Жара - Макбейн Эд. Страница 6

Когда сидишь в тюряге, приучаешься чуять, когда человеку можно дать в морду, а когда его лучше не трогать. Это по глазам видно. Вот Д'Аннунцио следовало бы понять это, когда он принялся в очередной раз прохаживаться насчет длинного носа. Ему следовало бы заметить, как сузились глаза Галлорана, и понять, что сейчас его рожу разделают на гамбургеры. Вот и сейчас в глазах этого ниггера (Мойра вышла замуж за ниггера. Eго дочь вышла замуж за ниггера!) было нечто, говорившее Галлорану, что сейчас парень опасен. Он остановился у калитки, попробовал примирительно улыбнуться и сказал:

– Я приехал издалека, чтобы встретиться с нею, сынок.

– Я вам не «сынок»! – рявкнул Джонсон. – Я вам не сын, и она вам больше не дочь.

– Я хотел бы ее повидать, – тихо сказал Галлоран.

– Ее нету дома. Убирайтесь, пока я не вызвал копов!

– Она моя дочь, и я хочу ее повидать, – ответил Галлоран ровным тоном. – Я хочу видеть, какой она стала теперь, когда выросла. Я не уйду отсюда, пока не увижу ее, я ждал двенадцать лет, чтобы ее увидеть, понял, ты?! И я ее увижу!.. С-сынок.

Должно быть, теперь у него был тот самый взгляд, который следовало бы заметить Д'Аннунцио за миг до того, как вилка вонзилась ему в лицо. Тот самый взгляд, который Галлоран видел у молодого Джонсона несколько минут тому назад. Он видел, как разжалась рука, сжимавшая тяпку. Джонсон все понял правильно. Это был ветеран уличных баталий – все ниггеры и Кастлвью знали в этом толк. Джонсон был стреляный воробей, он жопой чуял, когда дело пахнет жареным, и не хотел нарываться на человека, который не в себе.

– Ее действительно нету дома, – сказал Джонсон, но уже куда спокойнее.

– А когда она вернется? – спросил Галлоран.

– Она в магазин пошла, – сказал Джонсон.

– Это не ответ.

– В чем дело, Хэнк? – спросил сзади женский голос.

Галлоран обернулся.

Она стояла у самой калитки. Высокая стройная блондинка в босоножках, белых брюках и помидорно-красной топ-маечке. Под мышками она держала два пакета из оберточной бумаги, крепко прижимая их к груди. Галлоран даже на расстоянии сразу увидел удивительно яркие голубые глаза. Какой-то миг ему казалось, что он видит перед собой Джози, свою покойную жену. Он сказал себе, что вот эта красавица и есть его дочь, его...

– Мойра?

Она, похоже, узнала его. Она помнит его, Господи, она его помнит! Некоторое время она молча смотрела на него через заборчик, потом спросила:

– Что тебе здесь надо?

– Я пришел повидать тебя.

– Ну хорошо, ты меня видел.

– Мойра...

– Хэнк, скажи ему, пусть убирается отсюда.

– Мойра, я просто хотел поздороваться, только и всего.

– Ну, поздоровайся. И уходи.

– Я же тебе ничего не сделал! – жалобно сказал он и широко развел руками с растопыренными пальцами.

– Ничего не сделал, говоришь? Ах ты, сукин сын! Ты убил мою мать! Убирайся! – Она уже визжала. – Убирайся прочь, оставь меня в покое, убирайся, убирайся!!!

Он еще несколько мгновений смотрел на нее, потом опустил руки и молча вышел в открытую калитку, и прошел мимо Мойры, которая стояла на тротуаре, дрожа от ярости. Их глаза встретились – всего лишь на миг. Он тотчас отвел взгляд – такая ненависть кипела в ее глазах, – и быстро пошел в сторону авеню.

В субботу, в начале четвертого, Клинг позвонил в медэкспертизу узнать, почему до сих пор не пришли результаты вскрытия. Говорил с ним тот самый медик, который приезжал осматривать место происшествия накануне. Звали его Джошуа Райт, и первое, что он сказал:

– Вот жарища, а?

