Королева-беглянка - Макголдрик Мэй. Страница 40

— Как хороши картины леди Элизабет, Питер! — восхитилась она искренне.

— Да, миледи. Бог благословил нас, окружив такими сокровищами.

— Она еще и ваятель? — спросила Мария, потягивая из кубка вино. — Фигура оленя в зале как живая.

— Да, миледи, но эта скульптура Пико, ученика самого Микеланджело, ее доставили из мастерской маэстро в Венеции. — Дворецкий подал знак слуге, в руке которого был хрустальный графин. — Еще вина, леди Мария?

— Нет, больше не могу. Благодарю вас. — Мария улыбнулась Питеру. — Она так талантлива!

«Какой, наверное, независимой она себя чувствует, — думала Мария. — Открыто заниматься живописью. Поступать, как ей заблагорассудится, вопреки принятому. Пойти наперекор традиции». Марии не доводилось раньше слышать о женщинах-художницах. Она сама — королева, сестра императора. Ее слово никогда не подвергается сомнению, ее пожелания выполняются мгновенно. Но она никогда не могла преступить через традицию, общепринятые нормы, во всяком случае, если это касалось чего-то серьезного. Ни в своей жизни, ни в жизни окружающих ее людей. У Марии были и мысли и идеи, но ей всегда не хватало мужества. Во всяком случае, это она сейчас понимает.

«Но это в прошлом, — решительно думала она. — В будущем все будет иначе».

— Не хотите ли взглянуть на ее студию, леди Мария? — сказал, улыбаясь, Питер.

— У нее студия здесь, в этом доме?

— Конечно! И я думаю, что мисс Элизабет хотела бы с вами познакомиться. — Дворецкий встал из-за стола. — Я оставлю вас на несколько минут. Если вы позволите, скоро вернусь за вами.

Отвесив торопливый поклон, Питер вышел в коридор. «Как легко он двигается для своей комплекции», — глянула ему вслед Мария и засмотрелась на портрет пожилой пары. Женщина, сидевшая на стуле, все еще поражала своей красотой, стоявший за ее спиной интересный мужчина в форме шотландской армии, бережно обнимал плечи женщины. Мария улыбнулась. Наверняка это родители Джона. Совершенно живые. Интересно, как выглядят остальные члены семьи.

Мария узнала от Питера, что, с тех пор как родились их дети, Амброуз и Элизабет посещают Харт-Хаус не чаще чем три-четыре раза в год. Дипломатическая служба для хозяина значила все меньше по мере того, как росла его семья. Но дом в Амстердаме, как и некоторые другие их владения, они предпочитали содержать открытым, предлагая тепло и гостеприимство членам семьи и друзьям, которые могли приезжать в Антверпен — центр культуры и торговли.

«С какой бы радостью я познакомилась с Элизабет Макферсон», — с грустью подумала Мария. Но этого не случится. Даже в этом тепле и гостеприимстве Мария чувствовала все то же одиночество, которое сопровождало ее всю жизнь. И будущее несет с собой лишь пустоту и холод.

Она снова стала рассматривать работы Элизабет.

В комнату тихо вошел пожилой слуга. Он слегка поклонился ей у двери и протянул руку.

— Письмо для вас, миледи, — он подошел к столу, где стояла Мария. — Его принесли минуту назад.

У Марии упало сердце. Наверняка плохие новости. Может быть, Джон рассказал ее брату, что спас в море двух женщин! Она быстро сорвала восковую печать и пробежала листок глазами. Вздохнув с облегчением, села в кресло. Письмо было от Изабель.

Все, кажется, в порядке, уверяла Изабель. В их планах произошли небольшие перемены. Друзей тети не оказалось в городе, но в течение недели они должны вернуться. Марии следует оставаться в Харт-Хаус, а Изабель будет жить в доме своих друзей. Пока же она постарается выяснить, что происходит во дворце, и попытается организовать их дальнейшее путешествие.

Мария перечитала письмо еще раз. «Нет оснований для беспокойства, — постаралась она уверить саму себя. — Просто надо быть осторожной и избегать общения — в городе многие могут узнать сестру императора». Так советовала и Изабель.

«Неделя, — подумала Мария. — Неделя!»

