Неукротимый враг - Макдональд Росс. Страница 19

— Разумеется.

— Ведь во всем всегда нужно сосредоточиться на главном, — продолжал он. — В противном случае, тебя попросту не хватит, и все пойдет прахом. — Он говорил, как сверхдобросовестный ученик, повторяющий трудный урок, который пытается затвердить. Но он не мог не поинтересоваться девушкой. — Она правда его невеста?

— Они так считают. Хотя она сбежала из дома и ей всего семнадцать лет. Сначала ее родители обратились ко мне с просьбой вернуть ее домой.

— Так вот почему вы здесь?

— Отчасти. Какие еще причины заставили Дэви приехать к вам?

— "Еще причины"? — переспросил он.

— Вы сказали, что девушка — одна из причин. Каковы остальные?

— Тут нужно углубляться в давнишнюю историю, — ответил он довольно туманно. — Ему хотелось получить некоторые сведения, главным образом, сведения о себе. Как я сказал, я достаточно глубоко вник в его дело несколько лет назад, когда он был одним из наших учеников в старших классах. Сейчас-то я понимаю, что влез слишком глубоко. В колледже я проходил курс психотерапии, и мне подумалось, что я мог бы применить свои знания и помочь ему. Но что-то случилось... не знаю, как и объяснить.

Взгляд его стал озадаченным и устремился внутрь, будто Лэнгстон пытался объяснить прошлое самому себе:

— Мне казалось, что между нами рухнула какая-то преграда, словно лопнула невидимая мембрана. Бывали минуты, когда наши индивидуальности как бы смешивались, соединяясь в единое целое. Если пользоваться специальной терминологией, я действительно начинал чувствовать его чувствами и мыслить его мыслями, болезненно переживая эту ужасную эмпатию, то есть полное вживание в личность другого человека. — Он перевел дыхание. — Происходило ли что-либо подобное с вами?

— Нет. Если только вы не имеете в виду женщин в весьма определенных ситуациях.

— Женщин? — рассеянно переспросил он меня все в той же озадаченной манере. — Кейт так же непостижима для меня, как горные вершины на Луне. Это не значит, что я не люблю ее. Я ее обожаю.

— Прекрасно. Но вы хотели поведать мне историю Дэви.

— Никакой истории у него, собственно, и не было, вот в чем беда. Я думал, что могу помочь ему, если выясню ее. Но оказалось, что для его психики это слишком тяжкий груз. Да и для моей — тоже. В этой ситуации неправильно повел себя именно я, потому что был наставником, воспитателем, а он — всего-навсего неуравновешенным шестнадцатилетним юношей.

Лэнгстон тоже вышел из равновесия. Казалось, его рассудок с трудом преодолевает магические поля памяти, которые налагали особый отпечаток на все, что он сейчас говорил. Я опять подсказал ему:

— Это правда, что его отец был убит?

Он пронзил меня взглядом, словно кинжалом.

— Что вам известно о смерти его отца?

— Только то, что его нет в живых. Как это произошло?

— Точно мне так и не удалось выяснить. Очевидно, он попал под поезд недалеко от Родео-сити. Колесом отрезало голову. — Лэнгстон поднес пальцы себе к горлу. — Он был молод, моложе, чем я сейчас.

— Как его звали?

— Похоже, что этого никто не знает. Никаких документов при нем не обнаружили. Согласно версии помощника шерифа, который вел расследование...

— Джек Флейшер?

— Да. Вы его знаете?

— Очень хочу узнать. Так какая версия?

— Что погибший якобы был бродячим поденным рабочим, ездил на платформах попутных товарняков и случайно выпал на рельсы. Но в этой версии есть одно очень уязвимое звено. Рядом с погибшим находился трехлетний мальчик, и если мужчина действительно бы выпал из вагона на ходу сам, то и Дэви тоже должен был бы выпасть вместе с ним. Но ребенок совершенно не пострадал, по крайней мере, физически.

Психически же, — продолжал Лэнгстон, — Дэви пострадал, причем весьма серьезно. Он провел у рельсов всю ночь рядом с обезглавленным трупом, — голос у него сел настолько, что стал чуть слышен.

— Откуда вам это известно?

