Вечерня - Макбейн Эд. Страница 35

— До сих пор не пойму, — сказал Бобби, помотав головой. — Наверное, просто искал приключений.

— Расскажи мне, что здесь произошло, — попросил Карелла.

Все это случилось в половине третьего или около трех часов дня на Пасху. Все парни и девушки околачивались возле дома, где живет Денни Перетти. Это номер 275 по Северной Одиннадцатой улице, возле итальянского гастронома. Помните, какой неважный был день на Пасху? Ветреный, пасмурный, вот-вот, казалось, пойдет снег. Мы все утром побывали в церкви, на поздней обедне — это же Пасха! Мы ходили в Святую Екатерину, откуда потом нас прогнал отец Майкл. Но его не стоит винить, он просто не знал, что случилось. Все, что он видел, это группу орущих и визжащих парней внутри его церкви.

Ну, я не знаю, мы петушились перед девчонками, кривлялись и все такое. Помню, Элли передразнивал Тони Беннетта, который поет «Я потерял свое сердце в Сан-Франциско», но он был больше похож на Джерри Льюиса. Вы когда-нибудь слышали Джерри Льюиса? Это вещь! Как бы то ни было, мы развлекались, дурачились. Потому что была такая жуткая погода, а ведь Пасха — это весна, должен быть солнечный день — Пасха — понимаете? Поэтому мы делали лучшее, что могли.

И вдруг неожиданно появляется он.

Я не поверил своим глазам.

Как, впрочем, и мои друзья.

Я имею в виду появление Мистера Крэка собственной персоной, которому мы, по меньшей мере, сотню раз говорили держать свое дерьмо подальше отсюда и от начальной школы, а тут он топает по улице с напыщенным видом, будто она — его собственная! Вот так. Элли перестал имитировать Тони Беннетта, и все мы замерли и стали смотреть, как он подходит все ближе и ближе. У него прическа была такая, знаете, они сейчас все носят такие: почти вся голова бритая, и получается похоже на перевернутый цветочный горшок. Он разрядился по случаю Пасхи. И он все идет. Мы все стоим и наблюдаем, как он выписывает по улице пируэты. Мы просто обалдели! Пытаемся понять, крыша у него поехала или в чем дело? Улыбка во все лицо. Размером с арбуз. «А вот и я, Мистер Крэк, мальчики и девочки, тратьте ваши денежки! Меняйте ваши пятидолларовые бумажки! Я избавлю вас от всех забот!»

«Добрый день, леди!» — говорит он и кивок девочкам.

Знаете, как будто он — Эдди Мэрфи!

А не черномазый, который торгует здесь крэком.

«Мальчики, как мы поживаем?» — спрашивает.

Один из парней, это был Джимми Готарди, он знал Хупера лично с тех пор, как они проводили «Операцию по уборке» на Пятой улице. Это когда жители убирали свои участки, заваленные мусором и всякой дрянью. Тогда Джимми и еще несколько парней из этого квартала, которых не было здесь в то воскресенье, пришли добровольно и предложили свою помощь. Поэтому вы можете убедиться, что на Пасху все было не так, как вам рассказывали. Я хочу сказать, что эти белые ребята пошли в черный район помогать в уборке бесплатно. Им за это не платили, они выполняли общественную работу! Так что если кто-то говорит, что на Пасху была расистская выходка, тот не в своем уме!

В любом случае, Джимми знал Хупера с «Уборки», поэтому он сказал: «Привет, Нейт...» Имя Хупера — Натан, он себя называет «Нейт», когда он — не Мистер Крэк. — «Привет, Нейт, как поживаешь...» и так далее, как будто он оправдывает его из-за отсутствия улик, дает Нейту возможность сказать, что он не собирается продавать здесь крэк. А Хупер стоит, улыбаясь, и говорит Джимми: «О, так себе, парень, холодина, парень», — знаете, как разговаривают обычно. А Джимми ему: «Что несешь на Одиннадцатую улицу, Нейт?» У Хупера глаза бегали туда-сюда, нет ли опасности, взгляд становится серьезным, а на лице уже нет улыбки, и он говорит: «Кто-нибудь хочет?»

Конечно, он имеет в виду, хочет ли кто-нибудь крэка? Потому что если мы хотим, то вот он здесь. Поворачивается к одной из девочек...

— Ты это только предположил, правильно? — спросил Карелла. — Что он продает крэк?

— Предположил... Что значит — предположил? Он подошел и прямо сказал.

— Я подумал, он только спросил...

