Рекламный трюк - Антонов Антон Станиславович. Страница 52

Но было все-таки маленькое сомнение — а вдруг у него все подготовлено заранее и есть поблизости от места прыжка укрытие, где Крокодил успеет спрятаться до того как сожмется кольцо? Или спрячет деньги, сменит одежду, наведет грим и затеряется в огромной столице. Кто знает — может, у него и документы запасные давно заготовлены? Да ведь всеобщую проверку документов в Москве не больно-то и организуешь.

А тут еще Крокодил стал напяливать парашют на свою пленницу. А руки у нее по-прежнему скованы за спиной. И, на мгновение отомкнув наручник, Крокодил продел через него лямки рюкзака с деньгами, а Потом защелкнул снова.

Все сидящие в кабине сразу поняли, что он собирается сделать. Он прыгнет в обнимку с пленницей и попытается сначала открыть ее парашют — хотя бы для того, чтобы было легче за ней следить. Но если это не получится, то он просто бросит ее и откроет свой парашют. В лучшем случае Яна покалечится — потому что даже с нормально открытым парашютом очень опасно приземляться на территорию, покрытую лесом, с руками, скованными за спиной и с при вязанным к наручникам тяжелым мешком. Но скорее всего она просто погибнет.

И тогда Селезнев, сидевший на месте бортинженера, взял микрофон внутренней связи и объявил:

— Даже не пытайся! Ты труп, Кружилин. Отсюда до земли двадцать пять секунд свободного падения. И не надейся, что раскроется парашют.

Остальные члены экипажа воззрились на него в немом изумлении. Они вообще не понимали, зачем начальство навязало им этого чужака и какие функции он должен выполнять. Но ситуация для них была так же ясна, как и для Селезнева. Если пустить все на самотек, то шансы Яны выжить приближаются к нулю. Но теперь чужак взял инициативу на себя, и для остальных это было благом.

Все члены этого экипажа, кроме Селезнева, входили в недавно созданную «Летную группу Антитеррористического центра». Группа предназначалась как раз для таких случаев — когда террористы захватывают самолет на земле и требуют предоставить им экипаж. Члены «Летной группы» должны выполнять требования террористов, но в критических ситуациях их задачей становится максимально возможное снижение риска для заложников и содействие группам захвата в случае штурма.

Сейчас ситуация была явно критической, а экипаж не знал, что делать. И Селезнев стал действовать в одиночку, принимая на себя главный удар. Ведь если Яна все-таки погибнет, то вся ответственность за несанкционированное вмешательство будет возложена на Селезнева. А если ее удастся спасти, то победа будет общей. У победы всегда много отцов…

Командир самолета дал своим людям знак не вмешиваться, а из салона донесся крик Крокодила:

— Ты что сказал, падла?! Да я сейчас на куски ее разорву, ты понял!

— Я понял. Это ты не понимаешь. Ты думаешь, мы из милиции или из ФСБ? А ничего подобного. Ты попал, парень. Ты влип, дальше некуда. Мы — «Львиное сердце», и хотим отомстить за тех парней, которых ты убил.

Эти слова, сказанные очень спокойным тоном, совершенно ошеломили Крокодила. Он отпустил Яну и опустил пистолет, и в этот момент его можно было брать голыми руками или снять одним пистолетным выстрелом.

Но к тому моменту, когда второй пилот достал из тайника пистолет и прицелился, Крокодил уже опомнился, опять приставил свой ствол к голове Яны и укрылся за ее спиной.

А Селезнев тем временем продолжал:

— Ты можешь убить ее, меня, всех нас. В любом случае ты покойник. Есть только один способ, при котором ты умрешь не сегодня. Сдавайся, и тогда я гарантирую тебе суд с адвокатом и право на помилование. Думай! И поосторожнее с пистолетом. Если он выстрелит, ты проживешь не больше трех секунд.

Наступила затяжная пауза. Самолет уже летел над Москвой и через открытые десантные ворота были видны ее огни. Далеко на востоке занимался рассвет.

