– Не могу сказать, что мне нравится, как это звучит. Но, раз уж вы коснулись будущего, что вы думаете насчет этого… – она еще не могла набраться смелости назвать это… романом. Возможно, из-за Джейка с его писательскими амбициями. – Насчет того, что я прислала вам.

– Так рада, что вы спросили, – сказала Матильда. Она насыпала половину пакетика стевии себе в кофе и теперь размешивала его. – Я на самом деле думаю, что там еще нужна шлифовка. Ничего особенного. Хотелось бы слегка расширить середину, чтобы нас что-то удерживало между завязкой и последними восьмьюдесятью страницами – они как раз безупречны. И мне хочется чуть большей глубины с Джерри. Чтобы мы по-настоящему прочувствовали, какому преследованию он подвергается. Кроме того, я хочу провести вычитку на политкорректность – ничего личного, теперь такие требования. Это наш крест. Но перво-наперво я хочу позвать Вэнди пропустить бокальчик и сказать ей, чтобы держалась за стул, потому что ей светит эксклюзив на совершенно удивительную новую писательницу, и она может сразу начинать благодарить меня, потому что это даже не кисмет. Это бешерт [8]. Это как автоматом получить персональную страницу во всех искусствоведческих справочниках. Литературная вдова становится литературной сенсацией, и, в отличие от ее мужа, с бескрайним горизонтом.

Анна нахмурилась – и не только потому, что подход Матильды отдавал безвкусицей. На самом деле быть вдовой Джейка ее ничуть не тяготило. Она вообще приложила немало усилий, чтобы стать вдовой Джейка. Но в отношении того, что она уже воспринимала как свое творчество, ей не улыбалось войти в литературу как «Вдова Джейка».

– А вы не допускаете, что это просто разовый случай? То есть суметь такое даже один раз – уже что-то, я это понимаю. Но у меня такое чувство, что вы по умолчанию считаете меня человеком, который сможет повторить. С бескрайним горизонтом. Это как-то внушает тревогу.

– О? – сказала Матильда. – Разве? Получается, книжный мир не должен видеть ваш большой талант просто потому, что вы в свое время вышли замуж за такого же талантливого человека, только с Y-хромосомой? Мы за несколько веков таким досыта наелись, спасибо, хватит. Я, как и вы, огорчена, что Джейк уже не напишет новый роман, но это можете сделать – и сделаете – вы. Это восхитительное открытие! И интригующее! Как знать, в каком направлении вы пойдете? Можно даже продолжать историю той же героини. Знаете, она притягательна.

Анна нахмурилась.

– То есть вы про… сиквел? Думаете, это хорошая идея?

– Сиквелы могут быть очень увлекательны, если первая книга удалась Читателям хочется знать, что происходит с персонажем, к которому они привязались.

– Но они никогда не дотягивают до первой книги, верно?

Матильда как будто всерьез задумалась над этим.

– Уверяю вас, некоторые дотягивают. Во всяком случае, бывают… не хуже.

Повисла пауза – каждая из них пыталась вспомнить удачный пример.

– Харпер Ли? – сказала Анна наконец.

Матильда, казалось, вздрогнула.

– Ой, нет, это как раз обратный случай. У Харпер Ли была безупречная литературная карьера. Один роман! Зато какой! Без единого изъяна – что в художественном плане, что в моральном. Включен в программу каждой средней школы. И он же обеспечил ей безбедное существование до конца жизни. Более того, он сделал ее национальным достоянием. Не припомню другого романа, который так вознес бы автора. Целые поколения родителей называли своих детей Аттикусами.

«Не говоря о начинающих писателях, прибавлявших „Финч“ [9] к своей фамилии», – подумала Анна.

– А потом в последний момент – сиквел! Только теперь мы все в ужасе оттого, что читаем: Аттикус Финч на старости лет вступает в ку-клукс-клан! То есть умеешь ты убить наши мечты, Харпер! Могу представить, что бы сказал Трумен Капоте.

– Что-нибудь… об услышанных молитвах? – предположила Анна.

– А сколько ребят ложились спать, гадая, кем стали Джим и Глазастик, когда выросли? Я не исключение! Мы получили больше, чем просили. К сожалению.

– Значит, – сказала Анна, – вы говорите – неудачный пример, этот ее сиквел?

– Нет, пожалуй, не лучший. Но уверена, есть и другие!

Анна же как раз не была уверена.

– В любом случае я просто предполагаю. Решать вам, но я просто хочу, чтобы у вас сложилась долгая и плодотворная писательская карьера. Потому что – знаете, о чем эта история на самом деле? Это не трагедия писателя, который умирает, не успев написать больше великих книг. Не только. Это еще трагедия писателя, который умирает, не успев узнать, какой великой писательницей окажется его жена! То есть вы двое могли бы составить мощную литературную пару. Как… Плат и Хьюз.

«Тоже так себе пример», – подумала Анна.

– Ну, или Хемингуэй и Геллхорн, не считая того, что они развелись, – сказала Матильда. – Потом еще… у Фицджеральда жена была писательницей, но она закончила в сумасшедшем доме.

Матильда еще немного подумала, потом назвала кого-то, кто замужем за кем-то (оба как бы известные романисты), но Анна ни о ком из них не слышала.

– В любом случае суть в том, что в каждом из вас – свое величие, но жизнь не дала вам раскрыть его одновременно. Это пронзительно. Это прекрасно. Это… как я уже сказала, отличная история. И самое лучшее в ней – то, насколько хорошо она рассказана. Он это умел, и вы умеете. Сделайте мне одолжение, Анна, не начинайте сомневаться в себе.

И Анна торжественно кивнула, почувствовав, что этого, похоже, требует момент. Хотя, по правде говоря, она не привыкла сомневаться в чем бы то ни было, особенно в себе. Не собиралась делать этого и сейчас.

Глава третья

Новые городские истории

Немногие начинающие романисты удостаиваются заметки в «Нью-Йорк Таймс». С другой стороны, немногие начинающие романисты могут похвастаться такой историей, как у Анны Уильямс-Боннер, не так давно ставшей женой дико успешного романиста, покончившего с собой, казалось бы, на пике славы. Ходили упорные слухи о какой-то травле – разговоров было много, но без конкретики, – которая и заставила Джейкоба Финч-Боннера наложить на себя руки. Как легко обвинять кого угодно в чем угодно, публично, но анонимно, и загубить человеку карьеру (а в данном случае и жизнь!), даже не встречаясь с ним лично, не говоря о том, чтобы представить доказательства своих обвинений! Какой печальный вердикт нашей культуре!

Анна не удивилась, что «Нью-Йорк Таймс» захотела написать о ней, хотя и призналась Вэнди с Матильдой, насколько она взволнована – не меньше, чем они. Она решила подготовиться и стала вчитываться в профили других авторов, пытаясь понять, какие сведения способствовали положительному впечатлению (если оно возникало), а какие – не способствовали (если его не возникало). С одной стороны, элемент борьбы явно говорил в пользу автора, но только в том случае, если его новой книге и связанному с ней успеху предшествовал целый ряд неизданных или изданных, но неуспешных произведений. Если же автор был молод или возникало впечатление, что все дается ему без лишних усилий, требовалось не скупиться на самокритику. В любом случае, будь то чудесное катапультирование первого романа в список бестселлеров или внезапный ошеломляющий успех после дюжины неудачных попыток, автору, удостоенному статьи в «Нью-Йорк Таймс», полагалось рассыпаться в самых искренних и уничижительных благодарностях.