Другая сторона доллара - Макдональд Росс. Страница 6

— Но в этом нет ничего ужасного! Его осудили бы условно, если это был первый случай. Так?

— Конечно.

— Тогда что же испугало вас?

— Я не... но... — Либо он был слишком честен, либо сильно напуган. Фразу он не закончил.

— Что он делал утром в воскресенье, когда вы отправились к судье?

— Ничего особенного.

— Но это «ничего» повлияло на вас так, что вы не можете об этом говорить?!

— Да, верно. Я не хочу обсуждать это ни с вами, ни с кем-нибудь еще. Что бы ни случилось в прошлое воскресенье, это не имеет ни малейшего значения по сравнению с последними событиями. Моего сына похитили. Неужели вы не понимаете, что он только жертва?

Я вновь удивился. Двадцать пять тысяч долларов много для меня, но, по-видимому, отнюдь не для Хиллмана. Если Том действительно находится в руках гангстеров, они потребовали бы намного больше, судя по состоянию Хиллмана.

— Сколько денег вы могли бы собрать, если бы это было необходимо, мистер Хиллман?

Он быстро взглянул на меня.

— Я не думал об этом.

— Похитители детей обычно придерживаются максимальных ставок. И если они в действительности существуют, я постараюсь их найти. Убежден, что вы могли бы собрать гораздо больше двадцати пяти тысяч.

— Да, с помощью жены.

— Будем надеяться, что этой необходимости не возникнет.

Глава 4

Уютная, обсаженная дубами извилистая аллея, поднимаясь вверх, огибала лужайку перед домом Хиллманов. Это была большая старая испанская усадьба с белыми оштукатуренными стенами, орнаментами на окнах из стальных металлических полос и красной черепичной крышей, сейчас тусклой от дождя. Около дома стоял большой черный «кадиллак».

— Я намеревался сегодня ехать на своей машине, — сказал Хиллман, — но не решился. Благодарю вас, что подвезли меня.

Это прозвучало так, словно от меня хотел избавиться. Он прошел вперед. Раздосадованный, я последовал за ним и вошел в дверь прежде, чем он ее закрыл.

Конечно, он был поглощен мыслями о жене. Она ждала его в холле, сидя, подавшись вперед, в испанском кресле. Высокая спинка кресла делала ее на вид более хрупкой, чем она была на самом деле. В гладкой поверхности кафельного пола отражались туфли крокодиловой кожи. В свои сорок лет она была очень красива и изящна.

Весь вид ее выражал полное отчаяние и беспомощность. Она напоминала брошенную, всеми забытую куклу. Зеленое платье подчеркивало бледность лица.

— Эллен?

Она сидела совершенно неподвижно, сцепив пальцы под коленями. Взглянув на мужа, она перевела взгляд на огромную испанскую люстру, опускавшуюся с потолка четырехметровой высоты прямо над его головой.

— Не стой под ней. Я всегда боюсь, что она упадет. Я хочу, чтобы ты убрал ее, Ралф.

— Но это твоя идея — принести ее обратно и повесить здесь!

— Это было так давно. Я полагала, что это пространство надо чем-то заполнить.

— Мы все предусмотрели, она хорошо укреплена. — Он подошел к жене и потрогал ее лоб. — Ты вся мокрая. Тебе нельзя выходить.

— Я только вышла на аллею посмотреть, не возвращаешься ли ты. Тебя долго не было!

— Это не от меня зависело.

— Ты узнал что-нибудь?

— Нам пока нечего ждать. Я отдал распоряжение насчет денег. Дик Леандро принесет их во второй половине дня. Мы тем временем будем ждать телефонного звонка.

— Это ожидание ужасно, ужасно...

— Я знаю. Постарайся думать о чем-нибудь другом.

— О чем же еще?

— О многом... — Он, видимо, хотел что-то добавить, но замолчал. — Тебе, во всяком случае, не следовало бы сидеть здесь, в холодном холле. Ты снова получишь пневмонию...

— Ты преувеличиваешь, Ралф.

— Ну, не будем спорить. Пойдем в гостиную, я приготовлю тебе выпить.

Вспомнив обо мне, он пригласил и меня, но жене так и не представил. Возможно, он считал меня недостойным или, может быть, не хотел, чтобы мы общались.

