Пылкие мечты - Макголдрик Мэй. Страница 42

– Еще одно, Дэвид. Я хочу, чтобы ты знал – тебе не нужно спрашивать разрешения по каждому поводу. Я счастлив, что ты вернулся, и уверен, что Миллисент тоже будет очень рада. Конечно, наша мать ни за что не упустит повода устроить небольшой скандал, как только обнаружит, что ты был здесь и не повидался с ней, а я позволил тебе уйти.

– Надеюсь, я скоро вернусь.

Лайон согласно кивнул в ответ, продолжая удерживать брата за плечо.

– У моей сдержанности есть свои причины. За свою жизнь я понял одно – нельзя позволять, чтобы между мной и теми, кто мне дорог и кого я люблю, возникало недоверие или подозрение.

Они смотрели друг другу в глаза. Семь лет разницы в возрасте, но они были очень схожи по темпераменту и характеру.

– Я больше не верю в чудеса, – продолжал Лайон. – И я не требую, чтобы ты изменил свои взгляды, или забыл о своих предубеждениях, или хотя бы делал вид, что ничего не случилось. Я даже не прошу о том, чтобы ты считал меня невиновным. Но если меня надо судить, так пусть судят по справедливости. И после того как ты найдешь Гвинет и вернешься сюда, ты не мог бы, ради меня, посмотреть на все эти события непредвзято?

– Конечно, брат, – ответил Дэвид, тоже положив руку на плечо Лайона. – Я так и поступлю.

Он помог Эмме совершить обряд ее посвящения и сразу перестал быть ей нужен.

Эмма никогда не говорила об этом, но Уолтер все понимал, все чувствовал, все видел. Его терзала боль. После того дня, когда они впервые занимались любовью, она стала вести себя бесстыдно и нагло. Ни один мужчина, в том числе и он, не мог надолго привлечь ее внимание.

Уолтер часто видел, как она скакала верхом с каким-нибудь распутным болваном, вздыхавшим по ней, чтобы затем спрятаться от любопытных глаз в Оленьем парке. На протяжении всего лета и начала осени Эмма выбирала кого хотела из гостей, навещавших поместье ее отца – Гринбрей-Холл. Среди обилия званых обедов и множества гостей возможностей для выбора было вполне достаточно.

Уолтеру хватало одного взгляда на лица этих мужчин, чтобы понять, что именно произошло под ветвистыми деревьями парка или на берегу реки или озера.

Когда же в Баронсфорде появился Дэвид, все внимание Эммы сосредоточилось только на нем. Она заставила самого молодого из Пеннингтонов поверить, будто без него у нее не было никакой жизни на границе, что она и весь окружающий мир существуют исключительно ради него.

Иногда бывало, что комнаты для гостей пустовали. Случалось порой, что и Дэвид был в отъезде. В такие дни взгляд Эммы снова устремлялся на Уолтера, но он не обращал на нее внимания; она посылала ему записки и приходила в разрушенный замок, но он там не появлялся; она попадалась ему на глаза, когда он объезжал земли поместья, но Уолтер избегал встреч с ней.

Он понимал ее лучше всех остальных. Быть с Эммой значило подчинить свою жизнь ее прихотям. Эмма любила устанавливать свои правила и держать под своим контролем все события. В ее распоряжении был едва ли не целый полк вышколенных слуг, готовых выполнить любые капризы.

Но Уолтер не хотел ей подчиняться. Он отказывался быть как все. Отвергая ее внимание и замечая при этом возраставшую ярость Эммы, он со временем начал получать от этого даже удовольствие.

Уолтер наслаждался, наказывая ее таким способом, но в то же время не забывал, что вместе с ней наказывает и себя.

Глава 14

Вайолет не понимала, как это случилось, но еще не успел забрезжить рассвет, а Гвинет уже рассказала ей обо всем, что происходило в ее жизни.

Она говорила о ранних годах своего детства, о потере родителей. Она призналась Вайолет, что чтение, а потом и сочинение рассказов стали для нее своего рода убежищем, а чуть позже, после их публикации, – и наградой. Гвинет также сообщила ей о письмах с требованием денег, которые в корне изменили ее жизнь. Она даже поделилась с Вайолет своими планами побега с мужчиной, чтобы выйти за него замуж, и это, вместе с кратким описанием ее любовной ночи с человеком, которого она любила всю жизнь, явилось завершением ее жизненной истории.

