Обрекаю на смерть - Макдональд Росс. Страница 36

Глава 27

Раздавшийся снаружи шум, беспорядочные голоса и топот сапог отвлекли меня от размышлений, и я подошел к двери. По улице шел отряд добровольцев, вооруженных винтовками и дробовиками. Вторая, меньшая группа рассредотачивалась по незанятым участкам, продвигаясь к пересохшему ручью и ощупывая густо заросшую деревьями темноту лучами фонарей.

Человек, руководивший второй группой, был одет в форму. Когда я подошел к нему поближе, то увидел, что это сержант городской полиции.

— Что здесь происходит, сержант?

— Охотимся за человеком. Сбежал один сумасшедший, если вам еще не известно.

— Известно.

— Если вы с добровольцами, то должны искать дальше по ручью.

— Я — частный детектив, работающий по этому делу. Почему вы думаете, что Холлман находится по эту сторону магистрали?

— Работница разъездного буфета, что возле кинотеатра, говорит, что он пришел по подземному каналу. От берега он шел ручьем, и есть предположение, что он продолжает держаться ручья. Хотя, может статься, он давно скрылся. Официантка не поторопилась сообщить нам о встрече.

— Куда ведет ручей?

— Через весь город. — Он указал фонарем на восток. — И дальше к горам. Но туда ему не добраться, его выслеживают семьдесят вооруженных людей.

— Если он ушел в город, почему вы ищете здесь?

— Нам нельзя рисковать. Он мог затаиться. У нас нет обученных людей, чтобы прочесать все дома и дворы, поэтому мы сосредоточились на ручье. — Он на секунду осветил мое лицо фонарем. — Хотите присоединиться и помочь?

— Не сразу. — Семьдесят охотников на одну добычу — места не хватит. — Я забыл дома свою красную охотничью шапку.

— Тогда я даром трачу с вами время, приятель.

Сержант направился к деревьям. Я прошел до конца квартала и пересек шоссе, которое в этом месте имело шесть полос движения.

Кинотеатр «Ред Барн» оказался зданием со множеством окон, стоявшим посреди асфальтированной автостоянки. Его приземистая пятиугольная конструкция подчеркивалась неоновыми трубками вдоль карнизов и углов. Внутри этой сверкающей красной клетки располагался повар в цилиндре, готовящий на скорую руку, который задавал жару нескольким официанткам, мечущимся между его стойкой и машинами на стоянке. Официантки были одеты в красные форменные платья и маленькие красные шапочки, придававшие им сходство с мальчиками-посыльными в юбках. Сочетание паров бензина и запаха кипящего жира, щекотавшего ноздри, вызвало в памяти бессмысленную тоску о старом, побитом, но быстром автомобиле, ностальгию по другим кинотеатрам на открытом воздухе вдоль дорог, куда я заезжал в других довоенных местах до того, как на меня посыпались смерти людей.

Казалось, что жизнь моя давно свелась к одиноким ночным вахтам в безлюдных местах. Берегись, сказал я, жалость к себе — последнее пристанище для мелких умишек и стареющих профессионалов. Я знал, что одиночество — во мне самом. Мое мироощущение было лишено оптимизма.

При виде юноши и девушки в «шевроле»-купе, выкрашенном вручную в сиреневый цвет, мне почему-то сделалось веселее. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, слившись в одно тело с двумя опущенными головами, и по очереди потягивали молочный коктейль из одной соломинки, которую любовь обеззаразила от микробов. Поблизости стоял ржавый «хадсон», в котором сидели мужчина в рабочей рубашке, его темноволосая дородная жена и трое или четверо детей с оживленными глазами, затуманенными воспоминаниями о просмотренном фильме. Они поглощали брызжущие горчицей бутерброды с горячими сосисками, делая это с сосредоточенной серьезностью сопричастных.

Среди полудюжины других машин меня особенно заинтересовала одна. Это был сравнительно новый двухдверный «плимут» с выведенной на двери надписью «Пуриссима „Рекорд“». Я подошел к автомобилю, чтобы получше его разглядеть.

В тот же миг с шоссе свернул, пронзительно визжа колесами, ветхий «форд» довоенного образца с помятым багажником и остановился за «плимутом». Двое юнцов на переднем сидении бросили на меня наглый рассеянный взгляд и тут же отвернулись. Для них я был пешеходом, передвигавшимся по земле ногами. Поджидая официантку, они занялись укладыванием своих искусно сделанных причесок. Этот процесс занял много времени и продолжался после того, как к двери их машины подошла одна из официанток — маленькая блондинка с дерзко выпиравшей из тесного платья грудью.

