Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную (СИ) - Лунная Арина. Страница 3

Моя магия начинает просыпаться, струиться по венам, как живой огонь, пульсируя и обещая перемены. Она не просто часть меня, она моя защита и оружие, мой якорь и крылья одновременно.

Я не могу вернуться домой. И это страшно, но одновременно освобождает.

Я — пламя, которое не позволю затушить.

Я встаю, вытягиваюсь и, несмотря на дрожь в коленях и страх, смотрю в мрак коридоров, которые теперь будут моим убежищем и началом.

Здесь, среди теней заброшенной больницы, начинается моя новая история.

Глава 4

Амелия

Я остаюсь одна.

Тишина здесь особенная — не мертвая, а словно затаившаяся. Как будто старое здание прислушивается к моему дыханию, подстраиваясь под его ритм.

Мои колени подкашиваются, когда я ступаю в полуразрушенный приемный покой. Грудь вздымается так сильно, что кажется, ребра вот-вот треснут. Я прижимаю ладонь к солнечному сплетению, чувствуя, как сердце колотится, словно пойманная птица.

Лучи заходящего солнца пробиваются сквозь разбитые витражи, рассыпаясь по полу разноцветными бликами. Пылинки танцуют в этих лучах, как золотистые мошки летним вечером.

Я делаю шаг. Половицы поскрипывают, но не проваливаются. Будто сама больница подобрала для меня самые крепкие доски.

— Боги, я чуть не умерла… чуть не сошла с ума от этой гаммы чувств, разрывающей мою душу. Он меня предал. Растоптал. А я… я впервые решилась на отчаянный шаг и вот я здесь.

Пальцы сами собой тянутся к шее, где ещё остались следы его вчерашних поцелуев. Теперь они жгут, как клеймо.

Он целовал её теми же губами. Говорил ей те же слова. Смеялся над моей наивностью…

В горле встаёт горький и невыплаканный ком. Я сжимаю веки, но перед глазами снова и снова всплывает картинка. Ее руки на его бёдрах, её пальцы в его волосах…

— Как я могла не заметить?

Воздух в больнице внезапно становится густым, как сироп. Я хватаю ртом эту тяжёлую влажность, чувствуя, как запах плесени и старых лекарств въедается в лёгкие.

Я не могу… Дышать…

Руки дрожат. Всё тело дрожит. Я падаю на колени перед рассыпавшейся аптечкой, и осколки стекла впиваются в кожу сквозь тонкую ткань платья. Физическая боль сейчас для меня как блаженное отвлечение. Что-то живое. Что-то настоящее во всей этой лжи.

Пусть болит. Пусть кровоточит. Это лучше, чем…

Снаружи раздаётся треск веток. Лёд пробегает по спине. Джонатан. Это он. И он пришёл за мной.

Нет-нет-нет, только не сейчас…

Я забегаю в одну из пустых палат и вжимаюсь в стену, чувствуя, как шершавая штукатурка царапает обнажённые плечи. Где-то в глубине коридора что-то звякает. Может, старый капельник, может, что-то похуже.

Дверь распахивается с оглушающим грохотом, будто сюда вошёл самый настоящий дракон, а не человек".

— Амелия, я знаю, что ты здесь. Ты закончила свой спектакль? — его голос бьёт по нервам, как плеть.

Я поднимаю голову. Смотрю в стену прямо перед собой. Он не знает. Не знает, что я здесь. Всем телом еще сильнее вжимаюсь в угол.

Джонатан стоит на пороге, залитый багровым светом заката. Его обычно безупречные волосы растрепаны, на лбу блестит испарина. Впервые за всё время он выглядит… человечным.

Нет. Не позволяй себе жалости.

Я сижу в своем укрытии, боясь даже пошевелиться. На мгновение мне кажется, что я вовсе перестала дышать, боясь привлечь его внимание. Он делает шаг. Второй.

— Амелия! — его голос разрезает гнетущую тишину, но кажется, он не видит меня. — Прекрати играть со мной в эти игры.

Я отсюда вижу, как его пальцы сжимаются в кулаки. Я вижу, как золотые глаза вспыхивают. Сначала гневом, потом… чем-то ещё.

— Выходи, — он делает шаг вперёд, и половицы скрипят под его весом. — Не заставляй меня…

Я продолжаю молчать. Он проходит мимо, и я выдыхаю.

— Да чтоб тебя, Амелия!

Его лицо искажает гримаса ненависти. Сжатый до белых костяшек кулак ударяется о стену, и по больнице проносится волна вибрации.

