Холод смерти - Макдональд Росс. Страница 14

— Бедная Элен. Как ужасно! Вы думаете, этот парень, который нам встретился...

— Я думаю, что ее убили не меньше двух часов назад. Конечно, он мог вернуться для того, чтобы замести следы или забрать револьвер. По крайней мере, его поведение подозрительно.

— Конечно.

— Элен Хагерти когда-нибудь упоминала о Неваде?

Он изумился:

— По-моему, нет. А в чем дело?

— Наш дружок уехал в машине с невадским номером.

— А-а! Наверное, надо вызвать полицию.

— Да, думаю, они обидятся, если мы этого не сделаем.

— Вы вызовете? Что-то мне не по себе.

— Тем не менее лучше, если это сделаете вы, Брэдшоу. Она работала в колледже, и только вы сможете повлиять, чтобы они не раздували скандал.

— Скандал? Я не подумал об этом.

Он заставил себя пройти мимо тела к телефону, стоявшему в дальнем конце комнаты. Я быстро обошел остальные помещения. Спальня была почти пуста, если не считать табуретки и рабочего стола, на котором лежала стопка контрольных работ по спряжению неправильных французских глаголов, пачка книг, французских и немецких словарей, учебников, у стены стояли собрания поэзии и прозы. Я открыл одну из книг — на форзаце стоял лиловый штамп: «Профессор Элен Хагерти. Мейпл-Парк колледж, Мейпл-Парк, Иллинойс».

Вторая спальня была обставлена довольно вычурно новой французской мебелью, на полу лежал каракулевый ковер, тяжелые мягкие шторы ручной работы закрывали огромные окна. В шкафу висели платья и юбки лучших фирм, на нижней полке стоял ряд новых туфель. Ящики комода были забиты свитерами и интимными предметами дамского туалета. Не было ни писем, ни фотографий.

В ванной находилась треугольная, утопленная в полу ванна, пол застлан ковриком. На стеклянной полке стояли многочисленные баночки с кремами, косметикой и снотворным, из рецептов следовало, что выписано оно доктором Отто Шренком и получено в аптеке Томпсона в Бриджтоне, Иллинойс, семнадцатого июня этого года.

Я вывернул на ковер мусорную корзинку. Среди скомканных тампонов и косметических салфеток я обнаружил письмо в авиаконверте, посланное из Бриджтона неделю назад. Оно было адресовано миссис Элен Хагерти. Письмо было без обратного адреса и состояло из единственного листка, подписанного «мама».

"Дорогая Элен,

как мило было с твоей стороны послать мне открытку из солнечной Калифорнии. Это мой любимый штат, хотя я не была там уже целую вечность. Твой отец все обещает мне, что съездит со мной туда, но ему всегда что-нибудь мешает. Слава Богу, с давлением у него стало получше. Я очень рада, что у тебя все в порядке. Конечно, я бы хотела, чтобы ты изменила свое решение относительно развода, но, наверное, здесь уже ничего не поделаешь. Мне очень жаль, что вы с Бертом не смогли ужиться. По-своему он хороший человек. Но со стороны, конечно, всегда легко судить.

Отец все еще злится на тебя. Не позволяет мне даже упоминать твое имя. Он не может простить тебя за то, что ты уехала из дома, да и себя — ведь в ссоре никогда не бывает виновен один. Как бы там ни было, ты все же его дочь и не должна была с ним так разговаривать. Я не хочу ни в чем тебя обвинять и лишь надеюсь, что вы успеете помириться до его смерти. Ты же знаешь, Элен, мы не молодеем. Ты умная, образованная девочка и могла бы написать ему — для него это будет настоящий подарок. Ты ведь его единственная дочь, и услышать от тебя, что он «фашистское отродье»,— тяжело. Отец мучается уже двадцать лет. Напиши ему, пожалуйста".

Я кинул письмо обратно в корзину, потом вымыл руки и вернулся в гостиную. Брэдшоу сидел в плетеном кресле. Даже сейчас, в одиночестве, он сумел сохранить официальный вид, и я подумал, что, возможно, он вообще впервые видит смерть так близко. Я-то уже имел опыт в этом деле, но именно эта смерть причинила мне острую боль — ведь я мог предотвратить ее.