— Нет, нет, это было вначале. А потом он повернулся к одной из девочек и спросил: «Зайка! Не хочешь отборного крэка?»

Этой девочке, Морель Перуччи, пятнадцать лет, она живет в моем доме. Всего пятнадцать, не думаю, чтобы она вообще знала, что такое крэк, о котором он ее спрашивал. Вот так! Но мы все равно ничего не делали. Он пришел, торгует наркотиками, но никто не возмутился, не взорвался. На самом деле Джимми, который работал с ним на «Уборке», посмотрел на него и сказал: «Давай-ка, Нейт, здесь не то место», что-то вроде этого, давая ему понять, что здесь живем мы, и мы не хотим здесь никакого дурмана, о'кей, оставь это. А Хупер говорит: «Значит, так, да? Здесь не то место, да?» И поворачивается снова к Морель и говорит: «Зайка, а не хочешь вот эти сладкие штучки, а, беби?» и прикладывает флакончик с крэком прямо к тому месту, где находится член, вы понимаете, о чем я говорю? Двусмысленный намек. Он как будто плюнул нам в лицо. Он словно бы говорил, что не только собирается продавать здесь крэк, но еще намерен оскорблять эту невинную пятнадцатилетнюю девчонку. Тут это и случилось.

— Что случилось? — спросил Карелла.

— Началась драка, что вы думаете, могло случиться?

— Кто-то ударил его бейсбольной битой, было такое?

— Нет. Какая бейсбольная бита? Не было никакой биты! Дрались на кулаках. Ведь была Пасха, кто же играл в бейсбол? Откуда бы взяться бейсбольной бите?

— Хупер говорит, что его ударили битой.

— Хупер — лгун!

— Он говорит, что за ним гнались по улице с бейсбольными битами и крышками от мусорных баков.

— Да. Потому что он был с поганым ножом!

— У него был нож?

— Кнопочный нож. Он его вытащил сразу же, как заработал первый удар.

— А кто его ударил первым?

— Я. Сознаюсь, — сказал Бобби и улыбнулся.

— И ты говоришь, он вытащил нож?

— Да, сразу же.

— А что было потом?

— Один из парней ударил его сзади, по затылку. И он решил, что нож ему не поможет, и помчался к чертовой матери. Он побежал. Мы — за ним.

— К церкви.

— Да, мы забежали в Святую Екатерину. Мы гонялись за ним и в церкви. А потом отец Майкл стал кричать, что мы — хулиганы и все такое и выгнал нас. Мы пытались объяснить ему, что это — торговец дурманом, что он пытается здесь торговать им, что он оскорбил нашу девочку, что у него нож, ради Христа... Сознаюсь, я это сказал в церкви, сознаюсь, помянул имя Господа всуе. С отцом Майклом случился припадок. «Что?! Что ты сказал?! Как ты смеешь? Прочь отсюда! Это дом Господа!» и все такое. Ну, мы и ушли. Без труда удрали.

— А дальше?

— А что дальше? Пошли домой. Вот и все.

— Ты видел кого-нибудь еще в церкви? Пока вы были там?

— Нет. Только отца Майкла.

— А слышал чьи-нибудь голоса?

— Нет.

— Не слышал, как спорили два человека?

— Нет. Какие два человека?

— Правда, что вы поклялись на крови отомстить Хуперу и отцу Майклу? За то, что произошло.

— О чем вы говорите? Какая клятва на крови?

— За то, что произошло на Пасху.

— Я даже не знаю, что это за клятва на крови! Что это такое?

— Вы не клялись отомстить им, так?

— За что? Разве Хупер появлялся у нас с тех пор? Нет. Разве он шлялся по школе, предлагая наркотик? Тоже нет. Так за что же тогда ему мстить? Мы его и так хорошо проучили на Пасху!

— А священник? Отец Майкл?

— Он поступил так, как считал правильным. Воображал, что спасает бедное невинное дитя, которое избила банда хулиганов. Я в поступил так же, поверьте. Если в я считал, что прав кто-то другой? Было бы то же самое. Поэтому зачем нам держать зло на него? Я каждое воскресенье хожу в церковь. И другие ребята — тоже. Церковь для нас — как место свиданий. Каждое воскресенье мы слушаем мессу в десять часов. По вечерам в пятницу ходим на танцы, их устраивает КМО. Мы ничего не имеем против отца Майкла. Ведь по сути он был таким же парнем, как все, до того, что случилось на Пасху. Это ужасно. Ужасно!