Мария сложила письмо и отнесла его в спальню. Оглядев комнату, сунула его под высокую пуховую подушку. Проведя рукой по белоснежной наволочке, Мария задумалась: здравый смысл говорил, что эта задержка не к добру. Но сердце билось при мысли о том, что это божий подарок. Ее мечта сбывается. Это прекрасная возможность побыть с ним.

Приободрившись, Мария вернулась в гостиную, где ее ожидал дворецкий.

Осмотр дома был восхитительным. С гордостью хозяина Питер показывал ей многочисленные комнаты. Дворецкий вел молодую женщину от высоченного зала, сплошь увешанного картинами, в библиотеку, уставленную книжными полками. Отвечал на ее вопросы и показывал ей сокровища, собранные Амброузом на протяжении многих лет, портреты членов семьи, любовно выполненные Элизабет.

Испытывая огромное удовольствие, Мария последовала за Питером по следующему пролету лестницы. Потолок постепенно снижался, и она понимала, что осмотр самого дома подходит к концу. Дворецкий приказал везде зажечь свечи и лампы, и эта комната в мансарде тоже была залита золотым светом. Студия Элизабет Макферсон.

Мария обошла комнату. Огромные рулоны холста громоздились в углу. Она приподняла деревянную раму. Та оказалась легче, чем можно было предположить. Интересно, насколько потяжелеет рама с натянутым на нее холстом. Поставив ее на место, она заглянула под крышки нескольких маленьких бочонков, занимавших все полки вдоль стен. В них был какой-то порошок, не похожий по цвету на яркие краски полотен Элизабет.

Питер понял ее недоумение.

— Когда пигмент соединяется с маслом, — сказал он, похлопав по одному из больших бочонков, — у него проявляется цвет. Леди Элизабет гениально смешивает компоненты, чтобы получить нужный оттенок. Гениально.

— Да, я вижу. — Мария подошла к огромному окну, встроенному в скошенной части потолка. Она ничего не могла там увидеть.

Глаза Питера вновь сверкнули, и он показал на толстый шнур у двери.

— Я так и думал, что вы захотите взглянуть. — Он потянул за веревку, и деревянные ставни, закрывавшие окно с внешней стороны, отворились.

Мария с восторгом смотрела на лежащий перед ней город. Внизу простиралась открытая площадь, кое-где на ней еще горели факелы. Вдалеке виднелись городские стены, за ними гавань. Туман, встретивший их при заходе в порт, рассеялся, и на темном бархатном небе сияли звезды.

— Потрясающе, — прошептала она.

— После женитьбы на леди Элизабет сэр Амброуз приказал построить такие комнаты во всех своих владениях. Она так талантлива, миледи. Слава о ней разнеслась за пределы города, и к ней повсеместно обращаются королевские особы с просьбами о портретах. — В голосе дворецкого звучала гордость за хозяйку. — Она и дети сопровождают сэра Амброуза во всех его поездках.

Подойдя к маленькому детскому мольберту, Мария потрогала мягкую щетину кистей, стоявших в высоком сосуде, по форме напоминавшем амфору. К стене были прислонены не меньше двух десятков портретов. Они стояли в три ряда друг за другом, каждый заботливо укрыт парусиной.

— Можно посмотреть?

Питер довольно улыбнулся, снимая парусину.

— Леди Элизабет будет в восторге.

Мария не спеша рассматривала каждый портрет.

— Сколько у них детей? — спросила она, понимая, что проявляет излишнее любопытство, но дом и его хозяева просто очаровали ее.

— Трое, — ответил дворецкий. — Одна девочка и два мальчика. Хотя их дочку Джейми тоже можно считать мальчиком, столько живости в ее характере. Она похожа на свою мать. А вот… — Питер показал на портрет, — она держит на коленях своего младшего братика Михаила. Но это еще до того, как родился Томас.

Мария с удовольствием рассматривала портрет. Темные красивые глаза девочки таинственно блистали, лицо выражало уверенность и сдержанность, малыш же пытался ползать по ней.

— Нам было дьявольски… — Питер остановился. — Извините меня… трудно угомонить их. У них бездна энергии, они источник огромной радости для нас, но с ними нелегко справляться.

Дворецкий с улыбкой продолжал говорить о детях, а Мария загрустила. После четырех лет замужества придворные врачи сочли ее бесплодной. До сих пор она ни разу об этом не пожалела. Но здесь, в этом уютном семейном доме, глядя на портреты счастливых людей, она ощутила печаль и смятение.