Измена. Я отказываюсь от тебя, жена (СИ) - Рамм Тина. Страница 2
___________
Рада представить вам свою новинку. На старте мне очень важна ваша поддержка! Буду рада вашим сердечкам и комментариям!
Глава 3
Сати
Слёзы пришли внезапно — не тихо, не сдержанно, а волной, которую уже невозможно было остановить. Сначала одна капля упала на ладонь, потом вторая, а следом — поток, горячий и жгучий, размывающий очертания мира за окном. Я не всхлипывала, не рыдала в голос — просто сидела, а слёзы катились сами, безостановочно, словно где‑то внутри прорвало плотину.
Валид покосился на меня, и в его взгляде мелькнуло не сочувствие, а раздражение.
— Только не начинай истерику, — бросил он, крепче сжимая руль. — Это не поможет.
Я попыталась вытереть лицо, но слёзы текли снова и снова. Голос дрожал, но я заставила себя говорить:
— Истерику? Ты называешь это истерикой?
— Ты узнала правду, — холодно ответил он. — Чего теперь плакать?
Я резко повернулась к нему, чувствуя, как внутри поднимается волна горечи:
— Ты каждый вечер приходил домой, мы ужинали, разговаривали… Ты держал меня за руку, обещал будущее! И всё это время… всё это время ты был с ней?
Он пожал плечами, будто обсуждал погоду:
— Я не врал. Просто не говорил всего.
— Это и есть ложь! — мой голос сорвался на полушепот. — Ты лгал каждый день, когда смотрел мне в глаза. Каждый раз, когда целовал, когда ложился со мной в одну постель! Каждый раз, когда говорил, что любишь!
Валид резко ударил по тормозам, остановив машину у обочины. Повернулся ко мне, и в его глазах наконец промелькнуло что‑то — не раскаяние, нет, скорее досада, будто я испортила ему вечер.
— Хватит, Сати. Ты сама всё усложняешь. Ты можешь успокоиться, черт возьми?..
— Успокоиться?! — я почти рассмеялась, но смех вышел горьким, надрывным. — Как можно спокойно говорить о том, что мой муж год изменял мне со своей племянницей? Как ты можешь сидеть и говорить «хватит», будто я просто капризничаю?
Он выдохнул, провёл рукой по лицу:
— Что ты хочешь от меня услышать? Извинений? Хорошо. Прости. Но это ничего уже не изменит.
— Прости? — я покачала головой, чувствуя, как слёзы снова застилают глаза. — Ты думаешь, этого достаточно? После всего?
— А что ты хочешь? Чтобы я вернулся к тебе, как будто ничего не было? — его голос стал резче. — Мы оба знаем, что это невозможно.
Я замолчала, глядя в окно. Город продолжал жить своей жизнью — машины ехали, люди шли по тротуарам, кто‑то смеялся, кто‑то спешил домой. А моя жизнь только что разбилась на осколки, и я не знала, как собрать их обратно.
— Тогда зачем? — тихо спросила я. — Зачем ты вообще женился на мне?
Валид долго не отвечал. Потом пожал плечами:
— Ты красивая. Я просто хотел тебя себя.
Эти слова ранили сильнее, чем любые признания в измене. Просто красивая. Для него я была товаром в красивой обертке.
Я вытерла слёзы, выпрямилась, чувствуя, как внутри что‑то окончательно обрывается.
— Останови машину. Я хочу выйти.
Он покосился на меня.
— Да твою мать…
— Останови машину, — повторила я твёрдо. — Сейчас.
— Да выйдешь ты, выйдешь. Потерпи немного. Почти приехали.
Я посмотрела в окно — знакомые до боли узорчатые металлические ворота, подъездная дорожка, клумба с поблёкшими осенними цветами. Дом моих родителей.
Не понимала. Я ничего не понимала.
Шмыгнула носом, вытерла слёзы тыльной стороной ладони и повернулась к Валиду. Он сидел, положив руки на руль, и смотрел прямо перед собой. На губах играла какая‑то странная ухмылка — будто он только что совершил нечто невероятно хитроумное и теперь наслаждался плодами своей победы.
— Что это значит? — голос звучал глухо, будто издалека.
Он медленно повернул голову ко мне. В глазах — торжество, холодное, отчётливое. Как будто он годами ждал этого момента.
— Это значит, что я возвращаю тебя к твоим родителям, малыш, — произнёс он с издевательской нежностью. — Ты мне больше не нужна.
