Смерть на выбор - Макдональд Росс. Страница 38

Раздавив валявшийся на ковре шприц ногой, я поднял нож и положил к себе в карман. Москит был в глубоком нокдауне, единственным признаком жизни было быстрое затрудненное дыхание. Зрачки закатились, полуприкрытые глаза были белыми и пустыми, как у мраморной статуи. Затылок его упирался в стену, и мне пришлось оттащить от нее его отяжелевшее тело, чтобы он, чего доброго, не задохнулся. Он остался лежать на полу, носки его черных замшевых туфель торчали в разные стороны.

За спиной у меня щелкнул замок ванной комнаты. Я стремительно выпрямился и обернулся. Дверь приоткрылась в темноту ванной, и оттуда походкой сомнамбулы вышла не кто иная, как Рут, которую я в последний раз видел в Пасифик-Пойнте. Она была в желтой, с красными кантами, нейлоновой пижаме, болтавшейся на ней как на вешалке. Свободные легкие складки скрывали линии ее тела и придавали ее походке еще большую зыбкость. Глаза на мертвенно-бледном лице зияли, точно два черных кратера.

— Привет, привет, привет, — пробормотала она. — Привет, привет. — Потом, заметив револьвер у меня в руке, сказала без всякого страха или любопытства: — Не стреляй, ковбой, я сдаюсь. — Руки ее дернулись вверх, полуобозначив капитуляцию, и бессильно упали вдоль бедер. — Сдаюсь на милость победителя, — промолвила она, пошатнувшись.

Я спрятал револьвер и взял ее под локоть. Лицо ее не изменилось. Я узнал это выражение застывшего ожидания. Точно такое же я видел на лице человека, падающего с пулей в сердце.

— Пусти меня, злодей, — без всякого чувства сказала она и опустилась на край кровати. Только сейчас она заметила Москита, лежавшего в полушаге от нее. Она тронула его ногу носком своей, с красными маленькими ноготками. — Что случилось с маленьким негодяйчиком?

— Он упал и ушибся. Бедняга.

— Бедняга, — эхом отозвалась она. — Жаль. Жаль, что он не ушибся насмерть. Дышит еще. Смотри, он искусал меня. — Она оттянула ворот пижамы и показала мне красные следы зубов у нее на плече. — А мне было не больно, ха-ха. Я была за тысячу миль отсюда. За десять тысяч миль. За сто тысяч, — нараспев говорила она.

— Где же ты была, Рут? — прервал я ее.

— На моем островке, на островке, который всегда меня ждет. Крошечный белый островок посреди глубокого синего моря.

— Ты была там одна?

— Одна, совсем одна, — улыбнулась она. — Я запираю дверь на ключ, задвигаю щеколду, набрасываю цепочку, сажусь в кресло, и никому до меня не добраться. Никому на свете. Я сижу и слушаю шум прибоя и никому не открываю, пока не приходит отец. Потом мы уходим к морю собирать раковины. Мы берем только самые красивые — розовые, красные, пурпурные, — только самые красивые и большие раковины.

Никто не знает, где они лежат, — лишь я одна. Лишь я одна... — Голос ее замер. Она подтянула ноги к подбородку, прикрыла глаза и стала плавно раскачиваться взад-вперед на волнах далекого моря.

Дыхание лежащего на полу человека стало ровнее и глубже, глаза закрылись. Я отправился в ванную за стаканом воды. На полу перед раковиной была разбросана одежда Рут. Вернувшись, я плеснул Москиту в лицо из стакана. Маленькие черные глазки быстро открылись. Он фыркнул и стал отплевываться.

— Опля! — сказал я и посадил его, прислонив спиной к стене. Голова его свесилась на сторону, но он уже вполне пришел в себя, и в глазах его сверкнула злоба.

— Тебе это так не пройдет, старина, — прошептал он.

Не обращая на него внимания, я повернулся к девушке.

— Ты видела Спида? — спросил я.

— Спида? — отозвалась она откуда-то издалека. Лицо ее было гладким и непроницаемым, точно створки захлопнувшейся раковины, прислушивающейся к собственному шуму.

Москит с трудом поднялся на четвереньки.

— Молчи, это бандит! — выдавил он. Похоже, Москит что-то знал.

Я вцепился в его галстук и воротник и поднял его на ноги, протащив спиной по стене. Он мешком повис у меня в руках, боясь сопротивляться.

— Тогда ты скажешь мне сам, где Спид, — процедил я.

