Звездный Портал - Макдевит Джек. Страница 38

– Люди видели множество молний, прежде чем сумели загнать электричество в заурядную лампочку. Единственное, что нам сейчас нужно, – отвлечь умы от этой ерунды. Возьмите одну из войн или, скажем, пакистанскую революцию, и забейте тревогу.

В этом весь Тони Питерс: он единственный из всех знакомых Тейлора прекрасно понимает, что движет экономикой, и способен понятными словами донести это до окружающих. При этом он знает конгресс, влиятельных политиков и тех, кто держит в руках рычаги реальной власти. Подобный человек – бесценный помощник для президента, исповедующего активную позицию. Но и он не лишен недостатков. Для Питерса мерилом всего на свете является практический опыт. Он схватывает все буквально на лету и не повторяет чужих ошибок, но как он поведет себя, столкнувшись с проблемой, выходящей за рамки всего того, что было известно прежде? Какой тогда прок от опытности?

– Я хочу, чтобы ты потолковал с людьми, видевшими все на месте, – сказал Тейлор. – Причем из верхних эшелонов, ясно? Выясни, что происходит на самом деле, а не то, что не может произойти, как твердят твои эксперты.

– Вы серьезно?! – воззрился на него Питерс. – Да нам на пушечный выстрел нельзя приближаться к этой штуковине, господин президент! Стоит нам начать задавать вопросы, как об этом тут же станет известно.

– Постарайся организовать это как-нибудь поделикатнее, Тони. А то экономика летит к чертям, будь ей пусто! Найдите кого-нибудь разбирающегося в этих премудростях и раздобудьте ответы. Однозначные ответы! Я хочу знать, насколько реально производство подобных материалов. А если оно реально, то как оно отразится на экономике. – Президента вдруг охватила безмерная усталость. – И пожалуйста, не надо больше гадать на кофейной гуще.

17

Эл Истер был самым агрессивным цеховым профсоюзным уполномоченным в Дейтоне, штат Огайо, в дочерней компании «Когар Индастриз» – второго такого поди поищи. Простые служащие, посмеиваясь, говорили, что начальнички боятся в одиночку выходить по ночам из опасения, что Эл рыщет по улицам. Руководство осторожно консультировалось с профсоюзом по поводу любых решений, в которых можно усмотреть изменение условий труда, и относилось к рабочим весьма снисходительно. Даже когда Лиз Мюллен уличили в хищении скрепкосшивателей, дискет и разнообразных офисных аксессуаров, чтобы потихоньку приторговывать ими, она отделалась легким испугом. Вместо уведомления об увольнении и тюремной похлебки она получила лишь выговор.

Наиболее действенным оружием Эла была угроза немедленного ответа. Он прямо-таки горел желанием (во всяком случае, так казалось руководству, а это существа не меняет) объявить полную или частичную забастовку протеста по самым заурядным поводам. Если же Эл решит, что затронуты принципы, стачка может последовать даже за попыткой вынести предупреждение нерадивому служащему или пересмотреть график работ.

Профсоюзный деятель не делал ни малейшего секрета из своей точки зрения, заключавшейся в том, что все начальники – бездушные эксплуататоры и лишь он один защищает права и ограждает благополучие рабочих от захвативших руководство стервятников в человечьем обличье.

Боссы из национального профсоюза не наделяли его полномочиями действовать столь деспотическим образом, однако ограничивались лишь формальными и лицемерными упреками в его адрес, да и то лишь изредка. Уж им ли было не знать, у кого в Дейтоне на руках все козыри! Когда Эл призывал к стачке, рабочие завода откликались все как один. Дней пять спустя мог появиться представитель Национального союза разнорабочих и механиков, чтобы по-отечески пожурить его, но тем временем Эл всегда успевал добиться своего.

Руководство при всяком удобном случае пыталось повысить его или на худой конец удвоить ему зарплату, но всякий раз он отклонял подобные предложения.

– Я нужен людям, – говорил он директору завода Эдриану Коксу, – чтобы помешать вам и вашей своре сожрать их живьем.

