Конец Черной звезды - Макгил Гордон. Страница 6

В эту ночь Джек Мейсон не сомкнул глаз. Чем глубже вникал он в пожелтевшие газетные вырезки, тем сильнее убеждался, что наткнулся на сюжет века. Трагедия семейства Кеннеди, похоже, и в подметки не годилась той веренице ужасных смертей, что сопровождали людей, волей случая оказавшихся втянутыми в дела могущественной династии.

Да, кажется, в этой таинственно-трагической цепи не очень-то сходились концы с концами вплоть до появления невесть откуда взявшегося Дэмьена Торна-младшего. Как пить дать, подставная фигура или просто наглый самозванец. Но как это доказать?

Известие о смерти Бухера не достигло монастыря в Субиако. Газет в этой древней обители не читали, да и телевизор не смотрели. Монастырь находился в шестидесяти милях от Рима, и жизнь в его стенах протекала точно так же, как и восемьсот лет назад, со времени его основания в 12-м веке.

В то утро молодой монах по имени Фрэнсис стоял над могилой священника. Надпись на скромном каменном надгробии гласила:

Антонио де Карло

1920 – 2000

Облаченный в коричневую сутану и сандалии, молодой человек, склонив голову, застыл возле могилы. Он бормотал молитву и благодарил Всевышнего за то, что де Карло почил с миром. Святой отец так и не узнал, что битва проиграна.

Де Карло скончался на следующий день после начала Армагеддона. В тот раз в монастыре разрешили даже включить радио. Фрэнсис вспомнил, как облегченная улыбка внезапно тронула губы старого монаха. И он сказал тогда, что после Армагеддона на земле наступит долгий, благословенный мир.

Всю свою жизнь священник боролся с силами Зла, и вот однажды вдруг решил, будто одолел их. А когда выяснилось, что он проиграл, священник едва не умер от отчаяния. Второй раз де Карло не пережил бы подобного известия, и Господь в милости своей пожалел его. Старик отошел с улыбкой, без боли. Он принял смерть, как освобождение. И Фрэнсис каждый день возносил Богу благодарственную молитву.

Вернувшись в келью, Фрэнсис захлопнул чемодан со своим нехитрым скарбом, который он намеревался прихватить в Лондон. Рядом с чемоданом лежали кассеты. Казалось, они напоминали о времени, в котором Фрэнсис жил, но которому не принадлежал душой.

Монаху потребовалось два дня, чтобы добраться до города и взять напрокат магнитофон. Выслушав до конца печальную исповедь Поля Бухера, Фрэнсис разрыдался, Значит, кошмар не кончился. Надо снова пройти через все испытания, и Бухер подсказывал, что необходимо сделать.

Фрэнсис уже однажды наведывался в Лондон. Тогда он выполнял миссию отца де Карло. Фрэнсис считал, что справился с ней. А оказалось, что не больно-то он в этом деле преуспел.

Сейчас, в ожидании автобуса до Рима, Фрэнсис то и дело спрашивал себя, хватит ли ему мужества и смелости на вторую попытку. Теперь на поддержку не приходилось рассчитывать, потому что отец де Карло умер. И Фрэнсис, надеялся только на силу своей веры в Иисуса. Однако этого должно было хватить. Но почему же тогда он так боится?

В римском аэропорту Фрэнсис терпеливо поджидал своей очереди возле регистрационной стойки. Рядом стоял газетный киоск, и передовицы многих газет пестрели фотографиями Поля Бухера. Но Фрэнсиса газеты не интересовали. Спустя полчаса он усаживался в кресло самолета. Фрэнсис спешил в Лондон. На могилу к человеку, похороненному три дня назад…

Глава 4

Ослепительные вспышки фотокамер то и дело выхватывали из сумрака ворота, к которым один за другим подкатывали лимузины. Репортеры тут же устремлялись к автомобилям и, облепив их, пытались заглянуть за тонированные стекла. Град вопросов сыпался на пассажиров, однако журналистская ретивость ни к чему не привела, ибо выудить из этих «забронированных» господ хоть словечко так и не удалось.

Вереница машин исчезла за воротами. И те вскоре захлопнулись.

Зачем члены правления «Торн Корпорейшн» слетаются в гнездышко? – ломали головы журналисты. Репортерам оставалось только строить догадки.

