Оранжевый для савана - Макдональд Джон Данн. Страница 22

— Хуже не будет, если одного из них сюда вызвать. Чертовски хороши. — Он выпрямился. — А если мы соберемся попробовать, то вы ни черта об этом и знать не захотите. Так вас надо понимать?

— Мне нужно знать лишь одно, не кончится ли это все десятью годами в тюрьме Рейфорд.

— Ничего подобного. Поверьте мне, все будет вполне законно.

— Как вы это проворачиваете?

— Ваш приятель должен вбить себе кое-что в голову. Ну, скажем проявить желание принять участие в земельных операциях одного синдиката. А потом он слегка превышает свой баланс. В случае с тем, последним, они использовали женщину.

— Она все еще тут?

— Я не интересовался. Зачем?

— С моим знакомым это тоже может выгореть.

— Послушайте. Вы сказали, что он вам доверяет. То, как это делается, не подразумевает ополовинивание денег. Либо это не пройдет, либо у него ни гроша не останется. Вам не жалко его?

— Только не его. Но меня это, конечно, немного волнует. Ведь речь идет почти о двух миллионах, Уаттс.

— Может, при нем целое стадо адвокатов ходит?

— Нет, а в чем состоит суть дела? Объясните попроще, я не юрист.

— Вы заставляете своего знакомого поверить, что синдикат охотится за дьявольски большим куском земли. Все кладут деньги на счет синдиката, каждый вносит некоторую долю. Попечителем служит кто-нибудь из членов синдиката. В данном случае это будет тот человек, о котором я вам говорил. Клиент думает, что все вносят деньги наличными. Но по отдельному соглашению попечитель соглашается принять от других участников векселя, принимая во внимание их давнее знакомство и тому подобное. В синдикатном соглашении есть пункт о возможности дополнительных сборов. Каждый раз, когда подходит время такого сбора, клиент вносит наличные, а другие отделываются векселями на свою долю сбора. В другом пункте соглашения говорится, что если один из членов не может внести свой процент сбора, то он выбывает из игры, а его доля делится между остальными пропорционально их участию в деле. Еще в одном пункте оговаривается возможность распада синдиката в случае, если операция признана неосуществимой, а его фонд при этом делится между его членами пропорционально их участию. Таким образом, вы просто посылаете ему требования о дополнительных сборах, пока у него ни гроша не останется, исключаете его с соответствующим уведомлением, а немного погодя прикрываете лавочку и делите пирог. Надо только поддерживать в нем мысль о том, что все это дело вот-вот обернется огромной богатой золотой жилой.

— И вы получили кусок от того пирога?

— Едва ли. Мне выплатили две с половиной тысячи гонорара и пять тысяч премии. Обещали десять, но когда все завершилось, у меня уже не было никакой возможности дунуть в свисток, чтобы их схватить, не попав в ту же связку. И они это понимали.

— Насколько они раздели того человека?

— На двести тридцать тысяч. Когда уже было слишком поздно, он обратился к другому адвокату. Тогда весь город и узнал об этом.

— Но тем не менее вы все еще можете позволить себе проиграть пятьсот долларов в бридж?

Он опустил лицо в ладони.

— Не будем об этом, ладно?

— Вы можете провести такого же типа операцию для моего клиента?

— Не знаю. Она гораздо крупнее. И не уверен, выдержат ли мои нервы. Мне нужно будет задействовать того, другого человека. Возможно, он не захочет приезжать один. И пожелает использовать тех же людей, что и раньше. Они себе по большому куску отхватят.

— Тогда как нам обезопасить себя, чтобы не получить в конце малую толику?

Он покачал головой.

— Макги, у меня голова раскалывается. Есть способы. Вы разрабатываете это дело в открытую. Мы можем организовать фонд синдиката таким образом, чтобы три подписи позволяли снять любую сумму со счета. А поскольку наши векселя ничуть не хуже остальных, мы сможем войти в долю на любой процент, за который будем в состоянии расплатиться.

— Это мой клиент. Что, если мы возьмем себе половину, сорок процентов мне и десять вам? И позволим им заграбастать все остальное, как им будет угодно, пусть только провернут это дело.