Туман за окном продолжал сгущаться. Он окутывал дом, создавая странное ощущение, что внешний мир растворился и мы с Брэдшоу летим в пространстве — два непохожих близнеца, объединенных трупом молодой женщины.

— Что вы сказали полиции?

— Я разговаривал лично с шерифом. Он сейчас приедет. Я сообщил ему только самое необходимое. Я не знал, надо ли ему что-нибудь говорить о миссис Кинкейд.

— Нам придется как-то объяснить причину нашего появления здесь. Но рассказывать все, что она говорила, не нужно. До вас просто дошли слухи.

— Вы действительно подозреваете ее?

— Пока у меня еще не сложилось определенного мнения. Посмотрим, что скажет доктор Годвин о ее состоянии. Надеюсь, он сможет поставить точный диагноз.

— Он лучший врач в городе. Как странно, мы с ним только что виделись, сидели рядом в президиуме на встрече выпускников, пока он не уехал.

— Да, он сказал, что виделся с вами.

— Мы с Джимом Годвином старые друзья. — Казалось, он пытается уцепиться за что угодно, только бы отключиться от действительности.

Я огляделся, на что бы присесть, но в комнате не было ничего, кроме шезлонга Элен. Я присел на корточки. Меня поражало в этом доме странное сочетание изысканной роскоши и голой нищеты, словно в нем одновременно проживали две разные женщины — принцесса и нищенка.

Я сказал об этом Брэдшоу, и он кивнул:

— Да, я тоже обратил на это внимание, когда заезжал сюда. Такое ощущение, что она тратила деньги на ерунду.

— А откуда она их получала?

— Я так понял, что у нее были какие-то личные средства. Естественно, она не могла бы так одеваться на одну профессорскую ставку.

— Вы хорошо ее знали?

— Не очень. Я участвовал вместе с ней в двух-трех мероприятиях в колледже. Потом у нас обнаружилась общая страсть к Хиндемиту. — Он соединил пальцы. — Она была... она была очень презентабельной женщиной. Но мы не были с ней близки ни в каких смыслах. Она не располагала к интимности.

Брови у меня поползли на лоб. Брэдшоу слегка покраснел.

— Ради Бога, я не имел в виду сексуальные отношения. К тому же она вообще была не из тех женщин, которые мне нравятся. Я хотел сказать, что она не любила откровенничать.

— Откуда она приехала?

— Из какого-то небольшого колледжа на Западе, кажется, Мейпл-Парка. Мы пригласили Элен на работу уже после ее переезда сюда. Это была срочная замена, вызванная тромбозом коронарных сосудов у доктора Фарранда. К счастью, Элен оказалась под рукой. Просто не знаю, что бы делал наш факультет современного языкознания, если бы не она.

В его тоне сквозило легкое сожаление об умершей и гораздо большая тревога о судьбе факультета, потерявшего преподавателя в разгар семестра. И хотя его волнение за судьбу собственного колледжа было совершенно естественно, что-то мне в этом не понравилось. И я сказал с желанием задеть его:

— Вам и вашему колледжу придется столкнуться с куда более неприятными проблемами, чем поиски преподавателя.

— Что вы имеете в виду?

— Вы не просто потеряли профессора. Я имел возможность побеседовать с ней сегодня утром, и, между прочим, она сообщила мне, что ее шантажируют.

— Как ужасно, — произнес он таким тоном, будто это сообщение потрясло его больше, чем сама смерть. — Но кто?..

— У нее не было ни малейшего представления, впрочем, как и у меня. Я подумал, может быть, вы что-нибудь знаете. У нее были враги в колледже?

— Даже не могу себе представить. Понимаете, мы с Элен не были настолько знакомы.

— А вот я успел с ней познакомиться за то короткое время, что мы провели вместе. И, насколько я понял, ее жизнь складывалась не только из семинаров и факультетских чаепитий. Вы не интересовались ее биографией перед тем, как пригласить на работу?

— Нет. Я уже сказал: это было срочное назначение, и, кроме того, это не входит в мои обязанности. Руководитель ее факультета доктор Гайзман высоко оценил представленные ею рекомендательные письма и принял ее на работу.

Было видно, что Брэдшоу пытается уйти от обсуждения этого вопроса. Я занес имя Гайзмана в свою записную книжку.