— Я найду тебя, Амелия. Во что бы то ни стало найду, и тогда мы с тобой все равно поговорим, — добавляет он чуть тише, но от этого не менее устрашающе.

Я слышу его шаги. Они приближаются. Тепло в теле превращается в жар. Жар в огонь. Мои руки начинают светиться. Я поднимаю ладонь, и золотые искры танцуют между пальцев, но он проходит мимо палаты, а следом захлопывается дверь. Вздрагиваю, и все свечение тут же растворяется.

Он не увидел меня. Не нашел. Не почувствовал или…

Или только сделал вид, но теперь это уже неважно.

Я позволяю себе упасть на пол, чувствуя, как магия отступает окончательно, оставляя после себя страшную усталость.

Где-то в глубине коридора скрипит половица.

Больница живая.

И она запомнила этот момент.

Только когда все окончательно стихает, я поднимаюсь на ноги. Выхожу из своего укрытия и обращаю внимание на то, что не видела до этого.

Приемное отделение представляет собой круглый зал с высоким потолком. Когда-то здесь висела люстра, но теперь её остатки лежат в углу. Я делаю шаг, и камин в стене неожиданно вспыхивает ровным пламенем, словно я нашла какую-то потайную кнопку и случайно нажала на нее.

В углу стоит кресло с вылезшей набивкой. Касаюсь его рукой, удивляясь, насколько оно на самом деле мягкое. Старый плед на спинке пахнет лавандой, будто его только что вынули из сундука.

Я иду дальше. По коридорам с потрескавшейся краской. Здесь повсюду полки с лекарствами, аккуратно завешанные паутиной, как кружевными занавесками. На дальней стене тикают часы, но их стрелки застыли ровно на пяти.

Заглядываю сначала в одну палату, потом во вторую и так далее, замечая, что все они абсолютно одинаковые. Обычные комнаты с двумя койками. Они застелены чистым, хоть и пожелтевшим бельём. На тумбочках стоят подсвечники с застывшим воском, который когда-то стекал причудливыми наплывами, как застывшие слезы.

— Ну наконец-то! — внезапно раздается сиплый мужской голос откуда-то из-под кровати.

Я наклоняюсь, чувствуя, как сердце набирает обороты.

— Ты куда полезла? — фыркает на меня рыжий кот с одним выцветшим глазом. — Решила проверить, насколько здесь пыльно? Сразу скажу, что настолько, что легкие к вечеру забиваются так сильно, что дышать становится труднее.

Он тычется влажным носом в мою ладонь, оставляя следы пепла. Но его шерсть… Она тёплая, как свежеиспечённый хлеб.

— Мы ждали тебя, знаешь ли. Я даже сомневался, что дождемся, но…

Из стены выплывает высокий мужчина в выцветшем халате.

— А-а-а, наша новая сиделка! — в его голосе слышится смесь профессорской строгости и дедовской доброты.

Он поправляет пенсне, которое тут же соскальзывает с его прозрачного носа.

— Не бойся, мы здесь все… э-э-э… слегка потрёпанные, но безобидные.

— Кто… кто вы? — слегка улыбаюсь, не понимая, как оказалась в столь странном месте.

Но вместо ответа, окно рядом со мной распахивается, впуская вечерний ветерок. Стул пододвигается сам собой. А на подоконнике расцветает крохотный голубой цветок.

Это какое-то безумие.

Но почему тогда мне так… спокойно?

Я снимаю разорванную фату. Пальцы сами собой тянутся к волосам. Распутывают узлы, вытаскивают застрявшие веточки.

Кот мурлычет у моих ног, как старый самовар.

— Ты ранена, — бормочет он, тычась в мои содранные колени.

Я чувствую, как травяной запах заполняет комнату. Как тепло от камина обволакивает плечи. Как что-то твёрдое в груди начинает таять.

Призрак-доктор подаёт мне чашку. Треснувшую, но чистую.

— Чай? — он подмигивает. — Правда, уже лет сорок как слегка испорченный.

Я смеюсь. Смеюсь сквозь слёзы. Смеюсь так, что даже кот поднимает ухо.

— Наконец-то, — урчит он. — Я знал, что она будет одной из лучших.

— А разве не ты вчера говорил о том, что совершенно не готов никого здесь видеть?

— Это было вчера. Жизнь слишком скоротечна и никогда не знаешь, где придется свернуть. Не так ли, Амелия? — он поворачивается ко мне, и его взгляд мне кажется каким-то человечным.