Как же, как же! Эдриан прекрасно знал настоящие мотивы отказа: Эл был слишком опьянен властью, чтобы вот так запросто отказаться от нее; ни один руководитель в «Когаре» не обладает такой же реальной властью, как Эл.

Эл недолюбливал руководство «Когара» и по личным мотивам, и из принципа. Он демонстративно носу не показывал в компании, если не возникала нужда припереть руководство к стенке. Поэтому, когда секретарша доложила Коксу, что Эл вошел в здание и направляется в их сторону, Эдриан был неприятно удивлен и почему-то набрал полную грудь воздуха, будто собирался нырнуть в холодную воду.

– А он не говорил, что ему надо?

– Нет, сэр. Дженет спросила, но он прошел мимо, не удостоив ее даже словом.

А секунд через двадцать Эл решительно преодолел последние рубежи обороны Кокса и вошел в кабинет в тот самый миг, когда интерком пискнул, запоздало предупреждая о его появлении.

На стенах просторного кабинета Кокса висели дипломы и грамоты в деревянных рамочках, а также пара дорогих живописных полотен, подобранных его женой. Сам Кокс сидел за дубовым столом, озаренным солнечным светом, просачивающимся сквозь листья пальм в кадках. Его огорчало, что профсоюзный уполномоченный делает вид, будто всей этой красоты просто-напросто не существует. Эл остановился посреди персидского ковра, дерзко оставшись в кепке, устремил на директора пристальный взгляд и провозгласил:

– Мистер Кокс, полагаю, вы в курсе событий в Северной Дакоте.

Редеющие волосы этого грузного, неряшливого коротышки были спутаны, брюшко проглядывало из-под с трудом сходящейся на животе засаленной рубашки, а из нагрудного кармана торчал испачканный носовой платок. Все это входило в трудолюбиво созданный и старательно поддерживаемый образ.

– Насчет НЛО? – Кокс почувствовал громадное облегчение: дело не касается компании.

– Ага. – Эл плюхнулся на один из стульев у стола для совещаний. – Что мы предпринимаем по этому поводу?

– По какому? – Кокс подался вперед, заранее догадываясь, о чем пойдет речь. На совете директоров и при переговорах с партнерами уже всплывал вопрос о материалах, которые могут появиться в результате открытия на гребне Джонсона.

– По поводу более прочных шин. – Откинувшись, Эл раскачивал стул на задних ножках. – Что будет с «Когаром», если промышленность начнет выпускать шины, способные набегать двести тысяч миль?

– Этого не может быть.

– Рад слышать. – Коротышка пялился на Кокса, даже не мигая.

– А чего вы от меня ждали? Я знаю лишь то, что говорят по телевизору.

– Ага. Я тоже. – Выражение лица Эла никогда не менялось, застыв в вечно саркастической гримасе. – Вы же знаете, я всегда выступал за более тесное сотрудничество между рабочими и руководством. Как ни крути, цель-то у нас одна. Крепкая компания означает надежные рабочие места.

Кокс не удержался от улыбки:

– Поддерживаю от всей души, Эл.

Активист нахмурился:

– Если эта штуковина и вправду такова, как про нее рассказывают, через три года в этой стране не найдется дела ни шинникам, ни резинщикам. Будь я на вашем месте, я бы послал кого-нибудь сделать предложение.

– Предложение? – приподнял брови Кокс. – Какое?

– Скупить их на корню.

Кокс добрую минуту смотрел на Эла, не находя слов.

– Паниковать пока незачем, – наконец сказал он. Утешение слабое, но ничего другого в голову ему не пришло.

– Если случится худшее, – покачал головой Эл, – вы отвертитесь, получив правительственные субсидии. Время будет трудное, компания пойдет по одиннадцатой статье [12], но вы-то выйдете сухими из воды. Вы лично и все засевшие здесь белые воротнички выговорите себе прибавку к жалованью и будете сетовать на капризы экономики. А вот простые труженики, как всегда, будут втоптаны в грязь. И в конечном счете останутся с носом.