Чувствуя себя совсем одиноким, я проследовал за ним на расстоянии нескольких шагов в меньшую по размерам комнату, где горел камин. Эллен Хиллман повернулась к нему спиной. Ее муж прошел к бару, находящемуся в углублении, украшенном извещавшими о бое быков испанскими афишами.

Она протянула мне холодную, как лед, руку.

— Вы полицейский? Вот не предполагала, что придется иметь с вами дело.

— Я — частный детектив. Мое имя Лью Арчер.

— Что будешь пить, дорогая? — спросил ее муж.

— Абсент.

— Абсент?

— В нем горечь полыни, это очень соответствует моему настроению. Я добавлю в него немного шотландского виски.

— А вы, мистер Арчер?

Я ответил, что то же самое. Это было очень кстати. Я достаточно насмотрелся на обоих Хиллманов, и они начали действовать мне на нервы. Их старомодная манера общения была почти профессиональна, словно они были актерами и разыгрывали комедию перед своим единственным зрителем. Я не считаю, что старые обычаи лишены искренности, но в данном случае это было так.

Хиллман возвратился в комнату, неся на подносе три невысоких бокала. Он сел за длинный стол, стоящий перед камином, и протянул их нам. Затем пошевелил поленья кочергой. Пламя поднялось. Отсветы огня на миг превратили лицо Хиллмана в жесткую красную маску.

А лицо его жены напоминало безжизненную луну.

— Наш сын очень дорог нам, мистер Арчер. Сможете ли вы помочь вернуть его?

— Попытаюсь. Но я не уверен, благоразумно ли держать в стороне полицию? Я один, и я не у себя дома.

— А в чем разница?

— Здесь мне не от кого получать информацию.

— Слышишь, Ралф? — обратилась она к мужу. — Мистер Арчер думает, что нам следует обратиться в полицию.

— Да, слышу. Но это невозможно. — Он выпрямился и вздохнул так, словно взвалил на свои плечи всю тяжесть этого дела. — Я не буду предпринимать ничего, что могло бы подвергнуть жизнь Тома опасности.

— Я тоже так считаю, — сказала она. — Я решила заплатить, чтобы без шума возвратить его. Какая польза в деньгах, если сын не может их тратить?

Последняя фраза прозвучала немного странно, и у меня возникло впечатление, что Том был центром этих владений, но, безусловно, центром тайным, что он был подобен божеству, которому они приносили жертвы в ожидании явления и, может быть, возмездия тоже. Я начал симпатизировать Тому.

— Расскажите мне о нем, миссис Хиллман.

На ее мертвом лице появились проблески жизни. Но прежде, чем она открыла рот, заговорил ее муж:

— Нет, сейчас не следует вынуждать Эллен говорить об этом!

— Но Том для меня маленькая фигурка в тумане. Я пытаюсь понять, куда он мог вчера пойти и как попал в эту запутанную историю с вымогателями.

— Я не знаю, куда он пошел, — сказала Эллен.

— Так же, как и я, — сказал Хиллман. — Если бы знал, то еще вчера поехал бы к нему.

— Что ж, в таком случае я вынужден вас покинуть. Надеюсь, вы сможете дать мне его фотографию?

Хиллман вышел в соседнюю комнату, скрытую за портьерой. В темной глубине я разглядел фортепиано, крышка которого была открыта. Он вернулся обратно с фотографией в серебряной рамке. Черты лица мальчика повторяли его собственные. Темные глаза выдавали беспокойный характер, если только я не перенес своего впечатления с хозяина дома на его сына. В них просвечивали богатое воображение и интеллект, но рот выдавал избалованность.

— Можно мне вынуть ее из рамки? Или у вас есть фотография поменьше? Ее было бы удобнее предъявлять.

— Предъявлять?

— Да, именно это я и сказал, мистер Хиллман. Я ее беру не для семейного альбома.

— У меня наверху есть фотография поменьше, — сказала Эллен Хиллман. — Я принесу ее.

— Нельзя ли мне подняться с вами? Если бы я осмотрел комнату Тома, это могло бы помочь мне.

— Вы можете взглянуть на его комнату, — сказал Хиллман, — но я не хочу, чтобы вы ее обыскивали.

— Почему?

— Мне это не нравится. Том даже сейчас имеет право на свои тайны.

Мы втроем, следя друг за другом, поднялись наверх. Странно. Хиллман испугался, что я могу что-то найти. Что? Однако заговорить с ним об этом я не рискнул. Он в любой момент мог вспылить и попросить меня убраться из дома.