Пепел наших костров - Антонов Антон Станиславович. Страница 36
– С оружием будет то же самое. Мирные люди сдадут, а бандиты как ходили с пушками, так и будут ходить. Надеюсь, не надо объяснять, кто при этом окажется страдающей стороной.
А поскольку силовики настаивали на своем, Тимур привел главный аргумент, который заготовил еще во время переговоров с майором Филатовым:
– На следующий день после выхода такого указа мы получим новое восстание, которое будет покруче предыдущего. И если у меня еще будет выход – перейти на сторону восставших, то вам этот финт во второй раз не удастся.
Майор Филатов, успевший за неделю превратиться в полковника, тут же задал логичный вопрос:
– И что ты предлагаешь? Пусть все ходят вооруженные до зубов и стреляют друг в друга почем зря? Я лично не вижу, чем отряды самообороны радикально отличаются от банд.
– Я предлагаю исходить из того, что у бандитов оружие все равно было, есть и будет, а мирному населению надо как-то от них защищаться. И если милиция и армия не в состоянии справиться с бандами, то надо узаконить отряды самообороны.
Обсуждение закончилось вничью. Гарин никого не убедил, но все поняли, что он прав как минимум в одном: стоит запретить ношение оружия и объявить вне закона отряды самообороны – и тотчас же начнется новый бунт, результат которого нетрудно предсказать. Революция остановилась на полпути только потому, что в правительство вошел Гарин. В следующий раз она непременно будет доведена до конца.
Никакого решения по этому вопросу так и не было принято, и Казаков начал понимать, в какую ловушку он сам себя загнал.
Еще яснее это стало после того, как Гарин сам, ни с кем не советуясь, издал «закон о гомстедах» – постановление правительства, которое разрешало всем желающим брать свободную землю под дачи, огороды и фермы: по десять соток на человека в 25-километровой зоне, а за ее пределами – без всяких ограничений.
Столько, сколько удастся обработать.
Казаков вызвал Гарина на ковер и пригрозил ему отставкой с последующим арестом за превышение власти. Но Гарин только покачал головой и предложил:
– Попробуйте. Давайте прямо сейчас.
У Казакова было большое желание именно так и поступить, но он только что получил известие о том, что начался массовый исход из города. Поскольку еды в результате революции не прибавилось, а убавилось из-за повального разграбления магазинов и продуктовых баз, голод в Москве сделался всеобщим. И на этом фоне за подписью Гарина вышло постановление о бесплатной раздаче земли.
Нетрудно представить, какую реакцию у голодных людей могла вызвать отмена этого постановления или хотя бы снятие с должности самого Гарина.
И Казаков решил немного подождать. Потерпеть, пока люди не наедятся. Сытые всегда менее склонны к бунтам и революциям.
В том, что они-таки наедятся, Казаков нисколько не сомневался. Гарин с самого начала говорил, что единственный способ накормить город – это раздать землю горожанам. И он был прав. Разговоры о том, что спасти город от голода могут только военизированные аграрные предприятия со строгой дисциплиной и четким планом работ, оказались чушью. Прежний премьер, либерал советского разлива, попался на удочку мифа об эффективности плановой экономики в чрезвычайной ситуации. Мол, сначала жесткими мерами ликвидируем продовольственный кризис и устраним угрозу краха инфраструктуры, а потом уже будем восстанавливать рынок.
В результате рынок теперь приходится восстанавливать с нуля. Но большой беды нет. Это как НЭП после военного коммунизма. Рынок восстановится и даже очень быстро – и вся слава достанется Гарину, который излагал разумные идеи с самого начала и оказался поднят на вершину власти на волне журналистского успеха и «дачного бунта».
Но Казакова это не устраивало ни с какой стороны. Вслед за всей славой Гарину может достаться и вся власть. Если Гарин уже сегодня без зазрения совести демонстрирует свою независимость от Президента Всея Руси, то что может получиться завтра, когда Тимур получит от благодарного народа титул Победителя Голода.
