Планета №6 - Антонов Антон Станиславович. Страница 29
Однако паспортов у палачей Якудзы не было. Ничто не должно указывать на их происхождение, и, даже если кто-то из них погибнет и мертвым попадет в руки мирного населения, он должен навсегда остаться загадкой, как остался загадкой самурай, сложивший голову под тяжестью локомотива в багажнике «Хонды». Судя по последним газетным сообщениям, его считают то ли якутом, то ли татарином, и все потому, что у него не было при себе никаких документов.
Администратору самураи представились китайцами из Гонконга, и он быстро придумал, как заработать еще пачку долларов.
– Совсем без документов в Москве нельзя. Если хотите, я вам сделаю документы. Даже русские паспорта могу добыть, но это потребует времени. А удостоверения хоть завтра нарисую.
И нарисовал. То есть вписал в пустые корочки, которые можно купить на каждом углу, азиатские имена типа «Басарган Хубилаевич Бабаев» и должности, дающие основание полагать, что предъявители сего трудятся на какой-то великой стройке капитализма.
Хиронага Сакисима значился в удостоверении прорабом.
В глазах милиции эти удостоверения, проштампованные самонаборной печатью, ровным счетом ничего не стоили, особенно если учесть, что предъявители сего не могли даже двух слов связать по-русски. Но японцы приняли все за чистую монету и честно расплатились с администратором, получив с него обещание, что, как только появится возможность, он добудет для них и полноценные паспорта.
Мало ли сколько времени придется проторчать в этой Москве, прежде чем неуловимый сэнсэй Ясука Кусака покажется на горизонте.
38
С тех пор как в деревне Хлебаловка поселился сэнсэй Ясука Кусака со своим учеником и двумя девицами, у местной детворы стало гораздо больше развлечений, чем прежде.
Население деревни состояло из старушек пенсионного возраста, которые исчислялись десятками, из стариков, которых было значительно меньше, из семейства фермеров, которые с трудом могли прокормить на свой урожай одиннадцать душ детей, из местного сумасшедшего, который при Иване Грозном был бы юродивым, святым и всеми почитаемым, из шофера Толика, жившего бобылем, и из несметного количества городских детей, которых родители сплавили на лето к бабушкам.
При ближайшем рассмотрении оказывалось, что детей не так уж и много – значительно меньше, чем бабушек. Но они были настолько подвижны, шумны и вездесущи, что любой сторонний наблюдатель мог бы поклясться, что их в десять раз больше, чем есть на самом деле.
Ясуке Кусаке это напоминало его родную деревню, где тоже было много детей, и они, как ни странно, совсем не мешали наслаждаться тишиной и покоем. Шум, который они производили, был сродни шуму листвы, вою ветра, голосу прибоя, лаю собак и крику петухов.
И когда господин Кусака начинал ежедневные спарринг-бои с учеником, его нисколько не раздражали дети, кольцом окружавшие место поединка и даже пытавшиеся повторять приемы, которые демонстрировал сэнсэй.
Самый толстый мальчик в деревне, который до этого был всеобщим объектом насмешек, теперь вдруг стал пользоваться неожиданной популярностью, особенно после того, как свалил одного обидчика наземь фирменным приемом Гири Ямагучи.
Сэнсэй очень любил детей и даже сочинил для них сказку, а когда дети попросили еще, он сочинил еще, и так могло продолжаться до бесконечности, если бы не разные привходящие обстоятельства.
Все испортил журналист местной районной газеты, который прознал про деревенское чудо – живого восточного единоборца, который учит детей запрещенным приемам. Такая сенсация не могла остаться незамеченной, и корреспондент примчался в Хлебаловку с намерением раздобыть материал во что бы то ни стало.
Господин Кусака, разумеется, разговаривать с журналистом не стал и ученику запретил, а ученик предостерег Любу, и та тоже держала рот на замке.
Но беда пришла откуда не ждали. Вернее, Кусака всегда предполагал, что от Жени Угореловой нельзя ждать ничего, кроме неприятностей, однако он надеялся, что эта нимфоманка, у которой башню склинило окончательно, исчезла из Хлебаловки навсегда.
