Дело Уичерли - Макдональд Росс. Страница 3

— Но вы же на меня работаете.

— Вы мне еще ничего не платили.

— Извольте. — Уичерли сунул руку в нагрудный карман и со зловещей улыбкой, словно собирался достать оттуда очковую змею, вынул свой кожаный бумажник. — Сколько? — спросил он, хлопнув бумажником по ладони.

— Это зависит от того, что от меня потребуется. Обычно я работаю один, но в зависимости от обстоятельств могу привлекать и других людей. В принципе я могу обращаться за помощью к официальным лицам и организациям по всей стране.

— Нет, с этим лучше не торопиться.

— Решайте сами. Деньги ваши и дочь тоже ваша. В полицию обращаться будете?

— Вчера вечером я говорил об этом с местным шерифом. Хупер — старый друг нашей семьи, в свое время он работал на отца. По его мнению, на заявление о пропаже полиция вряд ли откликнется — если нет преступления, эти болваны пальцем не пошевелят. — Эту тираду он произнес довольно мрачно и столь же мрачно добавил: — Шериф Хупер рекомендовал мне вас.

— Очень тронут.

— Он сказал, что вы умеете держать язык за зубами. Надеюсь, так оно и есть. Я не хочу никакой огласки, а в так называемых «сыскных агентствах» я уже имел случай разочароваться.

— А что случилось?

— Неважно. Это к делу не относится. — Бумажник он прижимал к животу, словно грелку. — Так сколько же для начала вы хотите?

— Пятьсот, — выпалил я, удвоив тариф.

Не сказав ни слова, он отсчитал десять пятидесятидолларовых банкнотов.

— Только напрасно вы думаете, что меня можно купить, — предупредил я. — Я буду действовать по своему усмотрению.

— Лишь бы не по усмотрению Кэтрин, — кисло улыбнулся он. — Мне очень не хочется, чтобы она распространяла лживые слухи... по крайней мере обо мне и Фебе.

— Какие же слухи она распространяет?

— Помилуйте. — Он поднял руку. — Не слишком ли много времени мы с вами уделили моей бывшей жене? Нас ведь как-никак интересует не Кэтрин, а Феба.

— Хорошо. Стало быть, последний раз вы видели дочь, когда та приехала на пароход с вами попрощаться. Какого это было числа?

— "Президент Джексон" отплыл из Сан-Франциско второго ноября, а вернулся вчера. Сойдя на берег, я тут же стал дозваниваться Фебе: от нее не было писем, и я волновался — как видите, не зря. Впрочем, писем она никогда писать не любила. Можете себе представить, как я испугался, когда ее соседка по комнате сообщила мне по телефону, что Фебы нет уже два месяца.

— И голос у соседки был встревоженный?

— Вроде бы да. Но она была убеждена — или ее убедили, — что Феба все это время провела со мной. Ей почему-то взбрело в голову — так, во всяком случае, она мне сказала, — что в последний момент Феба решила тоже отправиться в плавание.

— А вы с Фебой такую возможность обсуждали?

— Да, я хотел взять ее, но она совсем недавно перевелась в новый колледж, училась на последнем курсе и занятия пропускать не хотела. Феба ведь очень ответственная девушка.

— Кроме того, ей, вероятно, не хотелось расставаться со своим другом.

— Совершенно верно, без друга здесь тоже не обошлось.

— Вам что-нибудь Феба о нем рассказывала?

— Очень мало. Они и знакомы-то были меньше двух месяцев, ведь она только в сентябре поступила в Болдер-Бич.

— О нем, надеюсь, я смогу узнать от соседки Фебы. Как, кстати, ее зовут?

— Долли Лэнг. Я говорил по телефону и с ней, и с хозяйкой студенческого пансиона. И та и другая витают в облаках.

— Как зовут хозяйку?

— Понятия не имею. В колледже вам всякий скажет. Ее адрес: Болдер-Бич, Осеано-авеню, 221. Пансион, надо думать, находится неподалеку от кампуса. Заодно сможете поговорить с преподавателями и наставниками Фебы, со всеми, кто ее знал. Думаю, откладывать поездку не стоит, поезжайте сегодня же. И дорога красивая, через горы...

Говорил он без умолку, а я терпеливо ждал, когда этот нескончаемый поток наконец иссякнет. Уичерли был из тех людей, что советы дают охотно, а сами предпочитают бездельничать.

