Конец тьмы (Капкан на 'Волчью стаю') - Макдональд Джон Данн. Страница 31

Шак одним движением схватил его за руку и рывком развернул.

– Значит, я перепутал, – сказал Шак. – Мне показалось, что ты ищешь неприятности.

Бармен был мужчиной грузным и рыхлым. Его лицо посерело и покрылось потом. Со стороны казалось, что Эрнандес едва удерживал бармена, но я заметил, как глубоко впились его железные пальцы в мягкую, пухлую руку.

– Не надо... неприятностей, – тихо попросил бармен прерывающимся голосом.

– Прекрасно, – согласился Шак. – О'кей! На секунду его лицо исказилось от усилия. Бармен издал блеющий звук, закрыл глаза и опустился на одно колено. Шак поднял его и отпустил, легко толкнув по направлению к стойке.

– Философия агрессии, – нравоучительно проговорил Сэнди. – Она разозлилась на меня и выместила гнев на Шаке, который отыгрался на толстяке. Вечером дома тот побьет старую леди, а она – ребенка. Ребенок побьет собаку, собака разорвет кошку. Конец цепочки. Агрессия всегда кончается чьей-нибудь смертью, Кирби, запомни это. Смерть – последнее звено в цепи. Она могла бы воткнуть нож в горло Шака, и это был бы конец. Все мы животные. Пошли отсюда.

Мы вышли на улицу. Я нес дешевый мексиканский чемодан. У Сэнди Голдена через плечо висел рюкзак. Нан тащила похожую на барабан шляпную коробку, покрытую красным пластиком, имитирующим крокодиловую кожу. Скудные пожитки Шака поместились в коричневом бумажном пакете.

Мир был ясен, бессмыслен и равнодушен. Целый час мы пытались остановить машину, но нас было слишком много. Нан уселась на мой чемодан, а Сэнди принялся разглагольствовать о сексуальном подтексте, заключенном в американском автомобиле. Когда начало темнеть, остановился грузовик. Нан села в кабину, а мы забрались в кузов. Нас высадили в Брэккетвилле, в тридцати милях от Дель-Рио. Водителю нужно было поворачивать на север. В каком-то вонючем кафе мы съели подозрительные гамбургеры.

Я находился с этими людьми достаточно долго, чтобы понять истинные отношения между ними. Шак терпеливо обхаживал Нан с вполне ясными намерениями. И ей и Голдену было заметно его возбуждение, когда он находился рядом с ней. Его желание было так сильно, что воздух, казалось, насыщался запахом муксуса.

Мы нашли место для ночлега в Брэккетвилле, по полтора доллара за койку. Маленькие рассохшиеся домики размером восемь на десять футов, крашенные под желтый кирпич, каждый с двуспальной железной кроватью, просевшей, как гамак, одной сорокаваттной лампочкой под потолком, грязной раковиной, одним стулом, двумя узкими оконцами и одной дверью. На полу потрескавшийся линолеум. Уборная на улице, серые простыни, вместо вешалок вбитые в стенку гвозди, короче, райский уголок.

Комплекс состоял из шести домиков. Мы оказались единственными жильцами и сняли три хижины. Четыре с половиной доллара за три кровати. Мы немного поболтали в домике Сэнди и Нан. Шак сидел на стуле, Сэнди и я – на кровати. Нан – на полу. Сэнди снова раздал таблетки.

– Это смерть, парень, – заявил он. – Ты погружаешься на шесть футов туда, где можно говорить с червями.

Мы разошлись по своим хижинам. Я спал в среднем домике. Стараясь не думать о клопах, отключился так быстро, что даже не слышал, как она вошла. Когда Нан забралась в постель, я в испуге проснулся. Она раздраженно толкала меня:

– Эй! Эй, ты! Эй!

Я спал так крепко, что совершенно забыл, где нахожусь. С почти невыносимой радостью я обнял Кэти Китс и нашел ее губы. Но губы и кожа были не те, а от волос несло какой-то кислятиной. Наконец до меня дошло, что Кэти мертва, и я вернулся в реальность.

– Нан?

– А ты думаешь, это маленький Бо Пип? – сонным и хриплым голосом ответила Козлова, механически лаская меня.

– Я и не знал, что понравился тебе, малышка.

– Заткнись. Сэнди сказал, чтобы я нанесла тебе визит. Поэтому я пришла. Так что давай кончим с этим без разговоров.

Если бы со сна я не подумал, что это Кэти, наше сношение оказалось бы невозможным. Но мне пришлось удовлетворить ее, потому что сделать это было легче, чем отправлять ее назад с выражением благодарности Сэнди. С механическим проворством она очень быстро кончила, скатилась с меня и натянула штаны. Нан даже не сняла блузку.

