Дело Уичерли - Макдональд Росс. Страница 59

Впрочем, Китти отдалась мне не только из сострадания. Через несколько недель должна была состояться ее свадьба с Гомером, Китти была еще девственницей и хотела, чтобы невинности лишил ее я. Простите за банальность, но мы, что называется, нашли друг друга. Я впервые понял, что значит ласкать женское тело. Две недели я жил как в раю.

Но затем у Китти была задержка, и она испугалась. Уговорить ее сделать аборт не удалось, хотя я, как вы понимаете, очень не хотел ребенка, ведь я очень дорожил своим семейным положением и работой. Элен при полной поддержке Гомера выгнала бы меня из дому. Что же касается работы, то к тому времени я достиг определенного положения, а в тридцать два года начинать все сначала, с жалких двадцати долларов в неделю, согласитесь, глуповато. Словом, ситуация была сложной, но нам удалось себя обезопасить: Китти отдалась Гомеру еще до свадьбы, а когда ребенок появился на свет, она убедила его, что врачи ошиблись в сроках.

Следующие несколько лет дались мне очень нелегко: меня постоянно мучила мысль, что ради стабильности, которой американцы дорожат больше всего на свете, я пожертвовал единственным родным мне существом.

— Но вы ведь продолжали видеться.

— Нет, мы встречались, разумеется, но наша связь прекратилась. Китти сказала мне, что надеется обрести счастье в браке, и только много лет спустя я узнал: она, оказывается, была ужасно расстроена из-за того, что в свое время я не ушел от жены и на ней не женился.

Она любила меня, — с грустью и в то же время с гордостью проговорил Тревор. — Разумеется, все ее надежды на счастливый брак рухнули. Думаю, не будь меня, она все равно была бы с Гомером несчастлива. Ссорились они непрерывно, никак не могли поделить ребенка. Моего ребенка. Бэкон говорил, что дети — заложники нашего успеха, и сознавать это было тем более тяжело, что принять участие в воспитании собственной дочери я не мог. Мне оставалось только смотреть со стороны, как они калечат жизнь Фебе и самим себе.

Так продолжалось почти двадцать лет. Затем, несколько лет назад, у меня случился инфаркт. Когда смотришь смерти в лицо, начинаешь иначе смотреть на мир. Встав с постели, я решил начать другую, более полноценную жизнь, ведь жизнь — это не только контора, встречи с нужными людьми и борьба с инфарктом.

Я вернулся к Китти, она ждала меня, ее брак, как я уже говорил, не удался, и ей, как и мне, было жаль бесцельно прожитых лет.

Она сильно изменилась: постарела, заматерела, немного подурнела, ожесточилась. За то время, что мы не виделись, у нее были романы, много романов, и все же мы были не чужими людьми — вместе, во всяком случае, нам было легче, чем врозь.

Кэтрин сняла квартиру, где мы встречались два-три раза в месяц. К сожалению, квартиру эту устроил ей Мерримен. По тому, как этот проходимец говорил о Китти, я заключил, что у нее был роман и с ним. В разговоре со мной он отзывался о ней как-то пренебрежительно, свысока...

— Когда состоялся этот разговор?

— В тот вечер, когда я убил его. Он говорил о Кэтрин как об обыкновенной шлюхе, из-за этого отчасти я его и прикончил. Да, я понимаю всю абсурдность ситуации: убить мужчину за оскорбление мною же убитой женщины...

— Вы, кстати, так до сих пор и не объяснили, почему вы убили Кэтрин.

— Сам не знаю. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что ужасно устал от нее, что связь с ней дается мне слишком дорогой ценой. Когда Мерримен и Квиллан стали ее шантажировать, я попытался порвать с ней: сегодня они шантажируют ее, а завтра — меня, подумал я и решил, что игра не стоит свеч. После развода Кэтрин пошла по рукам, а я, по ее мнению, должен был терпеливо ждать своей очереди. Каждый день она выкидывала все новые фокусы, и в конце концов я умыл руки.

— А я считал, что вы порвали с ней раньше.

— Нет, Кэтрин ведь рассчитывала, что следом за ней разведусь и я, что мы съедемся, поженимся и все такое прочее. Но об этом не могло быть и речи, о чем я ее и предупредил. Кэтрин ожесточилась, отчаялась, с ней стало опасно иметь дело — не избавься я от нее, она бы меня погубила. День отплытия Гомера стал решающим: Гомер, свободный и богатый, отправлялся в увеселительное путешествие, а Кэтрин, нищая и обманутая, оставалась на берегу. Во время скандала, разразившегося в каюте Гомера, она чуть было все не разболтала.