— А почему бы и вам тоже не поговорить с работниками колледжа? — поинтересовался я, когда он замолчал. — Вам бы они, думаю, рассказали больше, чем мне.

— Но я сегодня туда не собирался.

— Что ж вам мешает?

— Я не вожу машину. Терпеть не могу сидеть за рулем. Вообще, я на себя не полагаюсь.

— А вот я — на других.

Воцарилось глубокомысленное молчание, и я вдруг понял, что мы с ним только что обменялись взглядами на жизнь.

— Если хотите, поедем вместе, — предложил я.

Глава 2

Колледж Болдер-Бич находился в парке, на самом краю одноименного курортного городка, между тесно застроенным клочком суши и безбрежным океаном. Это был один из тех оазисов науки, которые в последние годы в огромном количестве вырастали по всей Калифорнии, дабы научить уму-разуму всех тех, кто был зачат в суровые дни войны. Здания из стекла и бетона были такой строгой формы, такими новенькими, что в окружающий пейзаж не вписывались никак. Искусственными казались и высаженные перед колледжем пальмы, и другие деревья, которые на ветру, дувшем с моря, походили на раскрытый веер.

Даже молодые люди, что сидели на траве или сновали со своими учебниками из корпуса в корпус, были какими-то ненастоящими и напоминали скорее статистов в студенческом мюзикле с буколическими мотивами.

Один совсем еще молодой парнишка, чем-то напоминавший Робинзона Крузо, проводил нас в административный корпус, где я расстался с Гомером Уичерли, который застыл у входа, с потерянным видом озираясь по сторонам.

Такой, впрочем, потеряется где угодно. Пока мы ехали, он успел немного рассказать о себе и о своей семье. Гомер и его сестра Элен были потомками переселенцев, с чьей фермы и повел свое начало Медоу-Фармс. Из рассказа своего спутника я уяснил себе, что род его постепенно вырождался: энергичный дед Гомера Уичерли построил ферму на голом месте, можно сказать в пустыне; отец нашел нефть и основал акционерное общество; Гомер же был лишь номинальным главой этого общества, а фактическим — муж Элен, Карл Тревор, который заправлял всеми делами в своей конторе в Сан-Франциско. Остановив машину перед студенческим пансионом, где жила Феба, я достал свой блокнотик и на всякий случай записал туда имя Тревора и его адрес. Жил он в Вудсайде.

Агенту по продаже недвижимости Осеано-авеню показалась бы раем, архитектору же — сущим адом: вдоль дороги, тесно прижавшись друг к другу, выстроились одинаковые коробки многоквартирных домов, на пустых участках спешно строились новые здания. Трущобы здесь давали прибыль, а прибыль рождала трущобы.

На доме под номером 221, опоясанном рядами балкончиков трехэтажном здании, висела скромная вывеска с нарисованными на ней пальмами — «Студенческий пансион „Океанские пальмы“». Я постучал в дверь с цифрой «один».

Дверь приоткрылась, и на площадку — с опаской, словно в ожидании налогового инспектора — выглянула пожилая массивная женщина.

— Вы хозяйка пансиона?

— Я управляющая, — поправила она меня. — Свободных комнат до осени не предвидится.

— А я совсем по другому вопросу. Меня прислал к вам мистер Уичерли.

— Отец пропавшей девицы? — переспросила она, помолчав.

— Именно. Мы рассчитывали узнать у вас кое-какие подробности. Можно войти?

Она оглядела меня с ног до головы без всякого энтузиазма. Чувствовалось, что от жизни она давно уже не ждала ничего хорошего.

— У меня со студентками хлопот почти не бывает. Можно сказать, вообще не бывает. А вы случаем не из полиции?

— Я — частный сыщик. Зовут Арчер. Пожалуйста, расскажите все, что вам известно про Фебу Уичерли.

— Я ее толком не знала. Моя совесть чиста.

Совесть чиста, а в дом не пускает.

— Вы бы лучше к администрации колледжа обратились.

Если пропадает студентка, отвечают они, а не я. Подумать только, сбежала неизвестно куда и неизвестно с кем! Я тух ни при чем, она и жила-то здесь всего два месяца, даже меньше.

— Как она себя вела?