Клинг поморщился, пристроил поудобнее блокнот и приготовился записывать. Карелла сидел за своим столом, рядом со шкафом с папками, и говорил по телефону с аптекой «Эмброуз». До того он звонил по телефону Бонни Андерсон, уборщицы Ньюменов, найденному в записной книжке, и узнал от ее брата, что Бонни действительно с двенадцатого июля находится в Джорджии. Теперь он проверял вторую зацепку. Окна кабинета были распахнуты настежь, но сквозь решетки не просачивалось ни единого ветерка. В углу работал вентилятор, перемешивая раскаленный воздух. Оба детектива сидели без пиджаков, с расстегнутыми воротниками, оттянутыми галстуками и закатанными рукавами. Расположившийся напротив Хэл Уиллис, которому нравилось считать себя щеголем, пришел на дежурство в желтовато-коричневом летнем костюме и коричневом с золотом шелковом галстуке, аккуратно подвязанном под воротничок. Он разговаривал с владельцем ювелирного магазина в Стеме, который ограбили третий раз за месяц.

В эту субботу дежурили шесть детективов, но троих из них не было на месте. Арти Браун поехал в центр, в здание уголовного суда, чтобы получить ордер на обыск дома человека, подозреваемого в торговле краденым. Мейер Мейер и Коттон Хейз поехали на Эйнсли-авеню, чтобы еще раз допросить ночного портье отеля, где четыре дня назад в ванне одного из номеров была обнаружена молодая проститутка с перерезанным горлом. В их округе с января по июль включительно было совершено семьдесят пять убийств, что на шестьдесят процентов больше, чем в прошлом. Из семидесяти пяти дел сорок было уже закрыто, еще одиннадцать близились к завершению, а оставшиеся две дюжины были абсолютно безнадежны. Если так пойдет и дальше, окажется, что детективы 87-го участка в этом году раскрыли только восемьдесят процентов совершенных убийств. А это означает, что к декабрю двадцать из ста убийц будут по-прежнему безнаказанно разгуливать на свободе. А если число убийств еще и увеличится... ну, об этом никому в 87-м участке думать не хотелось.

– В данном случае определить время post mortem достаточно трудно, – сказал Райт и тут же перевел медицинский термин, предполагая, что Клинг столь же невежествен, как и большинство детективов, с которыми приходится иметь дело: – То есть время, прошедшее с момента смерти.

– Ага, – сказал Клинг. – Но давайте начнем с причины смерти.

– Отравление барбитуратом, – сказал Райт. – Застой крови в сосудах мозга и кишечника, отек легких, жидкая кровь в полостях сердца. В содержимом желудка обнаружены остатки барбитурата, который удалось идентифицировать как секонал.

– Секонал, – повторил Клинг, записывая.

– Это быстродействующий барбитурат, который очень быстро всасывается.

– Насколько быстро?

– В течение нескольких минут после приема внутрь. Медицинская доза – двести миллиграмм.

– А смертельная?

– От пяти до десяти грамм.

– Не можете ли вы определить, какую дозу принял покойный? – спросил Клинг, желая показать, что он тоже разбирается в медицинской терминологии.

– Не представляется возможным. Но никак не меньше пяти грамм. Это будет двадцать пять капсул.

– А как насчет того, когда именно он принял эти капсулы?

– Вот это-то я и имел в виду, – сказал Райт. – Когда говорил насчет времени post mortem. Как я уже говорил, секонал всасывается в течение нескольких минут. Передозировка должна была повлечь за собой быстрое наступление коматозного состояния и смерть. Он сильно пил?

– А почему вы спрашиваете?

– Наши анализы на наличие алкоголя дали положительные результаты. Алкоголя было достаточно, чтобы вызвать опьянение. Поскольку количество алкоголя уменьшается в процессе разложения трупа, можно смело утверждать, что в момент смерти покойный был более пьян, чем можно судить по проценту алкоголя, обнаруженному на момент вскрытия.

– Его жена сообщила, что он был алкоголиком, – сказал Клинг.

– Это соответствует тому, что мы обнаружили. И не забывайте, что алкоголь является депрессантом, и его влияние на центральную нервную систему совпадает с токсическим действием секонала и усиливает его.

– Так когда же он умер?

– Видите ли, принимая во внимание жару, которая стояла в помещении... Вы вообще представляете себе, как определяется время post mortem?

– Не очень, – признался Клинг. Он перестал писать и обратился в слух.

– Одним из основных факторов является понижение температуры тела. Но в данных обстоятельствах, когда в комнате было сто два градуса, температура тела скорее повысилась, чем понизилась, несмотря на то, что процесс rigor mortis завершился полностью. Вы знаете, что такое rigor mortis?