Провожая собравшихся в гостиную, старый дворецкий пыхтел как паровоз. В очаге круглый год трещали поленья, отбрасывая кровавые отблески на портрет Дэмьена Торна, висевший прямо над камином.

Вильям Джеффрис застыл перед портретом, уперевшись в лицо человека, которого в былые времена считал своим идолом. Однако, поклоняясь кумиру, Джеффрис испытывал необъяснимый ужас, смешанный со странной ревностью и завистью: Дэмьен Торн был на редкость привлекательным мужчиной: высокий, красивый и обаятельный. А он – Джеффрис – чем мог взять он? Да, с такой внешностью далеко не уедешь: основательно поредевшая, седеющая шевелюра да бесцветные, водянистые глаза! И почему только на Торна свалилось все это изобилие?

Раздавшийся за спиной голос оборвал невеселые мысли. Обернувшись, Джеффрис увидел старика-дворецкого. Тот протянул ему бокал шерри и шепотом сообщил, что его ожидают наверху.

Быстрым взглядом скользнув по собравшимся гостям, толпившимся возле столика с кофе, Джеффрис молча последовал за дворецким. Тому потребовалась целая вечность, чтобы подняться по лестнице.

Задыхаясь, кряхтя и буквально на каждом шагу переводя дух, он провожал наверх Джеффриса. Однако тот, предвидя, что подобное путешествие займет уйму времени, набрался терпения.

Наверху Джордж наконец, жестом указал на длинный коридор.

– Он хочет, чтобы вы стали свидетелем, сэр, – запыхавшись, обратился старик к Джеффрису. И с этими словами Джордж, как раненое животное, заковылял вдоль по коридору. Джеффрис внезапно ощутил волну страха. Напряжение сковало его. Он никогда не видел сына Дэмьена Торна. С юношей встречался только Бухер. Он-то и предал сына Дэмьена. Но почему? Это оставалось загадкой. Ведь даже предательство Иуды можно было объяснить. А чего добился Бухер, околевший в какой-то зловонной и гнусной ночлежке?

Сумрак в коридоре сгущался по мере того, как они приближались к повороту в галерею. И вдруг в нос Джеффрису ударил резкий запах. Он исходил от огромного зверя. Джеффрис еще не видел его, но по глухому и низкому рычанию он мгновенно сделал вывод о размерах чудовища.

В тот же момент желтые, пылающие ненавистью глаза уставились на Джеффриса. Тот застыл как вкопанный. Джеффрис с детства боялся собак.

А за Дэмьеном вечно увязывался этот жуткий монстр. Теперь, похоже, он не отстает и от сыночка. Умом-то Джеффрис понимал, что представшее перед ним чудовище – всего-навсего хорошо выдрессированная сторожевая собака, однако инстинкт самосохранения оказывался сильнее И страх побеждал.

Пробежав мимо Джорджа, пес в мгновение ока оказался у ног Джеффриса. Сверкающие злобой глаза, оскаленная пасть. Давным-давно Джеффрис вычитал где-то, что если такую собаку, прыгнувшую на тебя, остановить на лету, у нее может разорваться сердце. Да, но только там, похоже, забыли сообщить, как это сделать. Особенно в тот момент, когда пасть любвеобильного монстра сомкнется у тебя на горле.

Джеффрис отдавал себе отчет в том, что от него буквально несет страхом, но совладать с собой уже не мог. Шерсть на зверином загривке вздыбилась, но стоило Джорджу погладить чудовище по голове, как оно сразу же успокоилось.

– Я вырастил его, – усмехнувшись, прошепелявил дворецкий.

Джеффрис раскрыл было рот, чтобы ответить, но дверь перед ним внезапно распахнулась, и он очутился внутри часовенки. Когда-то Бухер достаточно четко описывал ее: выкрашенная в черный цвет, круглая комната с каменным алтарем в центре. Потолок поддерживался шестью колоннами. Однако неожиданным показался Джеффрису смрад, стоявший в часовне. Как на скотобойне. Застоявшееся и гнусное зловоние, от которого к горлу тут же подкатывала тошнота.

Когда глаза свыклись с окружающим мраком, Джеффрис заметил, что и пол, и стены сплошь вымазаны запекшейся кровью.

– Я не прикасался здесь ни к чему, – раздался слева от Джеффриса глухой голос.