Холод смерти - Макдональд Росс. Страница 10

— Кто хочет убить вас?

— Я не знаю точно, меня шантажируют.

— Каким образом?

— По телефону. Я не могу узнать голос. Даже не могу сказать, мужчина это или женщина. — Она вздрогнула.

— А почему кому-то потребовалось вас шантажировать?

— Не знаю. — Она отвернулась.

— Ну, педагоги время от времени попадают в такие ловушки. Обычно это не очень серьезно. Вы тут ни с какими местными психами не общались?

— Я вообще никого не знаю из местных жителей. Ну, кроме коллег по колледжу, естественно.

— А из ваших студентов никто не обладает повышенной возбудимостью?

Она покачала головой:

— Нет, это другое. Это — серьезно.

— Откуда вы знаете?

— Чувствую.

— Это имеет какое-то отношение к Долли Кинкейд?

— Может быть. Не знаю. Все это слишком сложно.

— Так расскажите мне об этих сложностях.

— Все началось очень давно. Еще в Бриджтоне.

— Бриджтоне?

— Я родилась там и выросла. В этом городе все и случилось. Я сбежала оттуда, но разве можно сбежать от собственных снов? До сих пор вижу улицы Бриджтона в своих кошмарах. И голос по телефону, грозивший меня убить, был оттуда, из Бриджтона. Голос из прошлого.

Она потеряла контроль над собой и, захваченная властью воображения, погружалась в бездонную пропасть своих кошмаров. Что-то в ее речи было неестественным. Я так и не мог понять, можно ли к ней относиться серьезно.

— Вы уверены, что это не плод ваших фантазий?

— Не знаю, — ответила она. — Единственное, что я знаю, Бриджтон для меня — символ смерти. Кстати, я всегда знала, что этот город погубит меня.

— Города не могут быть убийцами.

— Вы его не знаете. Он вполне преуспел в этом деле.

— Где это?

— Иллинойс. К югу от Чикаго.

— Вы сказали, что там все и случилось. Что вы имели в виду?

— Нечто очень важное, но когда я узнала об этом, все уже было кончено. Однако я не хочу обсуждать это.

— Тогда я мало чем могу вам помочь.

— А я не верю, что вы собирались это сделать. Вам просто надо выкачать из меня нужные сведения.

Это было правдой. Она меня мало волновала, а если и волновала, то не так, как бы ей этого хотелось. К тому же я не очень ей доверял. Казалось, в ее очаровательном теле уживались два противоположных существа — одно чувствительное и искреннее, другое — жесткое и агрессивное.

Она встала и подошла к стеклянной стене, обращенной к горам. Теперь они стали сиреневыми и бледно-лиловыми с темными сгустками синевы, скопившимися в расщелинах и ущельях. Все стало синим — горы, небо, город внизу.

— Синий час, — произнесла она про себя. — Когда-то я любила это время больше всего. А теперь у меня такое ощущение, будто оно предвещает мою агонию.

Я встал и подошел к ней.

— Вы слишком поддаетесь фантазиям.

— Как много вы знаете обо мне.

— Я же вижу, что вы интеллигентная женщина. Так поступайте же соответственно. Если боитесь — уезжайте или оставайтесь, но примите меры. Обратитесь в полицию.

— Вы даете замечательные советы, лишь бы не ввязываться самому. Я уже обращалась в полицию вчера после очередного телефонного звонка. Шериф прислал полицейского, который объяснил, что такие звонки не редкость и занимаются этим обычно подростки.

— А это не может быть подросток?

— Не думаю. Хотя полицейский и сказал, что они зачастую изменяют голоса до неузнаваемости. Он просил меня не беспокоиться.

— Ну так и не беспокойтесь.

— Стараюсь, но ничего не получается. Я боюсь, Лу. Останьтесь со мной!

Она повернулась и прижалась ко мне. Но, кроме жалости, я ничего не испытывал. Я был ей нужен, и она пустила в ход свое тело, чтобы заполучить меня.

— Мне надо ехать, — произнес я. — Я с самого начала сказал, что у меня дела. Заеду потом.

— Большое спасибо!

Она отпрянула от меня с такой силой, что ударилась о стекло, и я вспомнил о разбившейся птице.

