Три дороги - Макдональд Росс. Страница 19

— Ты не смеешь так со мной обращаться, — пропищала она.

Он сделал к ней шаг. Она отступила.

— Я ухожу, но ты пожалеешь, если будешь так обращаться со мной.

Она оделась, надела туфли и коричневое спортивное пальто. Он проводил ее в гостиную.

— Не дуйся, Фрэн. Я же сказал тебе, это — дела. Мне, может, придется поехать в Неваду на пару недель.

— Мне все равно, — кинула она от дверей и добавила приторно-сладким, неприятным голоском: — Кланяйся ей от меня.

Слушая звуки ее шагов по коридору, он пожал плечами. Фрэн решила, что тут замешана другая женщина, а с дамой спорить бесполезно. Конечно, женщина здесь замешана, но Паула Вест ему не принадлежала. Вест была слишком шикарна для него. Не внешне — внешний шик его бы не смутил. Она принадлежала к другому классу. А это пробирает насквозь за десяток шагов. Она шустрая дама, но поступила неумно, велев ему не совать нос в «Золотой закат». Уже несколько месяцев он не подходил и близко к этому заведению, но теперь, когда у него появилась причина не появляться там, он будет ходить именно в эту забегаловку.

Лэрри сбросил халат и пошел бриться в ванную. У него не было тройного зеркала, которое позволяет видеть себя в профиль, но, скашивая глаза, он получал обзор своего лица в три четверти. Ему нравилось, что подбородок выдается вперед прямой линией. Определенно греческий. Но не как у греков, занятых в ресторанном бизнесе, а как на греческих статуях. Его называли Адонисом на афишах, когда он дрался в полуфинальной встрече в Сиракузах, и он посмотрел в большом словаре в районной библиотеке, что значит это слово. У него были светлые вьющиеся волосы, такие же, как на картинке, изображающей памятник.

Помазав волосы бриллиантином, попудрив лицо пудрой под загар, побрызгав дезодорантом под мышками, он начал торопливо одеваться. Лэрри не привык носить нижнее белье — слишком долго у него не было на это денег. Поэтому первое, что надел на себя, — это коричневую шерстяную спортивную рубашку. Она ему обошлась в пятнадцать баксов, не меньше, но, в конце концов, одежда для парня — это своего рода капиталовложение. Он полагал, что его внешность заслуживает классной одежды. Иногда удачный улов выпадал ему, когда он этого меньше всего ожидал. Если хочешь поймать свой шанс, то следует быть на высоте все двадцать четыре часа в сутки.

Лэрри вышел из жилого здания через боковую дверь и взял свою машину из гаража, расположенного в переулке. Это была двухместная машина марки «Шеви» последней довоенной модели. Самое ценное в ней было то, что она не стоила ему ни цента. Лэрри был без ума от автомобилей, и этот был ему поднесен в качестве сувенира. Конечно, пришлось повозиться, когда он чуть не загубил мотор, но все равно машинка отлично бегала. В эти дни все для него катилось как по маслу. Кроме машины, он приобрел квартиру, установил хорошие связи разного сорта и приобрел столько монет, что не увезет и лошадь. Ну, маленькая лошадь. Конечно, он был подкован, но лишняя пара сотен не помешает. Когда кредитки окажутся у него в кармане, он решит, ехать ли ему в Неваду. Может быть, для дела будет лучше остаться здесь, в Лос-Анджелесе, и присматривать за Тейлором. Нельзя предсказать, что может вылезти наружу, и если он будет вести игру умно и осторожно, то в результате может очень неплохо устроиться.

Эта мысль так его воодушевила, что на авеню Уилшир он набрал скорость пятьдесят миль в час, прежде чем заметил это. Когда же посмотрел на спидометр, то резко снизил скорость, доведя ее до тридцати миль. Не надо, чтобы его поймали за превышение скорости. Он не мог себе позволить лишь одно — нарушать закон. Направляясь к центру, Лэрри позволил пятнадцати или двадцати машинам обогнать себя. Пусть лихачи высовываются, он поостережется.

Место для парковки нашлось рядом с улицей Раунд, как раз недалеко от кафе «Золотой закат». Если его не обманывает предчувствие, то Тейлор находится там. Здесь именно то место, от которого он должен держаться подальше по настоянию Вест. Какие у нее для этого причины? Перед тем как войти, он осмотрел заведение через дверное окошечко в форме звезды. Стульчики у стойки бара заняты, большинство кабинок заполнено. Но никаких следов Тейлора. Значит, его подвело предчувствие. Лэрри почувствовал даже некоторое облегчение.