— Около трупа его обнаружил помощник шерифа Флейшер. Дэви сам это подтвердил. Я помог ему воскресить все это в памяти. Думал, пойдет ему на пользу. Но, к сожалению, не пошло. Теперь-то я понимаю, что переоценивал себя, занимаясь практической психиатрией, не имея на то официального разрешения, — в голосе его послышалось раскаяние. — Он совершенно рассвирепел и бросился на меня, как зверь. Мы находились у меня в кабинете, в школе, и скрыть это, оставив все в тайне, я никак не мог. По правде говоря, избил он меня сильно. Из школы его исключили, несмотря на мои настойчивые возражения. Это все, что я смог сделать, чтобы его не направили в исправительную школу.

— А почему вы не хотели этого?

— Разумеется, потому, что чувствовал за собой вину. Я играл с черной магией, с темными силами — эти подавленные воспоминания столь же грозная стихия, как и любая магия, — и все это взорвалось, ранив нас обоих. Он постоянно ощущал свою ущербность.

— Такое творилось с ним задолго до того случая. Вы по-прежнему себя переоцениваете, — сказал я.

— Я осознаю степень своей ответственности. Я способствовал тому, что из сферы бессознательного это страшное воспоминание перешло у него в сферу сознания. С тех пор он зациклился на этом.

— Откуда вы можете знать?

— Увы, знаю. В этом-то, черт возьми, все дело. Сегодня он приехал ко мне и настаивал на том, чтобы я показал ему точное место, где был найден труп его отца. Эта идея-фикс по-прежнему доминирует в его сознании.

— И вы сказали ему?

— Да, это был единственный способ избавиться от него.

— Вы можете отвезти меня на это место прямо сейчас?

— Мог бы. Но до побережья не меньше часа езды. — Он посмотрел на часы. — Сейчас уже больше половины первого. Если я повезу вас, то раньше трех домой не вернусь. А в семь сорок пять мне нужно уже быть в школе.

— О школе забудьте. Вы же сами говорили, что надо уметь сосредоточиться на главном. Сейчас главное в том, что речь идет о жизни или смерти человека.

— Какого человека?

Я рассказал Лэнгстону о шумном дыхании в багажнике машины Сэнди.

— Сначала я думал, что его похитили из-за денег. Похитители становятся все моложе. Но мотивы похищения со временем тоже меняются. Все чаще и чаще людей похищают для того, чтобы испытать на них свою безраздельную, неограниченную власть, единственно из желания помыкать другим человеком. Одному богу известно, что сейчас у Дэви на уме. Или у девушки, раз на то пошло. Возможно, они собираются реально воссоздать обстоятельства гибели его отца.

Мне удалось целиком завладеть вниманием Лэнгстона. Не клюнуть на такую психологическую наживку он не мог.

— Возможно, вы и правы. Ему ужасно хотелось как можно быстрее найти то самое место. Полиция в курсе?

— Нет. Семья похищенного просила меня расследовать это дело самостоятельно.

— Кто он?

— Финансист из Лос-Анджелеса. Отец девушки служит в одной из его фирм.

— Да, действительно тут, пожалуй, все сложнее, чем преступление, совершаемое ради денег.

— Так вы поможете мне? — спросил я.

— У меня нет особого выбора. Поедем на вашей машине, хорошо?

— Как скажете, мистер Лэнгстон.

— Пожалуйста, называйте меня просто Хэнк, как все. — Он вышел из своей машины. — Зайдем на минутку в дом. Оставлю жене записку.

Пока он писал ее на рояле, я смотрел на корешки книг. Они охватывали, на удивление, широкий диапазон знаний, включая историю и юриспруденцию. Подбор книг по психологии и социологии говорил о том, что их владелец интересуется новейшими достижениями в этих областях: Эрик Эриксон и Эрих Фромм, Пол Гудмэн и Эдгар Фриденберг.

Он оставил записку на подставке для нот, включив небольшую лампу и направив свет на листок. Выходя из гостиной, я прочел:

"Дорогая! На тот случай, если ты проснешься и будешь думать, где я нахожусь. Уехали на небольшую прогулку с мистером Арчером. Если кто-то будет стучать, не открывай. Пожалуйста, не волнуйся. Люблю тебя всей душой, если ты еще сомневалась в этом. Скоро вернусь.

С любовью — X. (0 ч. 30 мин.)".