Глава 7

Я спускался с холма в сгущавшихся сумерках, на разные голоса повторяя себе, что поступил правильно. Но уговорить себя было довольно трудно — я чувствовал, что как бы ни поступил, все равно это будет неправильно. Так уж сложилось.

Портье в шитой золотом морской фуражке, по виду которого можно было, однако, сказать, что к морю он не имеет никакого отношения, сообщил мне, что Алекс Кинкейд заказал номера, и вышел. Я поехал в «Прибой» пообедать. Сияющий огнями вход в гостиницу напоминал мне о Фарго и огромном количестве ненужных теперь фотографий.

Фарго сидел в темной лаборатории, расположенной рядом с крошечным офисом. На носу у него были светозащитные прямоугольные очки, так что глаз его я не видел, зато видел недовольную складку у рта. Он взял со стола большой конверт и пихнул его мне.

— Мне показалось, что вам срочно нужны фотографии.

— Да, но все меняется. Мы нашли ее.

— Значит, они вам теперь не нужны? Моя жена работала полдня так, что от нее пар валил.

— Нет, я возьму их. Даже если они не пригодятся мне, я их отдам Кинкейду. Сколько я вам должен?

— Двадцать пять долларов, включая пошлину. Двадцать четыре девяносто шесть, если быть точным.

Я дал ему две десятки и пятерку, и складка у рта начала разглаживаться.

— Они встретились?

— Еще не знаю.

— Где вы ее кашли?

— В местном колледже. А работает она шофером у пожилой дамы по имени Брэдшоу.

— У которой «роллс-ройс»?

— Да. Вы ее знаете?

— Не сказал бы. Обычно она с сыном завтракает здесь по воскресеньям. Дама с характером. Я однажды сфотографировал их на удачу — вдруг они захотят купить фотографии, — так она пригрозила, что разобьет аппарат своей палкой. Я разозлился, чуть было не сказал старухе, что в этом нет надобности, так как камера уже «полетела», запечатлевая ее рожу.

— Но не сказали этого?

— Я не могу позволить себе такую роскошь. — Он развел руками. — Она входит в местную элиту, меня бы просто уволили.

— Да, я понял, что она крутая женщина.

— Дело не только в ней. Ее сын играет важную роль в академических кругах. Похоже, он симпатичный парень, несмотря на все эти гарвардские ужимки. Он-то ее успокоил, когда она хотела разбить мою «лейку». Хотя я плохо понимаю, как такой красивый парень в сорок лет все еще держится за мамину юбку.

— Такое случается в старомодных семьях.

— Да, случается. Насмотрелся я на маменькиных сынков, живущих в ожидании наследства, а когда они его получают, то выясняется, что слишком поздно. По крайней мере, у этого Брэдшоу хватило мозгов, чтобы сделать карьеру. — Фарго глянул на часы. — Кстати, о карьере — я уже отработал двенадцать часов, а дел у меня еще часа на два. Так что привет.

Я направился в кафетерий. Фарго бегом нагнал меня в коридоре. Темные очки с прямоугольными стеклами придавали его лицу выражение покоя, абсолютно не соответствующего нервной подвижности его конечностей.

— Совсем забыл спросить. Вы связались с этим Бегли?

— Да, я виделся с ним, но от него мало чего удалось добиться. Он живет у одной женщины на Шируотер-Бич.

— Кто эта счастливица? — спросил Фарго.

— Ее зовут Мадж. Герхарди. Вы ее знаете?

— Нет, ее я не знаю, но кажется, я знаю, кто он. Если бы мне удалось еще раз его увидеть...

— Поехали сейчас.

— Не могу. Я и так скажу вам, что думаю, только не передавайте никому. Обвинения в клевете мне ни к чему, ведь вполне возможно, что это случайное сходство.

— Обещаю — это останется между нами.

— Ну, смотрите. — Он глубоко вдохнул, как ныряльщик, готовящийся к прыжку. — Думаю, что на самом деле его зовут Томас Макги, тот самый Макги, который десять лет тому назад убил свою жену в Индиан-Спрингс. Я снимал его, когда работал фоторепортером в газете, правда, фотография так и не была использована.

— Вы уверены, что он убил жену?

— Да, это было доказано. У меня сейчас нет времени вдаваться в подробности, к тому же они уже порядком подернулись дымкой времени. Но подавляющее большинство в суде считало, что он заслуживает высшей меры. Джил Стивенс тогда убедил присяжных смягчить наказание.