Песни сирен - Макдермид Вэл. Страница 41
Какова его основная цель? Мы можем исключить уголовный мотив: вооруженный грабеж или кражу со взломом. Мы также можем исключить убийство по эмоциональным причинам, убийство как средство самозащиты, убийство по политическим соображениям или из-за домашней ссоры. Таким образом, его убийства попадают в категорию убийств на сексуальной почве.
Все жертвы относятся к группе низкого риска. Другими словами, у всех была такая работа и такой образ жизни, что не должны были попасть в число жертв. Оборотной стороной является то, что убийца подвергал себя большому риску, чтобы схватить их и убить. Что это говорит нам об убийце?
1. Он действует под влиянием необычайно сильного стресса.
2. Он планирует свои убийства очень тщательно. Он не может позволить себе совершить ошибку, потому что иначе его жертвы убегут и он окажется в рискованном положении – как физически, так и юридически. Он, вероятнее всего, упорный преследователь. Он выбирает жертвы тщательно и изучает их жизнь во всех подробностях. Интересно, что пока ничто не помешало ему в выборе срока. Что это – результат тщательного планирования, предварительных приготовлений или просто удача? Мы знаем, что третья жертва, Гэрес Финнеган, сказал своей подружке, что идет веселиться с приятелями, но никто из его друзей-мужчин или коллег ничего об этом не знал, и неясно, похитили ли его из дома или встреча происходила в заранее условленном месте. Может быть, убийца договаривался о встрече с жертвами либо у них дома, либо где-то еще. Он мог даже выдавать себя за страхового агента или что-то вроде того, хотя, по-моему, не похоже, что он мог бы зарабатывать на жизнь подобной профессией – у него для этого просто нет навыков.
3. Он любит ходить по высоко натянутой проволоке. Этот тип возбуждения ему необходим.
4. Должно быть, в его характере есть сфера эмоциональной зрелости, что позволяет ему держать себя под контролем в стрессовых ситуациях и отбрасывать модель поведения по типу «выходец из бедной рабочей семьи», привычную для серийных преступников.
У большинства серийных преступников стресс идет по нарастающей, им необходимы все более сильные возбудители для лучшего воплощения их фантазий. Как в «американских горках», каждая следующая высота должна превосходить предыдущую, чтобы компенсировать неизбежное падение.
Вздрогнув, Тони поднял голову. Что это за звук? Похоже, скрипнула дверь в наружном офисе, окна которого выходят на обе стороны. Но в такое время на этом этаже никого не может быть. Тони нервно оттолкнулся от стола и поехал на стуле по ковру на бесшумных колесиках, пока не оказался позади стола, вне пятна света, отбрасываемого лампой. Он затаил дыхание и прислушался. Тишина. Напряжение постепенно отпускало. Внезапно под дверью его кабинета появилась полоска света.
Во рту возник металлический вкус страха. Ближайшим предметом на столе, который мог сойти за оружие, был большой кусок агата, который он использовал как пресс-папье. Он схватил его и соскользнул со стула.
Кэрол открыла дверь и отпрянула при виде Тони, который стоял посреди комнаты, сжимая в руке камень.
– Это я! – крикнула она.
Рука Тони упала.
– О черт! – выдавил он.
Кэрол усмехнулась.
– А кого вы ждали? Взломщиков? Журналистов? Привидение?
Тони расслабился.
– Прошу прощения, – сказал он. – Когда проводишь целый день, пытаясь влезть в голову психа в конце концов сам становишься параноиком.
– Психа… – задумчиво произнесла Кэрол. – Это что, терминология психологов?
– Только в этих четырех стенах, – ответил Тони, возвращаясь к столу и кладя агат на место. – Чему обязан удовольствием?
– Поскольку «Бритиш телеком» так и не смогла соединить нас, я решила, что лучше прийти сюда лично, – ответила Кэрол, выдвигая себе стул. – Я оставила сообщение на автоответчике у вас дома сегодня утром, решив, что вы уже ушли на работу, но здесь вас тоже не было. Я сделала еще одну попытку около четырех, но ответа не получила. По крайней мере, телефонистка сказала «Соединяю», и я угодила в черную дыру тишины. Сейчас все телефонистки ушли домой, а узнать ваш прямой номер мне как-то не пришло в голову.