Настала очередь Вайолет открыть свою душу. Теперь она была готова к этому.

– Когда я была еще юной и скромной девушкой, – тихо начала она, – я жила вместе со своей матерью, уважаемой женщиной и вдовой, и бабушкой в Сент-Олбансе. Меня обучали всему, что должна уметь девушка, – шить, вышивать, готовить. Я также посещала деревенскую школу, где научилась читать, писать и считать, что, может быть, мне когда-нибудь пригодилось бы, если бы я стала женой торговца, владельца лавки или, как знать, даже священника.

Из-за частых болезней матери мне ничего не оставалось, как наняться в услужение, чтобы помогать семье, – продолжала она. – Моей госпожой стала леди Вентворт, будущая графиня Эйтон.

– Ты служила в Мелбери-Холле? – изумленно спросила Гвинет.

Вайолет кивнула:

– Я начала работать у нее, когда еще был жив сквайр Вентворт, ее первый муж.

– Просто удивительно, сколь многое соединяет наши жизни – и люди, и обстоятельства. Я кузина первой жены лорда Эйтона, Эммы Дуглас. Я встречалась несколько раз с вашей бывшей хозяйкой с тех пор, как Миллисент приехала в Баронсфорд, – взволнованно заговорила Гвинет. – Но теперь я хотела бы услышать вашу историю. Расскажите, что случилось с вами после того, как вы начали там работать.

– В Мелбери-Холле я стала ее горничной. Она удивительная женщина! Самая добрая из всех, кого я встречала в своей жизни, – серьезно проговорила Вайолет.

Хотя Вайолет часто ездила в Лондон со своей госпожой, она придерживалась понятий, внушенных ей с детства. Непохожая на других девушек, она держалась в стороне от искушений, никогда не кокетничала, не заводила случайных знакомств, оставаясь простодушной и наивной.

– В Мелбери-Холле я подружилась с людьми, которые стали мне дороже всех на свете, а некоторые заменили мне родных. Мозес и Джонах стали для меня братьями, а Амина – сестрой. Вы бывали в Мелбери-Холле?

Гвинет отрицательно покачала головой.

– Однако при жизни сквайра к этим добрым людям относились как к рабам. А немного позже уже старая целительница-знахарка Охеневаа стала для меня олицетворением мужества и стойкости в женщине.

– Я знаю Охеневаа. Большую часть времени она теперь проводит в обществе вдовствующей графини, – взволнованно прервала ее Гвинет. – Но прошу вас, продолжайте.

– Сразу после кончины сквайра жить в Мелбери-Холле стало намного легче. У меня было много друзей. Все меня любили. Я даже могла отсылать все заработанные деньги домой и при этом жить, ни в чем себя не ущемляя, госпожа высоко ценила мои услуги.

– То есть вы были счастливы? – уточнила Гвинет.

– Верно, – подтвердила Вайолет. – Но всему хорошему приходит конец. Для меня конец наступил вместе с появлением в моей жизни одного человека. Все мои благие намерения растаяли словно утренний туман, когда я встретила Неда Кранча.

– Кто это?

– Нед был каменщиком, он появился у нас поздней осенью, чтобы построить в деревушке Кнебворт новую ферму. Это был очень приятный, красивый мужчина. Я впервые увидела его на церковном дворе однажды в воскресенье утром.

Вайолет нервно наматывала вокруг пальцев какой-то лоскуток и вспоминала, как всякий раз, когда она приходила в деревню, ей на пути попадался красивый зеленоглазый великан, который, увидев ее, приподнимал в знак приветствия шляпу или делал комплименты по поводу ее внешнего вида.

– Миссис Пейдж, домоправительница в Мелбери-Холле, которая пару раз видела меня с Недом, советовала быть с ним поосторожней. Но как раз в это время мне исполнилось восемнадцать лег, и я считала, что знаю, что делаю. Я искала себе мужа.

Вайолет почувствовала, как от смущения у нее покраснели щеки.

Несмотря на приближение зимы, холодный воздух и мерзлую землю, раннюю темень и угрожающе раскачивавшиеся деревья, Вайолет встречалась с Недом на краю деревни не реже двух раз в неделю, с замиранием сердца выслушивая его льстивые речи и обещания.