Полосатый катафалк - Макдональд Росс. Страница 20

— Берите, — решительно сказала она. — И можете не возвращать. Зря я ее повесила. Что толку заниматься самоистязанием. — Она сняла эскиз с гвоздя и вручила мне. Потом, не переставая говорить, стала выводить меня из комнаты, а себя из болевого шока: — Я обожаю, когда меня истязают. Но если тебе так необходима хорошая порка, лучше высечь себя самой. Очень удобно, не надо нанимать специального человека...

— Вы много говорите, Анна.

— Наверное, даже слишком, да?

Но при всей говорливости она оказалась очень услужливой. Дала мне мешочек со стружками, чтобы упаковать картину. Несмотря на мои протесты, вывела на улицу свой «фольксваген» и отвезла меня к дому Уилкинсонов у озера. Был второй час ночи, но Анна сказала, что скорее всего Билл и его жена не спят. Они поздно просыпаются и пьют допоздна.

Машина свернула на аллею, ведущую к их дому. В свете фар «Фольксвагена» я открыл ворота, поверх которых была натянута колючая проволока. Анна коротко просигналила и уехала.

Я подумал, что мы вряд ли когда-нибудь встретимся, — и от этого на душе было грустно.

Глава 12

В доме играла музыка. Старая романтическая мелодия двадцатых годов, приторная, как жасмин. Сад вокруг дома зарос кустами и деревьями. Затем начинался пологий спуск к озеру, поблескивающему вдали.

Я стукнулся лбом о низко висящий фрукт — скорее всего, манго. Над деревьями маленькими гроздьями сверкали звезды, словно экзотические плоды, до которых не дотянуться.

Я постучал в дверь. Заглушая музыку, крикнула женщина:

— Это ты, Билл?!

Я не ответил. Через минуту-другую дверь открылась. На пороге стояла стройная блондинка в чем-то прозрачном. В ее правой руке был револьвер калибра 0,38, нацеленный мне в живот.

— Что вам угодно?

— Немного потолковать. Меня зовут Арчер, я приехал сюда на одну ночь. Я понимаю, что не вовремя, но...

— Вы не сказали, что вам угодно!

— Я частный детектив, расследую преступление...

— У нас не совершалось преступлений, — резко возразила она.

— Преступление произошло на севере, в Штатах.

— Почему вы думаете, что мне что-то об этом известно?

— Просто мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

Отступив на шаг, она командирски махнула револьвером.

— Пройдите вон туда, где лампа, я на вас взгляну.

Я оказался в настолько большой комнате, что ее углы скрывала темнота. Из большой стереосистемы у стены ностальгическим каскадом обрушивался Гершвин. Блондинка была сильно и старомодно накрашена. В ее треугольном лице была та самая неподвижность, что часто возникает после пластической операции.

Она посмотрела мне на ноги, затем ее глаза, словно пара прожекторов, взмыли вверх, к моему лицу. Я сразу узнал этот взгляд. Я не раз видел его в старых фильмах, особенно в те годы, когда я был юным завсегдатаем кинотеатров на Лонг-Бич, а она героиней вестернов, строившей глазки лошадям и всадникам.

Я порылся в памяти, пытаясь вспомнить ее экранное имя, но ничего не вышло.

— А вы ничего, — сказала она. — На вас свитер Клода Стэси?

— Он мне его одолжил. Моя одежда промокла.

— Вы друг Клода Стэси?

— Не очень близкий.

— Слава Богу. Вы на него не похожи. Вам нравятся женщины?

— Уберите пушку, и я вам скажу правду, — пообещал я с улыбкой, отнюдь не лишней в данной ситуации.

Она тоже ответила улыбкой — 1929 года рождения, выглядевшей, словно сноска в учебнике истории.

— Пусть вас не пугает револьвер. Я научилась обращаться с оружием, еще когда играла в вестернах. Муж настаивает, чтобы я держала его под рукой, когда остаюсь одна. Собственно, я почти все время одна... — Она положила револьвер на столик у двери, повернувшись ко мне спиной. — Вы так и не ответили на мой вопрос насчет женщин.

— Я люблю самостоятельных женщин. Например, мне нравились вы, причем так долго, что просто стыдно признаться. — Тут я вспомнил ее экранное имя. — Вы ведь Хелен Холмс?

