Неукротимый враг - Макдональд Росс. Страница 24

— Альберт Блевинс, — начал он, — живет в пансионате Боумэна уже год. Это пансионат для престарелых, один из лучших в районе Мишн.

— Сколько же ему лет?

— Лет шестьдесят. Точно не знаю. Времени ты мне отпустил не так уж много, Лью.

— Времени у нас вообще нет.

Я пояснил ему, почему. Вилли по натуре игрок, и его глаза заблестели, как два уголька, когда он услышал о богатстве Хэккета. Уж если бы ему что-то обломилось, то на эти денежки он завел бы себе очередную свежую молоденькую блондиночку, которая опять разбила бы его сердце. Вилли хотел было заказать себе еще рюмку и как следует поесть, но я вывел его к лифту, а затем на стоянку автомобилей. Задом он вырулил свой «ягуар» с площадки, и мы понеслись в сторону залива, в город. Яркая до рези в глазах голубизна водной глади и нескончаемое залитое солнцем побережье с ностальгической болью оживили в моей памяти давно канувшие в Лету юные годы. Мои грустные воспоминания прервал голос Вилли:

— Какое отношение имеет Альберт Блевинс к похищению Хэккета?

— Не знаю, но какая-то связь должна быть. Женщина по имени Лорел Смит, скончавшаяся этой ночью, — жертва убийства — раньше называла себя Лорен Блевинс. Флейшер знал ее по Родео-сити пятнадцать лет назад. Примерно в то же время и в тех же местах колесами поезда отрезало голову одному неопознанному человеку. Вероятно, он был отцом Дэви Спэннера. Дело вел помощник шерифа Флейшер, который зарегистрировал происшествие как смерть в результате несчастного случая.

— А ты утверждаешь, что это было не так?

— Пока ничего не утверждаю. Есть и еще одна связь. Спэннер снимал квартирку у Лорел Смит и работал у нее, а я подозреваю, что они были гораздо ближе друг к другу, возможно, даже очень близки.

— Это он убил ее?

— Не думаю. Все дело в том, что и действующие лица и сами места действия начинают повторяться. — Я рассказал Вилли о вчерашней ночной сцене у пересечения железной и проселочной дорог. — Если бы нам удалось разговорить Флейшера и Блевин-са, то это дело мы могли бы закрыть в два счета. Особенно — Флейшера. Весь последний месяц он прослушивал квартиру Лорел.

— Думаешь, он ее убил?

— Вполне возможно. Или же знает, кто это сделал.

Мы подъезжали к городу, и Вилли сосредоточился на управлении машиной. Он поставил «ягуар» в подземном гараже на Геари-стрит. Я поднялся с ним в его офис, чтобы узнать, не звонил ли его человек, следящий за Флейшером. Оказалось, что звонил. Флейшер расстался с Блевинсом в пансионате и во время этого телефонного звонка находился в мастерской фотокопирования. Мастерскую эту он посещал уже во второй раз. Раньше он заходил в нее по пути в пансионат.

То же самое сделал и я. Мастерская ксеро— и фотокопирования размещалась в узкой лавчонке на Маркет-стрит и обслуживалась одним человеком. Когда я вошел, худой и кашляющий мужчина работал с копировальной машиной. За пять долларов он тут же рассказал мне, с чего Флейшер снимал копии. В первый раз была страница какой-то старой газеты, а во второй — еще более старое свидетельство о рождении.

— Чье свидетельство?

— Не знаю. Впрочем, минутку. Кого-то по имени Джаспер. По-моему, это не фамилия, а имя.

Я подождал, надеясь, что он припомнит что-нибудь еще, но тщетно.

— А что было в газете?

— Я не читал. Если бы я читал все, с чего снимаю копии, то давно бы ослеп.

— Вы сказали, что газета старая. Какого года?

— На дату я не посмотрел, но бумага сильно пожелтела. Пришлось обращаться с ней очень осторожно. — Он закашлялся и машинально закурил. — Это все, что я могу сообщить вам, мистер. А в чем, собственно, дело?

С этим вопросом я направился в пансионат Боумэна. Это было мрачноватое здание из серого кирпича, четыре ряда окон которого, разделенные равными промежутками, придавали ему сходство с локомотивным депо. К некоторым окнам со стороны улицы были приколочены деревянные ящики, служащие холодильниками.

В вестибюле собралось много пожилых мужчин. Любопытно, где находились женщины?

