Сын Флетча - Макдональд Грегори. Страница 7
Сквозь пелену дождя Флетч видел фары джипа у самой вершины холма, далеко от оврага. Рассекал темноту и мощный фонарь в руках полицейского, сидевшего рядом с водителем.
– Вы не боитесь стоять у освещенного окна? – спросил Джек. – С учетом сложившихся обстоятельств?
– Нет. – Флетч обернулся к нему. Джек сидел на диване, привалившись к спинке, расслабившись.
– У тебя кожа матери.
– Не везде. – Джек потянулся.
– А почему ты такой загорелый? – спросил Флетч. – Сколько ты просидел в тюрьме?
– Пять недель. А до того меня выпустили под залог. Вот и болтался без дела, загорал. На работу выпущенных под залог берут неохотно. Тем более обвиняемых в покушении на убийство.
– Почему ты не приехал сюда?
– Не хотел вас стеснять. И потом, я дал подписку о невыезде за пределы штата.
– Ты сбежал из федеральной тюрьмы особого режима, пробыв в ней всего пять недель?
– Мне там не понравилось. Шумно. Еда оставляет желать лучшего. Я прочел все книги в библиотеке.
– Ты владеешь карате?
– Есть немного. – Джек вновь удивленно взглянул на Флетча. – А! Вы выходили из дома. Видели, как я уговаривал моих приятелей идти к оврагу.
– Как фамилия здоровяка, которого ты огрел сначала ногой, а потом ладонью?
– Лири. Он сумасшедший.
– А который из них Крайгель?
– Низкорослый, лысый, в очках. Его зовут Крис Крайгель. Значит, вы следили за мной. – Джек взглянул на кроссовки Флетча, джинсы. – Как вам удалось не промокнуть?
– Где Кристел? – Флетч сменил тему разговора.
– Вообще или в данный конкретный момент?
– Вообще. И в данный момент.
– В Индиане.
– Она по-прежнему работает журналистом?
– В некотором роде. Нет. – Джек наклонился вперед. – Ей принадлежат пять радиостанций.
– Какая она, однако, молодец.
– Она называет их денежными машинами. Мы живем, жили около Блумингтона. – Он налил себе молока. – В данный момент она проходит регулярный двухнедельный курс голодания. В специальной клинике. Она уезжает туда каждые полгода. В эти две недели разыскать ее невозможно. Все ее мысли должны быть связаны с потерей веса. Для нее это жизненно важный вопрос. Не похудев, она не может ходить. – По выражению лица Джека чувствовалось, что он очень любит мать. – Ноги не выдержат ее веса. Ее вены… сердце…
Джек съел все, что было на подносе.
– Принести еще? – спросил Флетч. Парень откинулся на спинку дивана:
– Нет. Благодарю. Может, попозже.
Флетч сел за стол.
– Как ты узнал, где я живу?
– Время от времени о вас пишут газеты. С тех пор как вы опубликовали книгу «Пегая лошадь: биография Эдгара Артура Тарпа-младшего». Она имела большой успех?
– Ты ее прочел? – спросил Флетч.
– Да.
Флетч ждал продолжения, а когда пауза слишком затянулась, заговорил сам:
– Полагаю, ее хвалили более чем достаточно.
– Отличная книга.
– Она отняла у меня немало сил. Джек глубоко вдохнул:
– Почему вы, белый человек, решили написать и издать книгу о коренных американцах – индейцах?
– А почему Эдгар Артур Тарп-младший решил рисовать коренных американцев – индейцев? Создавать статуи по их образу и подобию? Он тоже был белый человек.
– Совершенно верно. Он рисовал и ваял их в целостном единстве с их лошадьми. Вы сами так сказали. В вашей книге. Вы писали: «Тарп рисовал и оттенял обнаженные мышцы индейцев-наездников точно так же, как и мышцы лошадей, на которых они скакали». Я прав?
– Прав.
– «Он рисовал беременных женщин, женщин с детьми на спине, и контур их тел совпадал с контуром холмов, видневшихся за ними».
– Вижу, ты читал эту книгу.
– Я же сказал, что читал.
– И тебя интересует, что побудило меня взяться за нее?
– Интересует.