Он все равно вошел и устроился в кабинке в глубине зала. Запахи, доносившиеся из кухни, напомнили ему о том, что он проголодался. Когда официантка заметила его, он заказал слабозажаренную вырезку с жареной картошкой и двойной порцией лука, а также бутылку пива, чтобы занять себя, пока подадут еду.

Он уже наполовину расправился с вырезкой, когда увидел Тейлора, который шел по проходу между кабинками и стойкой бара. Парень был в униформе, да и вообще Лэрри не мог забыть эту башку. Он быстро пригнулся. И не потому, что все же был один шанс из миллиона, что Тейлор его узнает. Об этом не стоило беспокоиться. Но Лэрри обнаружил, что не может больше есть вырезку. То, что он уже проглотил, тяжело легло в желудке, как будто туда положили кусок свинца.

Взглянув снова, Лэрри увидел, что Тейлор сидит у стойки бара, обратив к нему свою широкую синюю спину. Лэрри поймал себя на желании оказаться в баре вдвоем с Тейлором, чтобы никого больше не было, чтобы он так же сидел к нему спиной, а у самого Лэрри был бы в руках пистолет. Он чувствовал, что глубоко завяз в этой истории, и теперь без пистолета ему из нее не вылезти. Он отбросил эту мысль, но она возвращалась к нему снова и снова, испортив ему самодовольный восторг.

Глава 10

Брет обнаружил, что люди ему больше не нравятся. Ему не нравились мужчины среднего возраста с бурыми лицами алкоголиков, направляющиеся в бары или выходящие из них. Не нравились острогрудые девочки-подростки, щебетавшие оживленными группками и зыркавшие вокруг в поисках автографов, и взрослые женщины, похожие на упитанных птиц в ярком нелепом оперении. Ему были не по нутру пронырливые молодые мужчины без шляп, с расстегнутыми воротничками, с глазами, как прожекторы, пытавшиеся поймать свой шанс. Но больше всего он не любил самого себя.

Хотя его форменная одежда была достаточно теплой, а снижающееся солнце еще грело, все же он дрожал от какого-то непонятного озноба, стоя на углу Голливуда и улицы Вайн. Высокие здания, грохочущие улицы, быстро снующие загадочные толпы устрашали его. У него возникла постыдная тоска по своей комнате в госпитале и еще — по Пауле. Тоска по дому переросла в головную боль, которая давила на череп, как резиновые колеса. Материя, затянувшая окно магазина, от ветра вылезла наружу и втянулась внутрь наподобие эластичных стеклянных занавесей, спертый воздух разлетался в разные стороны со свистом.

Напротив остановилось незанятое такси желтого цвета, и он сделал отмашку. Такси было укрытием, куда он мог забраться. Ему надо было побеспокоиться также о том, чтобы снять комнату на ночь. Неизвестно, правда, на одну или на много ночей. Время и пространство слились в единый нереальный поток, проносившийся мимо него непонятным образом. Его завтрашний день олицетворял Лос-Анджелес, который мало кто хорошо знает, а он его вообще почти не знал.

Переходя улицу по направлению к поджидавшему такси, Брет почувствовал, что движение давит на него с обеих сторон, подобно прошлому и будущему, которые неразрывно связаны с настоящим. Но аналогия была неверной. Время двигалось по замкнутому кольцу, похожему на круг ипподрома. Он повторял себе это при каждой возможности. Он оказался в замкнутом круге, выходом из которого могла стать только смерть. Игра для отчаявшихся самоубийц.

— Куда вас отвезти? — спросил водитель.

— Вы знаете кафе «Золотой закат»?

— Заведение на улице Раунд? На этой улице есть кафе «Золотой закат».

— Думаю, это оно.

Они поехали по городу, мимо района Чирико, который застыл в бледном вечернем сиянии, а это мысленно переносило к другим аналогичным видам. Он почувствовал облегчение, когда подъехали к более старой части города, к районам трущоб и полутрущоб. Здесь ощущалось присутствие человеческого духа, может быть, потому, что в отличие от огромных полупустынных пригородов здесь вопреки своей воле жили и умирали поколения людей. Его голова еще трещала, как под давлением резиновых обручей, но напряжение вроде бы начинало ослабевать. Когда он вышел из такси на улице Раунд, к нему уже вернулись легкость и решительность.