— Вы меня помните? — Она вспыхнула холодным и ярким светом. — Я думала, меня уже все забыли.

— Я был вашим горячим поклонником, — сказал я, надеясь, что это не перебор.

— Какая прелесть! — Обхватив себя за плечи, она подпрыгнула, оторвавшись обеими ногами от пола на несколько дюймов. — За это я разрешаю вам сесть. Сейчас я приготовлю вам выпить и расскажу обо всем, что вас интересует. Только не о себе. Какую отраву предпочитаете?

— Джин с тоником, раз вы так любезны.

— Джин с тоником один раз! — пропела она и поглядела в потолок, где меж деревянных перекрытий висела золотая люстра, словно трофей в логове варваров. Комната, забитая мебелью разных эпох и стран, вообще смахивала на аукцион. У дальней стены помещался затейливый резной работы бар, полный бутылок, а перед ним стояло полдюжины табуреток, обитых кожей.

— Сядьте у бара. Там уютнее.

Я сел и стал смотреть, как она делает мне коктейль. Себе она сочинила что-то из гренадина и текильи, посыпав края стакана солью. Она так и осталась у бара, облокотившись на стойку и выставив бюст, словно барменша, решившая соблазнить клиента.

— Не буду ходить вокруг да около. Меня интересует Берк Дэмис. Вы ведь его знаете, миссис Уилкинсон?

— Слегка. Это приятель моего мужа, бывший приятель.

— Почему бывший?

— Незадолго до отъезда мистера Дэмиса они поругались.

— Из-за чего?

— Вы задаете нескромные вопросы.

— Мне некогда проявлять мою обычную деликатность.

— Это, наверное, что-то потрясающее!

— Еще бы. Так из-за чего же у них вышел сыр-бор?

— Из-за меня, если вы так любопытны. Из-за бедной старенькой меня. — Она поморгала длинными ресницами. — Признаться, я испугалась, что они друг друга поубивают. Но Билл ограничился тем, что сжег картину. И тем самым насолил нам обоим. — Она воздела руку вверх, словно свидетель на суде. — Только не спрашивайте почему. Просто так. Биллу порой наш брак доставляет большие мучения.

— Он сжег «Портрет незнакомки»?

— Да, и этого я ему еще не простила, — сообщила она, явно гордясь собой. — Сломал раму, порвал холст, бросил и то и другое в камин и поджег. Порой он способен на отчаянные поступки.

Она прихлебывала из стакана, слизывая соль бледным острым языком, напоминая кошку, не домашнюю кошку, а крупное дикое животное, способное напасть на человека. Ее яркие губы, казалось, смаковали только что описанную ею сцену.

— Дэмис знал об этом?

— Я рассказала ему. Представляете, он заплакал.

— С чего бы это?

— Он сказал, что это его лучшая работа. Мне она тоже понравилась.

— Он вроде бы пытался ее выкупить?

— Да, но я не собиралась с ней расставаться. — За накрашенными веками настороженно поблескивали глаза. — С кем вы уже успели поговорить?

— Кое с кем из местных.

— С Клодом Стэси?

— С ним как раз не успел.

— Почему вас интересует эта картина?

— Меня интересует все, связанное с Дэмисом.

— Вы упомянули о каком-то преступлении там, в Штатах. Почему вы не хотите о нем рассказать? Я, между прочим, ничего от вас не скрывала.

Я рассказал ей все, что случилось с Квинси Ральфом Симпсоном. Она была разочарована, будто ждала чего-то более жуткого.

— Первый раз слышу, — протянула она. — Но о Симпсоне мне вам нечего рассказать.

— Тогда давайте вернемся к картине. Дэмис называл ее портретом. Он не говорил, кто эта женщина?

— Никогда! — отрезала она.

— У вас нет никаких идей на этот счет?

Хелен Уилкинсон пожала плечами и скорчила гримасу, отчего уголки рта опустились.

— У вас должны были быть причины для того, чтобы купить картину и не желать с ней расстаться. У вашего мужа должна была быть причина ее сжечь.

— Я не знаю, кто эта женщина, — с нажимом произнесла она.

— А по-моему, знаете.

— Как вам угодно. Вы начинаете мне надоедать. Уже поздно, а у меня болит голова. — Она провела рукой по лбу. — Почему бы вам не допить стакан и не оставить меня в покое.