– Передай Сэнди мою благодарность, – кисло пошутил я.

– Сам передай, – ответила девушка. Входная дверь заскрипела и со стуком закрылась. Не успев насладиться собственной горечью, я заснул.

Я понял мотивы Сэнди в понедельник около полудня, когда мы находились на шоссе 90, в миле к востоку от Брэккетвилла, балдея от таблеток доктора Голдена. Мы выставляли большие пальцы навстречу проносившимся машинам, оставлявшим в пыли замысловатые следы. Сэнди, как хозяин, похлопал Нан по твердому, обтянутому штанами залу и спросил:

– Этот цыпленок вчера ночью сделал все, как надо, Кирби?

– Она, она вела себя прекрасно, – неловко ответил я. Угловым зрением я увидел, как побагровел Шак. Казалось, он вот-вот расплачется.

– Сэнди! – воскликнул он. – Ведь ты никогда...

– Разве мы не должны научить этого благородного молодого человека жизни, Шак? Ты что, хочешь лишить его образования?

– Я думал, что ты просто не хочешь делиться, и это было нормально. Но если ты так поступаешь, то я...

– Что? – спросил Сэнди, подходя к Шаку.

– Я просто имел в виду...

– Ты хочешь попасть в Новый Орлеан или отправиться назад в Тусон, Эрнандес?

– Я хочу ехать с тобой, Сэнди, но...

– Тогда заткнись, о'кей?

Шак испустил глубокий и протяжный вздох отчаяния.

– О'кей. Будет, как ты скажешь, Сэнди.

Я понял, что Сэнди проверяет свою власть над Эрнандесом. Успокоившись, Шак взглянул на меня так, что мне стало не по себе.

В конце концов нам удалось остановить подходящую машину, на сей раз пикап с двумя мужчинами в кабине. Мы вчетвером забрались в кузов. Проехали сорок миль до Увальда. После ужина и ночлега в домиках, немногим лучших, чем в Брэккетвилле, у нас осталось меньше девяти долларов.

– Если мы будем передвигаться с такой скоростью, – объявил Сэнди, – у нас отрастут длинные бороды или мы умрем с голоду, пока попадем на Бургундскую улицу.

– Можно остановиться и подработать, – предложил Шак.

– Никогда не произносите при мне это слово, сэр, – сказал Голден.

– Все потому, что нас так много, – объяснила Нан. – Я же тебе говорила. Нам нужно разделиться. Мы бы с тобой доехали до Нового Орлеана за день, честное слово.

– Нам слишком хорошо вместе, чтобы расставаться, – возразил Сэнди.

– Это ты называешь хорошо? – угрюмо спросила она.

– Заткнись, – ответил Голден. – Вместе веселее. Во всяком случае, у меня есть идея. Пора использовать наши таланты и достоинства. Нам нужна своя машина, дети мои.

– Великая автомобильная кража, – угрюмо пробормотал Шак.

– Может, нам удастся просто одолжить ее.

– Как? – поинтересовался я.

– Век живи – век учись, студент, – ответил он.

Следующий день оказался вторником 21 июля. В этот лень началась наша «деятельность». Голден так зарядил нас вечером, что мы беспробудно проспали до полудня. Вскочили с кроватей, влили остатки текилы в Шака.

Стоял ослепительный летний день. Сэнди потащил нас на восток по шоссе. Он решил не начинать операции, пока не найдется подходящее местечко.

Все прошло точно по плану Сэнди. Нан стала на обочине со шляпной коробкой в руках, а мы залегли за кустами. Одинокий водитель в новом бело-голубом грузовом «форде» с визгом затормозил, проскочив пятьдесят ярдов, а потом так быстро вернулся, словно боялся, что ее подберет следующий водитель. Нан уселась на переднее сиденье, улыбнулась ему м попросила, чтобы он переложил коробку назад. Мужчина взял коробку обеими руками и, не вставая, развернулся. В этот момент она приставила нож к его животу и, слегка поцарапав кожу, сказала, что, если он хоть чуть-чуть пошевелится, она разрежет его, как рождественского гуся.

Нан говорила так убедительно, что водитель даже не выпустил из рук коробку. Она держала его в таком положении, пока мимо не проехали две машины. Когда дорога в обоих направлениях стала пуста, Нан позвала нас. Мы подбежали к машине. Сэнди и я устроились на заднем сиденье. Шак открыл дверцу и сильно ударил водителя кулаком чуть выше уха. Парень завалился на бок. Шак отодвинул его, сел за руль, и через секунду мы уже ехали по шоссе, не превышая скорости. Нан проверила бардачок и протянула Сэнди пистолет 32-го калибра, который тот засунул в рюкзак.