Казаков не мог этого допустить. Дорвавшись до власти, он не собирался никому ее отдавать.
А уж этому вольнодумному борзописцу Гарину – тем более.
42
Зрелище исхода из Москвы было грандиозным. Пожалуй, даже более грандиозным, чем революция, плавно перешедшая в народное гулянье с песнями, танцами и фейерверками.
Вскоре после этой революции самоходный транспорт в Москве встал окончательно.
Последнюю солярку и бензин сожгли во время беспорядков, когда надо было быстро двигать войска и гонять по городу бронетехнику, а мафия спалила свои запасы, спеша ограбить все что можно и вывезти награбленное туда, где его никто не найдет.
Был еще топливный спирт, но его весь выпили, празднуя победу. А гнать новый технический самогон было не из чего. Лесоповальные команды разбежались – благо было куда. Одни ушли в партизаны, другие в революционеры, третьи в самооборону, и лес валить стало некому.
Из-за этого в городе встали практически все электростанции. Вплоть до того, что в Кремле получали энергию от собственных парогенераторов, изготовленных на «ЗиЛе», а топили эти генераторы деревьями с Красной площади и Александровского сада. Знаменитые голубые ели у Кремлевской стены пустили под топор.
Метро остановилось последним. На станциях сохранялось только дежурное освещение, поезда ходили с интервалом в полчаса и больше, но все-таки ходили, пока энергия не исчезла совсем.
Если раньше дачники могли, если повезет, добраться до городских окраин на метро, а пешком идти уже оттуда, то теперь в Москве остался один вид транспорта – «автобус номер одиннадцать».
Тем, у кого были велосипеды, остальные завидовали черной завистью. Но эти счастливчики в большинстве своем завели себе дачи раньше. Отчего не завести, когда есть колеса.
Пешеходам было сложнее. Пока в городе продавалась хоть какая-то еда по карточкам, многие довольствовались тем, что есть, предпочитая экономить силы.
Далеко не все отваживались даже на редкие вылазки в лес за грибами. Пеший поход за двадцать километров от дома – не шутка.
Но революция обрушила не только госторговлю, но и черный рынок. Есть стало нечего совсем.
Исход начался сразу после того, как улетучилась эйфория победы. Но главным толчком послужила публикация в единственной уцелевшей газете «закона о гомстедах» – постановления Гарина о раздаче земли. Раньше под влиянием правительственной пропаганды и слухов о бандитском беспределе в дачной зоне, о «диких партизанах» и просто дикарях, о «дачном бунте» и его жестоком подавлении, об арестах и даже расстрелах за самовольный захват земли многие не отваживались заводить огороды. Теперь же бояться стало нечего – вот он, правительственный указ, дающий всем полную волю.
И люди тронулись с места все сразу. Если в революции по самым нескромным подсчетам участвовало до миллиона человек, то теперь, казалось, в путь отправились все десять миллионов.
Люди шли поодиночке и группами, шли целыми семьями, тащили с собой маленьких детей, потому что в ближнем круге полагалось по десять соток на человека, и всем хотелось ухватить побольше. И все торопились, потому что действовало «право первого». Кто первым пришел на свободный участок земли, тому этот участок и достанется.
Конечно, всем хотелось получить участок поближе к кольцевой дороге, поближе к дому. Умные люди говорили, что это плохая идея. Возле МКАД лежит обычная земля, здесь урожая придется ждать месяца три-четыре, а за это время и с голоду помереть недолго.
Надо идти дальше, за второе кольцо, туда, где кончаются дороги, и искать там луговины и редколесья, где в почве еще много белого пуха и есть надежда на быстрый и высокий урожай. А главное, там есть дачники первой волны, которые поделятся и семенами за долю урожая, и грибницей – чтобы пережить время, пока этот урожай созревает.
Но не желающий слушать не услышит. И новые дачники дрались за землю на первом километре и бежали наперегонки, чтобы застолбить себе участок поближе и защищать его до последней капли крови.