Искушение - Макдональд Джон Данн. Страница 19

– Будь я проклят, если пойду домой. Сниму номер, хотя бы прямо тут, у вас а, Тимми?

– Что уж, всякое бывает, – сказал он не совсем впопад.

Я влил в себя спиртное и дал ему еще один доллар на чай. Теперь он меня запомнил. Выходя, я задел плечом дверной косяк. Потом быстро нырнул в машину и поехал к нашему строительному участку на Парк Террас. Теперь я благословлял Э. Д, за его упрямство. Давно уже я уговаривал его нанять ночного сторожа. Я убеждал его, что стайка юнцов из озорства способна нанести нам ущерб, который в несколько раз превысит все затраты на сторожа. А воры стащат что-нибудь – ищи их потом! Но он неизменно возражал, что рабочие обязаны запирать все инструменты и материалы в вагончиках и в сараях, а детям так и так не воспретишь стащить какую-нибудь там чурку, болванку или доску.

Я знал, что завтра утром точно по графику передвижные бетономешалки зальют раствором фундаменты десяти домов и будущие стоянки для автомашин. Формы были уже приготовлены. Я остановился за высоким штабелем полых кирпичей. Постоял, пока глаза привыкли к темноте. Нужно было убедиться, что стройплощадку не облюбовала какая-нибудь парочка. Ближайшие жилые дома находились за четверть мили отсюда. Где-то неподалеку голосами младенцев орали две кошки.

Я достал лопату, переступил через шнур и через дощатую перегородку – границу будущей бетонированной площадки. Еще три шага. Здесь. Основная масса раствора сбрасывается на середину, а уж затем разравнивается. Я выбрал дом, расположенный на покатом склоне, так что здесь для будущей автостоянки мы подсыпали землю. Я рассчитывал, что копать тут будет легче.

Легче, да. Но не так уж легко, потому что мне приходилось спешить. Я запыхался, спина и плечи уже болели. Нужно было бы копать еще глубже, но я остановился на четырех футах.

Я подогнал машину с погашенными фарами задним ходом почти вплотную к месту. Открыл багажник. Снял парусину. Потянул ее за ноги, привел в сидячее положение, после чего опять взвалил через плечо. Яма оказалась слишком тесной, и в длину, и в ширину места только-только хватило. Я пытался вообще не думать о том, что я делаю, забрасывая могилу землей. Но потом землю нужно было утрамбовать. Я утаптывал ее, а сам видел, как она лежит в бикини у плавательного бассейна, греясь на солнце. Видел ее в вечернем платье. Я видел ее шагающей, бегущей, смеющейся.

Земли оставалось в излишке меньше, чем я предполагал. Она заняла там совсем немного места. Оставшееся я разметал широкими взмахами лопаты. Потом парусиновой тряпкой тщательно загладил следы, которые я оставил, утаптывая почву.

Одиннадцать. Время поджимало. Я поехал домой, убрал лопату. Открыл встроенный шкаф в верхнем коридоре, достал оттуда оба дорожных чемодана. Я не поленился набить их доверху вещами, которые она захотела бы взять с собой. Все лучшее, все самое новое. Костюмы, юбки, блузы, туфли, драгоценности, духи, косметику. Я собирал это все так же лихорадочно и поспешно, как и она собирала бы. Я оставил открытыми пару ящиков и кое-что из тряпок уронил почти нечаянно, – пусть валяются в шкафу и на полу, так естественней.

Я был почти готов, когда зазвонил телефон. Пусть звонит. Одиннадцать раз проверещала проклятая машинка, прежде чем звонивший догадался повесить трубку. Я снес чемодан вниз и уложил в багажник медного «порше», туда же я сунул ее норковую накидку. Как обычно, она оставила ключ в зажигании. Я возвратился в дом и вышел оттуда в теннисных туфлях, в штанах, в которых я ездил когда-то на охоту, темной шерстяной рубахе. Я нес ее сумочку, при мне был также пистолет, автоматический, двадцать второго калибра, девятизарядный, к которому я не прикасался по меньшей мере три года. Все девять патронов были в обойме.

Как в прошлый раз, с Винсом, я обогнул полгорода, пока не выехал на ту же дорогу № 167. Здесь я повернул на север. Приземистая, прямо-таки стелющаяся по земле машина ввинчивалась все дальше в горы. Мне везло, дорога была пуста. Проезжая Бринделл, что в двух милях от озера, я особенно опасался, что кто-то заметит меня. Но нет, и тут было пусто, если не считать дюжины тусклых домов. В середине деревни я свернул на проселок. Ночь была так тиха, что Винс мог бы и проснуться, если бы я подъехал чересчур близко. Поэтому я выключил мотор где-то за четверть мили от дома и предоставил «порше» катиться по инерции, покуда деревья, окружавшие летний дом Мэлтонов, темными глыбами не выросли перед глазами. Здесь я нажал на тормоз.