Один из мужчин сказал мне, что комната Альберта Блевинса на третьем этаже в конце коридора. Поднявшись по лестнице, я постучал в дверь. Хриплый голос спросил:

— Кто там?

— Меня зовут Арчер. Хотелось бы поговорить с вами, мистер Блевинс.

— О чем?

— О том же, о чем говорил тот человек передо мной.

В замке повернулся ключ. Альберт Блевинс приоткрыл дверь на несколько дюймов. Он оказался не особенно старым, однако прожитые годы упрямо клонили его к земле, а изборожденное морщинами лицо несло на себе печать постоянно преследующих неудач. Голубые ясные глаза смотрели на окружающий мир с тем непостижимо наивным выражением человека, которого так никогда по-настоящему и не допустили в общество других людей. Раньше таких можно было встретить в заштатных городишках, на дорогах, в пустыне. Сейчас их собрали в полых внутренностях крупных городов.

— А заплатите вы мне тоже, как тот человек?

— Это сколько?

— Тот человек дал мне пятьдесят долларов. Спросите у него самого, если мне вы не верите. — Ужасное подозрение вдруг исказило его лицо. — Слушайте, а вы не из службы обеспечения неимущих?

— Нет.

— Ну, слава богу. А то стоит тебе немного повезти, как ровно на эту же сумму они сокращают твое пособие, и плакала твоя удача.

— Ну, это они, конечно, зря.

То, что я согласился с Блевинсом, понравилось ему. Он открыл дверь шире и пригласил меня войти. У него была квадратная, три на три метра, комнатушка, в которой стояли стол, стул и кровать. Из единственного окна вниз спускался металлический желоб аварийного противопожарного выхода, словно корректорский знак, перечеркивающий орфографическую ошибку.

В комнате ощущался слабый кисловато-затхлый запах времени. Насколько я мог судить, он исходил из чемодана искусственной кожи, лежащего на кровати. Часть его содержимого была разложена на столе, словно Блевинс упорядочивал свои воспоминания и раскладывал их для продажи.

Некоторые предметы можно было узнать по внешнему виду: рыболовный нож с широким лезвием, к которому, словно засохшие слезы, пристало несколько старых рыбьих чешуек, бланк брачного свидетельства, прорезанный на сгибах глубокими складками, пачка писем, перевязанная коричневым шнурком от ботинок, несколько винтовочных пуль и серебряный доллар в сетчатом мешочке, небольшое шахтерское кайло, две старинные трубки, кроличья лапка непонятного происхождения, сложенное чистое белье и носки, стеклянный шарик, внутри которого возникала снежная буря, если его встряхнуть, павлинье перо с расписным глазом и орлиный коготь.

Сев за стол, я взял брачное свидетельство. Оно было выдано муниципальной регистратурой и констатировало, что Альберт Д. Блевинс сочетался браком с Генриэттой Р. Краг в Сан-Франциско 3 марта 1927 года. Генриэтте в то время было семнадцать лет, Альберту — двадцать, следовательно, сейчас ему должно быть за шестьдесят.

— Хотите купить мое брачное свидетельство?

— Мог бы.

— Тот человек выложил мне пятьдесят долларов за свидетельство о рождении. А это я продам за двадцать пять. — Он присел на край кровати. — Для меня оно не имеет особой ценности. Женитьба на ней была крупной ошибкой в моей жизни. Мне вообще никогда не стоило жениться ни на одной женщине. Она мне это сама говорила сотни раз, уже после того, как мы с ней сошлись. Ну, а что остается делать парню, когда девушка приходит и заявляет, что он ее обрюхатил? — Он положил свои неразгибающиеся руки на колени, обтянутые вытертыми джинсами. Его болезненно искривленные пальцы напоминали мне щупальца морской звезды, извлеченной на песок из своей расщелины. — Мне грешно жаловаться, — проговорил он. — Ее родители отнеслись к нам хорошо. Отдали нам свою ферму, а сами перебрались в город. Мистер Краг не виноват, что три года подряд в наших местах была засуха, и я не мог ни заготовить кормов, ни набрать воды, и весь скот погиб. Я не виню даже Этту за то, что она ушла от меня. Наша жизнь на той засушливой ферме была ужасна. Единственное, что нас связывало, это постель, да и это прекратилось у нас еще до рождения ребенка. Роды я у нее принимал сам, и, видимо, это очень сильно повлияло на нее. Этта больше не подпускала меня к себе.