– Ясно, – вздохнул и Флетч. – Скажи, пожалуйста, что побудило американского еврея, окончившего Гарвард, сочинить «Вестсайдскую историю» о молодых пуэрториканцах, живущих в трущобах Нью-Йорка, взяв за основу пьесу о молодых итальянцах из Вероны, известную под названием «Ромео и Джульетта», написанную белым мужчиной, англичанином Уильямом Шекспиром, который никогда не был в Италии?
Джек заулыбался:
– Похоже, мой вопрос не застал вас врасплох?
– Да, раз или два мне уже приходилось отвечать на него. И меня удивило столь предубежденное отношение к моей работе.
– Так что вы ответили?
– Во-первых, такие мысли вообще не приходили мне в голову. Я знал, какой я есть. И знал, каким быть не могу. В отличие от некоторых я полностью отдавал себе отчет, что не могу встать на место другого и смотреть на мир его глазами. При этом я всегда верил в сопереживание, в то, что все люди способны испытывать одни и те же чувства. Мы не можем до конца понять других. Но попытаться-то в наших силах. Да, у коренных американцев было и есть великое культурное наследие. Но Тарп видел их, а также ковбоев, паровозы, лошадей, буйволов, поселенцев совсем не такими, как представлялись они себе. Тарп увековечивал память о них с любовью к ним. Без его картин и скульптур мы бы меньше знали о нашем прошлом, меньше бы понимали его. И я попытался с любовью увековечить память о нем.
– Вы читаете мне лекцию.
– Ты задал вопрос, я на него ответил.
– Вы верите в прямые линии?
– Природа не любит прямых линий. Человеку не остается ничего иного, как подчиниться ее законам.
– Человеку?
– В широком смысле этого слова.
– Это каламбур?
– Похоже, тебя нельзя кормить досыта.
Джек сложил руки на груди.
– Моя мать один раз пыталась написать книгу. Осилила восемьдесят страниц. На половине речь шла о вас. Ей нравится рассказывать истории, в которых вам отводится центральное место.
– Она и раньше шокировала людей историями обо мне.
– Они правдивые?
– Едва ли.
– А как насчет того случая, когда вы попали в Бразилию и вас приняли за человека, убитого до вашего рождения? Вам действительно пришлось найти убийцу, чтобы не сойти с ума?
– Кристел рассказала тебе эту историю?
– Она соответствует действительности?
– История с привидением.
– Моя мать любила вас. И сейчас любит. И в сексуальном плане тоже, знаете ли.
– Вот об этом я не подозревал.
– Вы женились на принцессе? Я читал об этом в газетах.
– Да, я был женат на принцессе.
– Ее убили?
– Застрелили.
– Почему?
– Центральная Европа. Политика. Этнические группы.
– Разве принадлежность к той или иной этнической группе – политика?
– О да. Несколько людей хотят подгрести под себя как можно больше власти. Вот и вся политика.
– Вы были с вашей женой, когда… когда ее застрелили?
– Я сидел в той же машине позади нее. Энни-Мэгги не думала о политике. Она думала о еде. О фруктах, сырах, соусах, картофеле, котлетах.
– Она была толстой?
– Нет.
– И на ферме вы теперь один?
– Я намерен извиниться перед тобой за все мои вопросы.
– О, мне известно, что вы знаете, как задавать вопросы.
– Так ты ожидал моих вопросов?
– Вы же были репортером.
– А теперь уже нет?
Джек оглядел стены кабинета.
– По-моему, репортеры так не живут. Почему у вас нет картин Эдгара Артура Тарпа?
– Да кто может их купить? Кроме того, я работал над его биографией долгие годы. А в любом деле принято ставить точку.
Флетч выдвинул ящик стола. Достал из него пистолет. Из другого, запертого, ящика вытащил обойму и коробку с патронами.
– Все сведения обо мне ты узнал от матери и из газет, верно?
Флетч пересек кабинет и бросил пистолет Джеку. Обойму и коробку с патронами положил на кофейный столик рядом с подносом.
– Что это? – спросил Джек.
– Пистолет.
Парень подался вперед, пистолет лежал на его шортах.
– Это я знаю. Я спрашиваю о другом. Что вы делаете?
– Даю тебе пистолет.
– Зачем? – Джек не решался коснуться пистолета руками. – Вы опять хотите провести меня?
– Разве я на такое способен?