В тот вечер я отправился к Кэтрин домой, чтобы образумить ее, объяснить, чем чревато ее поведение для меня, для всех нас, однако внять голосу рассудка она не пожелала. Больше того, Кэтрин заявила, что скоро приедет Феба и она непременно расскажет дочери всю правду. Я попытался было убедить ее, что сейчас раскрывать Фебе тайну ее рождения уже поздно, однако Кэтрин была совершенно невменяема. Тогда, отчаявшись, я схватил кочергу и, как вы выражаетесь, заставил ее замолчать. Банальный конец. — Последнюю фразу он произнес так, словно ругал какую-то неудачную пьесу.

— Когда и зачем вы ее раздели?

— Кэтрин разделась сама. Раньше это на меня действовало, но в тот вечер ее обнаженное тело не вызвало у меня желания. Вообще, последнее время я хочу только одного — умереть. Я хочу мрака и тишины.

Тревор вздохнул.

— Два месяца все было тихо. Я понятия не имел, что случилось с телом Китти. Я не знал даже, что пропала Феба. Обычно я поддерживал с ней связь, но теперь звонить и писать ей боялся. Боялся навлечь на себя подозрение.

Затем как-то днем в контору позвонил Мерримен и назначил мне встречу в доме Китти. Чем эта встреча кончилась, вы знаете. Перед уходом я обыскал одежду Мерримена и его машину в надежде найти магнитофонную пленку. Пленки я не нашел, зато обнаружил пистолет и деньги.

Мне деньги были не нужны, но я решил, что, если сообщник Мерримена Квиллан станет меня шантажировать, я этими деньгами от него откуплюсь. Мне эта идея даже понравилась.

— Почему же в таком случае вы ее не осуществили?

— Я сделал все от себя зависящее: поехал в магазин Квиллана и предложил ему денег, но тот почуял, откуда они у меня, стал мне угрожать, и я, вы были правы, застрелил его из пистолета Мерримена. Это преступление было действительно совершенно бессмысленным. Побывав у Фебы в Сакраменто и поговорив с ней, я понял, что скрыться мне вряд ли удастся. Я мог, конечно, взять деньги Мерримена и уехать из Америки, но, если бы я бросил Фебу на произвол судьбы, у меня было бы тяжело на сердце.

Тут Тревор сам почувствовал двусмысленность сказанного и осторожно прижал руку к груди, словно успокаивая маленького сердитого зверька, который норовил укусить его.

— А как вы узнали, что Феба в Сакраменто?

— В кармане Мерримена я нашел счет отеля «Чемпион», выписанный на имя Китти. Сперва мне пришла в голову безумная мысль, что она каким-то чудом выжила и что, обвиняя меня в убийстве, Мерримен блефовал. После разговора по телефону с Ройалом я той же ночью вылетел в Сакраменто, прямо в аэропорту взял напрокат машину и помчался в «Чемпион». Когда Феба открыла мне дверь, я поначалу принял ее за Китти: было темно, и я себя уговаривал, что какое-то невероятное стечение обстоятельств спасло ее. И меня тоже.

Я обнял ее, и, только когда Феба назвалась и все мне рассказала, я понял, что ошибся.

— И вы ей во всем признались?

— Что вы. Я ничего не мог ей рассказать — ни тогда, ни потом. Но я ей помог: дал денег, увез из этой дыры в приличный отель. Правда, надолго оставаться в «Гасиенде» Фебе тоже было нельзя, из разговора с ней я сделал вывод, что она нуждается в медицинской помощи. Не мешало обратиться к врачу и мне. Когда мы приехали в «Гасиенду», я вынужден был лечь в соседнем номере ее коттеджа — силы были у меня на исходе.

— Что, впрочем, не помешало вам хватить меня по голове монтировкой.

— Простите, Арчер. Я слышал через стенку ваш разговор и боялся, как бы Фебу из-за ее болтовни не обвинили в убийстве.

— Или вас.

— Да, такую вероятность я также не исключал.

— Непонятно только, почему вы употребляете прошедшее время. И потом, это не вероятность, а реальность.