– А ведь вы детектив, – поддразнил ее Тони.
– Во всяком случае, я воспользовалась предлогом. По правде говоря, я больше ни минуты не выдержала бы на улице Скарджилл.
– Хотите поговорить об этом?
– Только если смогу разговаривать с набитым ртом, – кивнула Кэрол. – Я умираю с голоду. Может, пойдем перекусим?
Тони бросил взгляд на экран компьютера, потом перевел его на осунувшееся лицо Кэрол и ее усталые глаза. Она ему нравилась, хоть он и не хотел сближаться, и она была нужна ему как сторонница.
– Я только сохраню этот файл, и пойдем. Я потом вернусь и все закончу.
Двадцать минут спустя они ели луковое бхайи и куриное пакора в каком-то азиатском кафе в Гринхольме. Остальные посетители были студентами и любителями ночной жизни.
– Это не идеал «правильного питания», но здесь дешево, весело и обслуживают быстро, – извинился Тони.
– По мне, так все прекрасно. Я человек всеядный. В нашей семье гены гурмана достались брату, – ответила Кэрол и быстро огляделась. Их столик на двоих стоял всего в футе от соседнего. – Вы нарочно привели меня сюда, чтобы мы не могли поговорить о деле? Увертка психолога, чтобы проветрились мозги?
Тони широко раскрыл глаза.
– Мне бы такое и в голову не пришло! Но вы правы, здесь говорить нельзя.
Глаза Кэрол сверкнули улыбкой.
– Вы понятия не имеете, до чего мне хорошо.
Некоторое время они ели молча. Молчание нарушил Тони. Так он мог контролировать тему.
– Что заставило вас стать копом?
Кэрол подняла брови.
– Полагаете, мне нравится подавлять неимущих и докучать нацменьшинствам? – пошутила она.
Тони улыбнулся.
– Не думаю.
Кэрол отодвинула тарелку в сторону и вздохнула.
– Юношеский идеализм, – сказала она. – Была у меня безумная идея, что полиция должна служить обществу и защищать его от беззакония и анархии.
– Не такая уж она и безумная. Поверьте, имей вы дело с моими «клиентами», порадовались бы, что они не разгуливают по городу.
– В теории все прекрасно. Только вот практика обернулась крахом надежд. Все это началось, когда я преподавала социологию в Манчестере. Я специализировалась на социологии организаций, и все мои коллеги презирали полицию как коррумпированную, расистскую организацию женофобов, чья роль заключается в сохранении иллюзорного благополучия среднего класса. До какой-то степени я была с ними согласна. Разница состояла в том, что они хотели атаковать институты извне, а я всегда считала, что фундаментальные перемены должны зарождаться изнутри.
Тони усмехнулся.
– Да вы просто подрывной элемент, а?
– Тогда я не понимала, во что влипла. Подвиг Давида, завалившего Голиафа, ничтожен по сравнению с попытками изменить что-то в полиции!
– Расскажите мне, – попросил Тони. – Кто-кто, а я знаю, что спецподразделение полиции может повысить уровень раскрываемости серьезных преступлений, но некоторые старшие офицеры так ведут дело, что мне впору начать составлять инструкции для педофилов, как переучиться на детских нянь.
Кэрол усмехнулась.
– Хотите сказать, вы бы предпочли, чтобы вас заперли вместе с вашими психами?
– Кэрол, мне иногда кажется, словно я не уходил оттуда. Вы понятия не имеете, как это освежает – работать с такими людьми, как вы и Джон Брендон.
Прежде чем Кэрол успела ответить, подошел официант. Когда Кэрол разделалась с бараниной и шпинатом, куриным карахи и рисовым пловом, она сказала:
– А ваша работа создает такие же проблемы с личной жизнью, как служба в полиции?
Тут же заняв оборонительную позицию, Тони ответил вопросом на вопрос:
– Это вы о чем?
– Вы говорили, что одержимы работой. Вы проводите время, имея дело с дерьмом и животными…