Как и следовало ожидать, Толик ей быстро надоел, даже несмотря на новые впечатления в духе незабвенного маркиза де Сада, по поводу которых в конце концов в Хлебаловку за восемь километров приперся пешком участковый.
Толик напоил участкового самогоном, а Женечка соблазнила его своим сногсшибательным телом, и в результате страж порядка начисто забыл о тех претензиях, которые собирался предъявить. Сшибленный с ног, он уснул на сеновале в обществе Евгении и пса, который забрал наконец назад свой ошейник, но теперь не отходил от Женечки ни на шаг.
К утру Толик обнаружил, что с сеновала таинственным образом исчезли все трое. Исходя из того, что Женечка не взяла с собой ни одного предмета одежды, можно было предположить, что она ушла недалеко и скоро вернется. Однако такое предположение было бы верным для любой другой женщины, но только не для Евгении Угореловой.
Последние сведения о ней, дошедшие до Толика и его односельчан, заключались в том, что их видели в чистом поле, причем Женечка была в милицейской фуражке, а участковый – в полном обмундировании, но без головного убора. Покачиваясь, они брели в обнимку по проселку, громко распевая романс на стихи Есенина про пьяного сторожа и чужую жену.
Следующая информация касалась уже одного участкового. Говорили, что он впал в запой, поскольку жена его бросила, узнав об интрижке с Евгенией, а сама Евгения исчезла неизвестно куда.
И вот надо же было такому случиться, чтобы Евгения все-таки вернулась. И не когда-нибудь, а именно в тот самый день, когда в Хлебаловку нагрянул журналист.
Оказалось, Женечка приехала за вещами, и не одна, а с новым мужчиной, типичным байкером, с бородой и в татуировках. Толик сначала намылился бить ему морду, но, взглянув на его бицепсы, передумал. Идея натравить на байкера Гири Ямагучи угасла в зародыше после фиаско с дальнобойщиком Гири остерегался тратить свои силы без крайней на то необходимости.
Байкера, впрочем, тоже ждал облом. Едва увидев корреспондента районной газеты, Женечка запала на него, и по всему было очевидно, что она видит его впервые в жизни.
Это сняло с Евгении подозрение в том, что она сама навела газетчиков на сенсацию, но тут же возникла другая проблема. Теперь уже байкер решил бить морду журналисту, и тому пришлось срочно удирать.
Погоня мотоциклиста за редакционным «газиком» по пересеченной местности выглядела увлекательно и собрала массу зрителей по пути следования. Но в самый интересный момент в баке мотоцикла кончился бензин, и «газику» удалось оторваться.
Оставшуюся часть пути журналист посвятил работе, и Евгения наплела ему на диктофон массу интересного. Кусаку и Ямагучи она выдала за американских индейцев, хранителей древнего магического искусства и, будучи начитанной девушкой, приплела сюда же Кастанеду, про которого журналист тоже слышал.
Корреспондент не то чтобы ей поверил, но ее версию упомянул под грифом «ходят слухи…» и «говорят, что…» Наряду с этим он сообщил и о другой версии, что гости прибыли в Хлебаловку из Сибири, и единоборство, которому они учат хлебаловских детей, – это не что иное, как знаменитая борьба нанайских мальчиков.
Сам он, однако, придерживался третьей версии. Все-таки когда-то он окончил филологический факультет университета и обладал языковым чутьем. А язык, на котором сэнсэй в присутствии корреспондента сказал несколько слов своему ученику, явственно напомнил журналисту японский.
Да и дети, которые охотно общались с корреспондентом все время, пока он был в деревне, говорили ему, что «дедушка сэнсэй – самый настоящий ниндзя».
В результате статья, которая вышла в субботнем номере газеты на первой полосе, заканчивалась словами:
«Все – и повадки, и манера речи, и особенности боевого искусства – выдает в этих людях японцев, однако в районном отделе внутренних дел нас заверили, что никаких иностранцев – ни японцев, ни китайцев, ни тем более индейцев – на территории района нет. Да и откуда могли взяться японские мастера рукопашного боя в одной из самых отдаленных деревень нашего края?