Слова ударили, как хлыст. Я невольно сжалась, будто пытаясь укрыться от них
Глава 4
Валид
Я смотрел, как она бредёт к воротам — медленно, будто каждый шаг даётся ей через силу. Шарф болтается, вот‑вот свалится, лицо белое, как полотно. Ни слёз, ни криков — будто внутри всё вымерло. И от этого было куда хуже, чем от любых истерик.
— Чёрт… — вырвалось у меня. Рука сама потянулась к кнопке стеклоподъёмника, опустил окно, достал сигарету. Пальцы чуть дрожали, когда чиркал зажигалкой. Первый же вдох дыма не принёс облегчения, только ещё больше скрутил внутренности.
Должен был чувствовать гребанную победу. Должен был радоваться, что наконец‑то разорвал этот замкнутый круг. Год лжи, год двойных игр — и вот он, финал. Я сделал то, что должен был сделать. Так почему же внутри всё горит, будто кишки на раскалённую сковороду выложили?
Сати даже не обернулась. Ни разу. Просто шла, сгорбившись, будто несла на плечах весь мир. И с каждым её шагом во мне что‑то рвалось, кровоточило, несмотря на все мои «я должен», «я прав», «так надо».
— Малыш… Да чтоб тебя… — процедил сквозь зубы, затягиваясь глубже. Дым обжёг лёгкие, но боль была ничто по сравнению с тем, что творилось внутри.
Жена дошла до двери. Остановилась. Медленно подняла руку, нажала на звонок. Дверь открылась и Сати исчезла внутри.
Тишина. Только стук собственного сердца в ушах.
Резко выкинул окурок в темноту, захлопнул окно. Руки сами повернули ключ в замке зажигания. Двигатель взревел, шины взвизгнули по асфальту — и я рванул прочь, будто пытался убежать не только от этого дома, но и от самого себя.
В зеркале заднего вида мелькнули огни родительского дома. Я вдавил педаль газа в пол, чувствуя, как адреналин смешивается с чем‑то горьким, липким — с тем, от чего уже не убежать.
Я гнал по ночному городу, сжимая руль так, что пальцы побелели. В голове — калейдоскоп образов, слов, воспоминаний. Блять, ну почему всё так паршиво‑то?
Никогда не мечтал о женитьбе. Никогда. Для меня всегда был важен только бизнес — наследие отца, которое я обязан был удержать. После его смерти на меня накинулись, как стервятники: кредиторы, партнёры‑предатели, юристы с папками исков. Каждый норовил отщипнуть кусок, пока я пытался удержать компанию на плаву.
Тогда‑то и всплыл этот дурацкий вопрос: наследники. Род. «Семья — основа бизнеса», — твердили советники, акционеры, старые волки из совета директоров. Мол, без наследника компания — мишень. Слабое звено. Нужно жениться, родить сына, закрепить позиции. Деньги лились рекой, но без «правильной» семьи они могли уплыть сквозь пальцы.
А потом была свадьба друга. Я пошёл, потому что так надо — поддерживать связи, улыбаться, кивать. Среди всей этой мишуры и фальшивых улыбок я едва заметил её — Сати. Обыкновенная смазливая девчонка, подумал тогда. Ничего особенного.
Через два месяца — свадьба сестры. И снова она. На этот раз я присмотрелся. Она спорила с кем‑то о политике, о правах женщин, о чём‑то ещё — голос звонкий, глаза горят. Я невольно остановился, прислушался. Её аргументы били точно в цель, она не боялась говорить то, что думает, не юлила, не пыталась угодить.
И тогда я заметил: в ней есть огонь. Настоящий, живой. Не тот искусственный блеск, которым щеголяли светские львицы на приёмах. А что‑то настоящее, горячее, неукротимое.
А у меня крыша нахуй слетает от неукротимых женщин. А когда я узнал, кто ее отец… Окончательно убедился, что нужна мне именно она.
Я подошёл, вступил в спор — просто чтобы проверить, выдержит ли она напор. И она выдержала. Более того — ответила, парировала, заставила меня задуматься. Её глаза сверкали, а непослушные волнистые волосы то и дело падали на лицо, и ей приходилось откидывать их резким движением головы.
В тот момент я почувствовал, как внутри что‑то шевельнулось. Не похоть — хотя куда без нее… Но прежде всего — интерес. Живой, настоящий. Мне захотелось узнать её. Понять, что скрывается за этим огнём.