Казалось совершенно невероятным, что я был здесь еще сегодня днем. Представлялось, что это было давным-давно, много суток назад. Я вставил обойму, но оставил палец на предохранителе – на случай, если вдруг споткнусь в темноте.

Между деревьями месяц освещал дорогу, и я мог прибавить шагу, не боясь налететь на ветку или камень. Дальше пришлось опять быть осторожнее: сухая листва устилала здесь землю, и мне приходилось думать, куда поставить ногу, чтобы не задеть пенек или сухую ветку, утонувшую в листьях. Камень-голыш вылетел из-под ноги и ударился о другой такой же. Я стоял, затаив дыхание, прислушивался. Кровожадная мошкара пировала на мне. Я слышал, как вода плещет внизу о скалу. За спиной ухала сова – звук не из самых веселых. Далеко-далеко залаяла собака.

То, что я здесь делал, требовало своеобразной школы, и я ее когда-то прошел. Одолев наконец последний промежуток, я опустился на колени, ощупывая глазами черную массу дома, высившуюся передо мной на фоне посеребренной месяцем воды и неба, битком набитого звезда ми. Я решил, что он обосновался в спальне, находящейся в юго-восточном углу дома. Там было всего удобнее, и огромная двуспальная кровать должна была его устроить. Я набрал в руку с полдюжины камушков величиной с земляной орех. Сладковатый запах оружейного масла бил в нос. Быстро и бесшумно я пересек освещенный месяцем подъездной путь и распластался, прижавшись к шероховатой стене здания, замер. – Через минуту я опять двинулся вдоль дома, покуда не оказался под окном той самой спальни. Теперь я мог слышать его дыхание, медленное и глубокое. Я немного отошел от стены и бросил камушек в кусты. С шумом задел он ветку и свалился. После второго броска я прислушался. Теперь его дыхания не было слышно. Я кинул третий камень и ждал. Вот скрипнула, вернее, крякнула кровать. Потом под тяжестью его тела вздрогнула половица. Я положил палец на курок и на шаг передвинулся.

В тот миг, когда он должен был добраться до окна, я уже стоял прямо перед ним с поднятым пистолетом. За стеклом его лицо казалось бледным пятном; оно было футах в трех надо мной.

Я послал в это пятно три пули, бросился наземь и откатился к стене. И услышал, как он падает там, в доме. Глухой удар, потом звон металла о дерево, протяжный стон и вздох – тяжелый, смертный, последний. Я подождал десять минут. Потом стволом пистолета расширил отверстие в сетке для насекомых, закрывавшей фортку, просунул палец, поддел вверх шпингалет. Я снял раму с петель, и голова моя при этом ни разу не оказалась против окна. Я перекинул через подоконник руку с пистолетом, потом руку с фонариком, нажал на кнопку. И тотчас увидел его. Выключил фонарик, подтянулся, вскарабкался на подоконник. Спрыгнул в чернильную тьму. Опустил на ощупь жалюзи. Нашел вслепую выключатель. Врубил свет. Он был в одном белье. Лежал вполоборота, лицом к полу, подобрав под себя одну ногу. Я перевернул его носком туфли. Все три пули попали ему в лицо. Крови почти не было. Стрелять я не разучился.

Оставив свет невыключенным, я вышел из дома, дошел до машины, сел, подъехал. Прошел снова в спальню. Собрал его вещи, сунул в дорожный чемодан, предварительно изъяв оттуда толстые пачки сотенных купюр, после чего присовокупил чемодан к имуществу Лоррейн. Одевать его не имело смысла, да и времени оставалось в обрез. Я ухватил его за локти и выволок через узкую веранду в машину. Это стоило мне нескольких капель пота. Я вернулся в дом – проверить, не забыто ли что-нибудь. В ванной комнате лежала его электробритва. Черный металлический кейс молча ждал под кроватью. Я открыл его, чтобы бросить взгляд внутрь. Деньги были на месте. С моим пистолетом, маленьким японским автоматом и электробритвой я спустился к лодочной пристани и бросил их в воду. Они канули в озеро, как три булыжника. Сразу за дощатым пирсом дно резко опускалось, здесь было около тридцати футов.