— А он не знает, что вы не можете потребовать такую сумму наличными? Мне кажется, придется...

Дверь ванной распахнулась, и на нас уставилась Вивиан.

— Какого черта вы тут делаете?

— Я так становлюсь богаче, любимая. Закрой дверь. За собой.

Я получил точно такой же взгляд, каким она наградила мужа. Потом Вивиан дернула дверь и закрыла ее.

— Еще один момент, Уаттс. Я полагаю, что вам нужно представить некую фиктивную собственность?

— Нет-нет. Это было бы классифицировано как вымогательство. Мы договорились с руководителем Кипплер-тракта на двадцать четыре тысячи четыреста гектаров. И сделали законное предложение об оптовой закупке.

— И что бы вы сделали, если бы Кипплер сказал: «я принимаю ваше предложение».

— Он не мог. Он связан условиями завещания. Но откуда нам знать, если он этого не говорил?

— А он не говорил?

— Нет. Он писал прекрасные письма. «Серьезно рассматриваем ваше последнее предложение... Должны обсудить его с наследниками и с адвокатами по налогообложению» и тому подобное. Все они подшиты к делу на случай, если кто-нибудь этим заинтересуется. И он продолжал требовать повышения оптовой цены.

— Что влекло за собой дополнительные сборы. Так он был подкуплен?

— Разумеется. И получил впоследствии неплохой подарочек. Черт побери, Макги, это дело оформлено без сучка, без задоринки.

— А мы сможем снова воспользоваться той же земельной полосой?

— Ну... не на условиях оптовой закупки. Слишком большие деньги на этот раз поставлены на кон. Может быть, на условиях обычной покупки. Ее будет выгодно перепродать, если мы приобретем ее, скажем, по пятьсот долларов за гектар. Двенадцать миллионов. Потом ваш клиент входит в дело на одну двенадцатую часть. Что-нибудь типа этого, чтобы осталась подходящая разница между себестоимостью и продажной ценой и можно было вытеснить его сборами. Единожды попавшись на крючок по-крупному, они вынуждены выбрасывать все больше, считая, что это единственный способ обезопасить себя. Главная прелесть состоит в том, что когда дело завершено, клиенты настолько разорены, что шансы их возвращения с какими-либо официальными исками о возмещении практически сводятся к нулю. И все слишком чисто сработано, чтобы выглядеть привлекательно для любого адвоката, решившего за это взяться. Как зовут вашего человека?

— Нам нужно это обдумать и обсудить позже. А как зовут вашего специалиста?

— Он, может быть, занят чем-нибудь другим. Вы свяжетесь со мной?

— Да, скоро.

— А пока что, просто на всякий случай, хуже ведь не будет, позвоните своему приятелю, изобразите живую заинтересованность и скажите, что, кажется, у вас есть некоторый шанс ввести его в дело, где он удвоит свои капиталы за год. Его это подтолкнет?

— Он хочет стать знаменитым на всю страну бизнесменом.

— А чем занимаетесь вы?

— Спасение и уничтожение.

— Собственное дело?

— Без начальника. Как только подворачивается подходящая работа, я берусь за нее; беру напрокат оборудование, заключаю передоверенный контракт на все, что могу; требую невысокий процент от прибыли, который достаточно велик для того, чтобы жить припеваючи, пока следующий шанс не подвернется.

Он кивнул.

— Очень разумно. Очень мило. Так зачем тогда вам вся эта афера, приятель?

— Я при последних сделках запросил не самую высокую цену, и мой оперативный фонд немного истощился.

— Как мне связаться с вами, Макги?

— Я тут у друзей живу. Я сам вас найду.

Уходя, я не попрощался с Вивиан. И хорошо могу себе представить, что будет чувствовать Крейн Уаттс на следующее утро, когда вспомнит наш разговор.

У внезапно и искусственным образом протрезвевшего человека наступает обманный период ясного сознания. Он думает, что контролирует себя, но кора головного мозга еще по-прежнему находится в заторможенном состоянии, бдительность снижается. Все попытки лицемерить оказываются по-детски очевидными. Эпизод с душем убедил его. Если я был настолько осторожен, что обошел любое подслушивающее устройство, то, черт побери, со мной все должно было быть в порядке.