След тигра - Воронин Андрей Николаевич. Страница 69

«Ну и валенок, — подумал Сиверов. Он бежал вверх по склону, уже почти не скрываясь, ориентируясь по раздававшимся впереди и слева звукам автоматной стрельбы. — Если это Горобец, то слухи о его военных талантах сильно преувеличены. Удивительно, как он ухитрился дожить до сегодняшнего дня, будучи таким недотепой…»

Он остановился и прислушался. Автоматная пальба теперь слышалась совсем неподалеку, в какой-нибудь полусотне метров от того места, где стоял с винтовкой наперевес Слепой. «Ну и будет, — подумал Глеб. — Надо кончать, пока он ненароком кого-нибудь не зацепил».

Он внимательно всмотрелся в просветы между деревьями, надеясь увидеть неизвестного стрелка, который все палил, прижимая его товарищей к земле, как будто у него с собой была цинка с патронами. Лес здесь был старый, редкий, с чахлым, полузадушенным подлеском, но разглядеть Андрея Горобца Глебу все равно не удалось. Он несколько раз сменил позицию, продвинулся немного вверх по склону, но тщетно — каким бы валенком ни оказался на поверку его невидимый противник, огневую точку он выбрал с умом, и засечь его Сиверов не мог.

— Ты, брат, не на того напал, — сказал стрелку Глеб, забрасывая винтовку за спину. — Давай-ка вспомним горький опыт финской войны!

С этими словами он подпрыгнул, зацепился руками за нижний сук старой сосны и через минуту уже обживался в надежной развилке метрах в десяти над землей.

Отсюда, сверху, лесистый склон просматривался как на ладони, от подножья до самого гребня. Глеб видел вспышки выстрелов внизу и торчащие из-за камня длинные ноги Тянитолкая в растоптанных солдатских башмаках. Видел он и неизвестного стрелка, которого пока даже в мыслях избегал называть Андреем Горобцом.

Стрелок действительно выбрал очень хорошее место для засады — на самом гребне склона, в нагромождении схваченных корнями старой пихты скальных обломков. Правда, Глебу показалось, что место было выбрано не столько благодаря трезвому расчету, сколько по счастливой случайности; будь это не так, стрелок подпустил бы их поближе, что дало бы ему отличный шанс уложить всех одной очередью. Если бы он, стрелок, дал себе труд осмотреться, подумать и как следует подготовиться к нападению, он бы наверняка принял меры к тому, чтобы вооруженный снайперской винтовкой Сиверов не подобрался к нему с фланга.

Поднимая винтовку, Глеб подумал, что при желании мог бы просто подойти к этому лопуху и взять его голыми руками. Останавливали только два соображения. Во-первых, с начала перестрелки прошло уже минуты три, если не все пять. Современный бой скоротечен: кончатся у автоматчика патроны, и он уйдет, растворится в тайге, чтобы потом, пополнив боекомплект, ударить снова — быть может, более удачно. А во-вторых, Глеб положа руку на сердце не представлял, что они станут делать с пленным маньяком. Как там сказала Горобец? «Пуля милосерднее» — кажется, так.

Под этим высказыванием профессиональный стрелок Сиверов готов был подписаться обеими руками.

Он заглянул в прицел. Даже сквозь хорошую оптику и даже отсюда, с дерева, автоматчик был виден ему не очень хорошо — мешали камни, из-за которых торчали только задняя часть заросшей темными волосами головы с половинкой уха да плечи, часто вздрагивающие от выстрелов. Глеб навел перекрестие прицела на затылок, заколебался, прицелился в плечо. «В плечо, — подумал он. — Винтовочная пуля с пятидесяти метров — это достаточно серьезно даже при попадании в плечо. Охоту стрелять это ему отобьет наверняка, и далеко он с такой дыркой не уйдет — будет валяться на земле и как миленький дожидаться нас. Можно будет расспросить…»

Тут ему некстати вспомнился Пономарев с его страшилками. Проводник настоятельно советовал бить в голову — «чтоб уползти не сумел», как он выразился. Это была, конечно, чепуха, но Глеб опять заколебался. Перекрестие дрогнуло и поползло вверх, снова остановилось и начало опускаться.

«Э, — подумал Слепой, — а дело плохо! Кажется, я теряю квалификацию. Что это еще за мелодрама? Времени нет, а я здесь устроил… тьфу ты черт, и слова-то не подберу!»