Он попытался отвернуться, елозя мокрой головой по штукатурке.

— Не знаю никакого Спида, — пропищал он, точно попавшая под каблук крыса. — Забирай свои вшивые доллары и уби... убирайся! — Лицо его снова побагровело, дыхание со свистом вырывалось из глотки.

— Нет, так легко не отвертишься. — Я чуть ослабил пальцы на его горле. — Мне нужен Спид, слышишь?

Он попытался плюнуть мне в лицо. Пузырящаяся беловатая слюна потекла по его подбородку. Я стал медленно сжимать ему горло. Это отвратительное насекомое напрашивалось, чтобы его раздавили.

Задыхаясь, он слабо затрепыхался у меня в руках.

— П-пусти!

Я отпустил его, и он рухнул на четвереньки, кашляя и мотая головой из стороны в сторону.

— Где Спид? — повторил я.

— Не знаю, — пробормотал он, ползая у меня в ногах, как собака.

— Слушай, что я тебе скажу, Москит. Ты мне очень не нравишься. И твой бизнес — тоже. Дай хоть маленький повод, и я изобью тебя до полусмерти. А потом позвоню в полицию, и тогда тебе долго не видать свободы.

Он смотрел на меня сквозь спутанные волосы.

— Не пугай, тебя еще самого загребут за хулиганство.

— Вряд ли. — Я показал ему свое удостоверение. — Итак, понял, что я с тобой сделаю, если не скажешь, где Спид?

— Ладно, — буркнул он, — твоя взяла.

Он медленно встал на ноги. Пока он расчесывал волосы и надевал зеленое твидовое пальто, я держал его на мушке. Он задул спиртовку и спрятал ее в ящик шкафа.

Рут по-прежнему сидела на кровати, прикрыв глаза и тихонько раскачиваясь. Проходя мимо, я чуть подтолкнул ее. Она завалилась боком на кровать и замерла, подтянув ноги к подбородку.

Москит запер дверь, и я забрал у него ключ, прежде чем он успел опустить его в карман. Он стоял, прижавшись спиной к двери. Злость на его лице уступила место отупелому страху. Красная лампа на потолке светила на него, точно маленькое тусклое солнце, соразмерное его крошечному мирку.

— Так, — сказал я. — С портье не заговаривать, даже не смотреть в его сторону, понятно? Где скрывается Спид?

— Он живет на берегу залива, в летнем домике. Не тащите меня туда. Он меня убьет.

— Ты не за себя, а за него беспокойся. Если не соврал мне, конечно.

За какой-то из пронумерованных дверей печально вскрикнула женщина. Рассмеялся мужчина. Мы прошли по коридору, спустились в лифте, миновали холл и пошли по круто взбирающейся вверх улице по направлению к пустынной площади. Я следовал за Москитом как тень. Он едва передвигал ноги, точно каждый шаг давался ему неимоверным усилием воли.

28

Между холмами на горизонте лежали облака, заволакивая извилистую дорогу далеко впереди и швыряя мельчайшую водяную пыль в ветровое стекло. Я включил желтые противотуманные фары и «дворники», но все равно двигаться приходилось медленно. Между Сан-Франциско и заливом мы не проехали ни единого освещенного дома и повстречали лишь несколько машин. Сверкающий огнями город провалился куда-то вниз позади нас, будто его и не было.

Москит, сидевший рядом со мной, молчал. Лишь изредка жалобно постанывал. Однажды он сказал:

— Спид убьет меня, убьет.

— Невелика потеря для человечества, — утешил я его.

— Тебя он тоже убьет! — взвизгнул он. — Вот было бы здорово!

— Еще бы. Он один?

— Должен быть один.

— Подойдешь к двери первым и поговоришь с ним.

— Я не могу, у меня все болит. Ты меня избил.

— Ну хватит, не ной, я этого не люблю.

Он снова затих, хотя продолжал время от времени постанывать. Мы продолжали ползти по дороге под гнетущим, серым небом, через серые, утопающие в облаках холмы. Солнце и прочие звезды давно потухли, и мы с Москитом — два закоренелых грешника — уныло тащились через бесконечное серое чистилище.

Вскоре дорога нырнула ниже линии облаков. Справа показалась серая полоска моря, извивающаяся меж холмами, точно широкая медленная река. На другом берегу залива чернела сплошная стена деревьев. Милю за милей мы ехали вдоль берега, то приближаясь к нему, то удаляясь вместе с дорогой.