— А теперь слушай меня! — крикнул вдруг Крокодил. Селезнев махнул рукой второму пилоту, чтобы тот опустил пистолет. А Крокодил, по-прежнему укрываясь за спиной Яны, безучастной ко всему происходящему, продолжал: — Все вы сволочи и идиоты. Что вам стоило просто отдать мне деньги?! Никто бы тогда не погиб. Это вы все виноваты. Вы вели себя неправильно. А я не хотел никого убивать. Я хотел только миллион долларов. Это же несправедливо, что У Горенского он есть, а у меня нет…

Речь его становилась все надрывнее и под конец почти перешла в рыдание. Селезнев решил, что противник сломлен. Он вышел из кабины и медленно направился в хвост самолета, где за спиной стоящей со скованными сзади руками обнаженной Яны прятался плачущий похититель.

Но тот внезапно подавил начавшуюся истерику и, направив на Селезнева свой пистолет, глухо скомандовал:

— Стой там!

Селезнев остановился и поднял руки перед собой, показывая, что в них нет оружия.

— Я сдамся, — сказал Крокодил лишенным эмоций голосом. — Но не тебе и не твоей кодле. Иди в кабину и скажи, пусть разворачивают самолет. Мы летим обратно. Передай: я сдамся тому менту, который был у меня в заложниках. Только ему.

79

— Черт побери, где Сажин?!

Короленко был зол. Мало того, что самолет с преступником и заложницей возвращается в город — что само по себе добавляет головной боли местным правоохранительным службам, — так Кружилин вдобавок заявляет, что согласен сдаться только Сажину и никому другому. А Сажин, как назло, пропал неизвестно куда.

— Самолет будет здесь через полтора часа. Мне надо, чтобы к этому времени Сажин был в аэропорту. Как вы это сделаете, меня не интересует!

Так сказал Короленко Ростовцеву и добавил:

— Можешь поднять на ноги весь угрозыск. С Кирсановым я договорился. Мы наконец можем взять этого подонка, и ты уж меня не подведи.

Начальник городского угрозыска Кирсанов уже названивал своим подчиненным, приказывая им заняться поисками Сажина.

Вины самого Сажина во всем этом не было никакой. Он не находился на дежурстве и не был задействован в операции, в заложники пошел по собственной инициативе, а когда события на летном поле закончились, тихо ушел, никому ни слова не сказав.

Ростовцев получил приказ Короленко по телефону. Он все еще находился в центральной городской больнице, в первой травматологии. Казанову только что кончили оперировать. «Жить будет, говорить тоже», — сказал врач, но теперь это было уже не актуально.

Ростовцев вышел из первой травматологии, предполагая, что найти Сажина в миллионном городе будет непросто. Скорее всего он отправился снимать стресс после событий на летном поле — а ночных питейных заведений д городе немало, и еще больше девушек без комплексов, которые с радостью помогут красавчику Юре избавиться от всех и всяческих стрессов.

Раздумывая над тем, куда направиться в первую очередь, Ростовцев перешел из первого травматологического отделения во второе. Между ними была определенная разница. Например, людей с огнестрельными ранениями, как правило, лечили в первой травматологии, и ее заведующий был по таким ранениям большой специалист. А вот жертвы автомобильных аварий попадали во вторую травматологию, равно как и пациенты, упавшие с большой высоты или поскользнувшиеся на гололеде.

Ростовцеву совершенно ни к чему было заходить во вторую травматологию — главный выход был в Другой стороне. Но какой-то подсознательный импульс заставил его повернуть именно сюда.

В розыске не бывает мелочей. Ростовцев знал, что во второй травматологии лежит Коля Демин — свидетель по делу, которое ведет Сажин. Вернее, Ростовцев вряд ли помнил об этом и тем более не думал, что Юра среди ночи, после нескольких часов на мушке у террористов, пойдет в гости к свидетелю, чьи показания ему, в общем-то, и не нужны. Но где-то в подсознании Ростовцева засела информация, что Коля Демин лежит здесь, и одновременно там же, в этом самом подсознании, пульсировало предположение: «А вдруг…»

Сажин, выходя из палаты, столкнулся с Ростовцевым прямо нос к носу.

— О! — воскликнул он негромко, — Ты что тут делаешь?