Автоматчик слегка переменил позу, открыв незащищенную шею, и Сиверов, мрачно посмеиваясь над собой, подумал, что это компромисс.

— Ку-ку, — негромко сказал он и плавно нажал на спуск.

«Драгуновка» сухо щелкнула, как пастушья плеть, автоматчик нелепо взмахнул руками, прижал обе ладони к простреленной шее и скрылся из вида за камнями. Снизу еще дважды бахнул чей-то карабин, и сквозь прицел винтовки Глеб увидел два жидких облачка каменной пыли, взлетевшие в тех местах, куда ударили пули. Он отметил про себя, что выстрелы были столь же меткими, сколь и бесполезными, — с того места, где залегли его попутчики, автоматчика им было не достать.

Сиверов снова забросил винтовку за плечо, слез с дерева и не спеша, в полный рост, преодолел последние пятьдесят метров, отделявшие его от укрытия среди камней. Старая пихта мрачно шумела под порывами верхового ветра, в воздухе пахло порохом, нагретой хвоей, смолой и едкой каменной пылью. Опытный взгляд Сиверова отметил характерные выбоины на камнях — следы от ударов пуль. Их было много, кто-то из его спутников действительно очень недурно стрелял. Наверное, это был оправившийся от первого испуга Тянитолкай. Женщины тоже бывают снайперами, но Глеб видел, как Горобец стреляет из пистолета, и очень сомневался, что карабином она владеет лучше.

Спохватившись, он повернулся лицом к своим, медленно поднял и скрестил над головой руки, показывая, что концерт окончен и можно поберечь патроны. Потом он на всякий случай вынул из кобуры пистолет, легко вспрыгнул на верхушку ближайшего камня и, придерживаясь свободной рукой за шершавый пихтовый ствол, заглянул в укрытие.

Стрелок был здесь, в узкой каменной щели, будто нарочно выстланной пушистым серебристо-серым мхом. Во мху, во впадинах и выемках камней — повсюду поблескивали стреляные гильзы. В тылу позиции валялись пустые автоматные рожки. Их было четыре, пятый был вставлен в видавший виды АК-47 с потемневшим деревянным прикладом, лежавший на боку между камнями, там, где два обломка скалы образовали что-то наподобие узкой амбразуры. Ветер, которого внизу не было совсем, свистел в этой каменной дыре, выводя какой-то заунывный мотив, состоявший всего из двух низких, вибрирующих нот, и шевелил спутанные волосы на голове автоматчика.

Глеб опустил пистолет и привычно передвинул большим пальцем флажок предохранителя. Автоматчик еще жил, но уже не представлял опасности.

Он лежал на боку, привалившись спиной к камню, и все еще прижимал ладони к шее в безуспешной попытке остановить кровь, которая широкой ярко-алой струей текла по его рукам, пропитывая ткань грязной камуфляжной куртки. На бледно-серой поверхности камня у него за спиной тоже алела смазанная кровавая полоса, оставшаяся там, где отброшенный меткой пулей Сиверова человек сполз на землю, оставив за собой этот последний в своей жизни след. Похоже, пуля задела артерию, и теперь человек прямо на глазах угасал, истекая кровью, как гаснет фитиль керосиновой лампы, в которой иссякло горючее.

Лет ему было, наверное, около сорока, а может быть, и меньше — грязь, комариные укусы и спутанная, густо перевитая сединой борода мешали с уверенностью определить возраст. Масти он был рыжеватой, с явно преждевременной проседью, и лицо его, от природы белокожее, как у всех рыжих, сейчас казалось голубым. Глядя в это покрытое рельефными точками комариных укусов, испачканное кровью и грязью, уже наполовину мертвое лицо, Глеб чувствовал растущее недоумение. Было совершенно непонятно, кто это, откуда он тут взялся и зачем стрелял в них. Что бы там ни думал Слепой по поводу личности автоматчика, подсознательно он все же был уверен, что, подойдя, увидит знакомое по фотографии лицо Андрея Горобца. Но это был не Горобец, в этом Глеб мог бы поклясться; мало того, лежавший перед ним человек был рыжий, а Тянитолкай утверждал, что среди членов пропавшей экспедиции рыжих не было совсем, и Евгения Игоревна с ним не спорила. Тогда кто это, черт подери?