— Много гоняете? — сказала она ребятам. — Я видела, как вы приехали на стоянку. Вы разобьете ее раньше, чем она развалится.

— Лекция, — сказал парень за рулем.

Второй юноша перегнулся к официантке. — По радио сказали, что Гвен видела убийцу.

— Точно, она сейчас разговаривает с репортером.

— Он угрожал ей оружием?

— Ничего подобного. Она даже не знала, что это убийца.

— Что он делал! — спросил водитель. Голос его прозвучал очень требовательно, словно он имел некий замечательный пример для подражания.

— Да ничего. Копался в контейнерах с отбросами. Когда он ее увидел, то смылся. Послушайте, ребята, меня ждут клиенты. Что будете заказывать?

— Монета есть, Джордж? — спросил водитель у своего пассажира.

— Да, навалом. Нам что всегда, — зажаренную малютку и двойной мартини. Хотя нет, я передумал, принеси лучше кока-колу.

— Хорошо, ребятки, пируйте вволю. — Она обогнула «плимут» и подошла ко мне. — А вам что принести, сэр?

Я понял, что голоден. — Мне, пожалуйста, гамбургер.

— Делюкс, стакбургер или монарх? Монархбургер стоит 75 центов. Он больше и к нему положен бесплатный картофель.

— Бесплатный картофель звучит заманчиво.

— Если угодно, можете поесть в буфете.

— А Гвен там? Хочу поговорить с ней.

— Я так и подумала, что вы сыщик. Гвен вон там вместе с Джином Славкиным из газеты. Он хотел сфотографировать ее.

Она показала на открытую калитку в заборе, увитом виноградом и ограждавшем дальнюю часть стоянки. Рядом с калиткой стояло несколько бидонов галлонов по 40. Я заглянул в ближайший. Он был наполовину заполнен жирным месивом из остатков пищи и других отбросов. Карл Холлман был в отчаянном положении. По другую сторону калитки вдоль берега ручья шла тропинка. Высохшее русло ручья в этом месте было выложено бетоном. Сужаясь, ручей переходил в подземный канал, шедший под магистралью. Отверстие было достаточно высоким, чтобы человек мог идти в полный рост.

Славкин и официантка шли обратно по тропе навстречу мне. Официантке было лет 30. Она была полненькая, и ее тело в красной форменной одежде походило на спелый помидор. Славкин держал в руке фотоаппарат со вспышкой. Галстук на Славкине перекосился, и выглядел репортер усталым. Я поджидал их возле калитки.

— Привет, Славкин.

— Привет, Арчер. Ну и дельце, впору свихнуться.

Официантка повернулась к нему:

— Если я вам больше не нужна, м-р Славкин, то я пошла работать. Управляющий урежет мне жалованье за простой, а у меня ребенок, в школу ходит.

— Я рассчитывал задать вам пару вопросов, — сказал я.

— Вот так так! Вряд ли я смогу — тороплюсь.

— Я вам выдам информацию, — сказал Славкин, — если это не займет слишком много времени. Спасибо, Гвен.

— Ну что вы, не за что. Не забудьте, вы обещали мне фотографию. Я не снималась сто лет.

Она прикоснулась к своей щеке изящно, доверительно и заторопилась к зданию, виляя бедрами. Славкин положил фотоаппарат на заднее сидение служебной машины. Мы забрались на переднее.

— Она видела, как Холлман зашел в подземный канал?

— Собственно нет, — сказал Славкин. — Она не пыталась следовать за ним. Она подумала, что это всего-навсего бродяга, вышедший из зарослей с той стороны шоссе. Гвен не сообразила, кто он такой, пока не прибыла полиция и не начала расспрашивать. Кстати, полицейские прошли вдоль ручья от самого берега моря, так что Холлман не мог уйти этим путем.

— В каком он был состоянии?

— Наблюдательность Гвен мало чего стоит. Она приятная девушка, но не очень толковая. Теперь, когда ей известно, кто это такой, он семи футов росту с рогами и горящими вращающимися глазами. — Славкин беспокойно заерзал, поворачивая ключ в зажигании. — Вот, пожалуй, и все. Вас подвезти? Мне поручено освещать действия ополченцев. — Интонация, с которой он произнес эту фразу, выдавала его ироническое отношение.