Сновидец - Калабухов Арсений. Страница 8
У него «пятёрка», причём, как тогда определил Зотов, твёрдая. Читай: есть потенциал развить онейру до шести. Ему уже под тридцать, но почему бы не попробовать?
На днях он поинтересовался у Варданяна, есть ли на «Фабрике снов» возможность повысить онейрогномику. Тот ответил, что да, но этим в НИИ при «Фабрике» занимаются, а чтобы попасть туда на глубокое обследование, нужен запрос от руководителя управления. То есть от Зотова в его случае. Поинтересовался мотивом, конечно. Гончаренко скрывать не стал. И решил поговорить с Ярославом Николаевичем сегодня, если получится. После того как отсмотрит вчерашний сон и получит, как он надеялся, ответы на некоторые вопросы.
– Спокойной ночи! – по традиции приветствовали его вечером коллеги.
– Спокойной ночи, – отвечал им Гончаренко.
Всё как всегда, но кое-что сегодня будет иначе – никогда до этого он ещё не смотрел один и тот же сон третий раз подряд. Роман включил рабочий сонник, довольно мощный, третьего поколения – он не только транслировал сновидения и удлинял фазу быстрого сна, но и ускорял засыпание, а также несколько упрощал эндогнозис, чего в домашних и персональных моделях, разумеется, не было. Лёг, набросил плед, закрыл глаза. «Открылся» Роман поздно, самопроизвольно, сонник он на режим эндогнозиса не ставил. Ему было нужно как можно дольше отсматривать сновидение как простому пользователю – погрузившись в него целиком. Гончаренко дождался конца сна и открыл глаза. «Обмозгую на крыше», – решил он.
…Никого. На встроенном в рукав комбеза экране – три часа ночи, пульс 92 (решил по лестнице пробежаться), вероятность дождя 12 %. Отчёт Варданяну отправлен. Теперь, когда почти всю порученную на сегодня работу он выполнил, на крыше можно посидеть часов до четырёх, а то и до пяти – один оставшийся небольшой сон он уж как-нибудь за полчаса отсмотрит.
Итак. Сегодняшний сон был значительно эмоциональнее, чем его предыдущая версия до правки. Если расположить три просмотра на одной шкале «принятия» сновидения, то получается, что два сновидения находились примерно на одном уровне – это первый просмотр вчерашней версии и сегодняшняя финальная. А вот второй вчерашний просмотр провисает. Если допустить, что это провисание – результат привыкания сознания, то его опровергает возрастание «принятия» финальной версии, которая практически ничем не отличается от остальных. Таким образом, логично прийти к выводу, что происходит деградация сновидения, заложенная случайно или сознательно в файл.
Если это происходит случайно… Хм, нет, не бьётся. Сновидения проходят множественные тестирования, да и официальная причина – привыкание мозга – не на пустом месте родилась. Значит, не случайно. Не баг.
Теперь следующая развилка. Первая вероятность: деградация сновидений – неизбежное следствие, вроде как постепенное стирание старых носителей информации, всяких плёнок-дисков из музеев. Вторая вероятность: это сознательное добавление. Фича. И первое утверждение быстро привело Романа в тупик: он чётко помнил, что самые ранние, первые в его жизни искусственные сновидения не деградировали, всегда оставаясь эмоциональными примерно на одном уровне. Так почему же современные сны при каждом использовании становятся всё более эмоционально тусклыми? Расплата за сложность? Да нет, ведь и сейчас выпускаются простые сновидения, которые тем не менее тоже деградируют. Таким образом, логическая цепочка оставляет один вывод: деградация – сознательно добавленное свойство синтетических снов.
Пожалуй, стоило поразмыслить, хорошо это или плохо. Но Роман заметил Адолат и поставил логические измышления на паузу.
– Привет, Ромул, – Набиева окончила истфак, поэтому, видимо, и любит называть его именами исторических персонажей, а не бесячими прозвищами вроде Ромашки или Романеско, – медитируешь в одиночестве?
– Да так, на звёзды смотрю. Это вон там что – Юпитер или звезда какая-то?
– Без понятия. Это ты у Хорхе спроси.
«Хорхе. Егор, что ли? – задумался Роман. – Он вроде любитель с телескопом повозиться. Но почему каждый раз новое прозвище?»
– Нет, Ром, ты давай мне без этого всего. Сидишь, смотришь в стену, бормочешь. Не хочешь – не говори, конечно, но только так прямо и скажи.
Гончаренко подумал было так прямо и сказать, но рассудил, что не делает же чего-то запрещённого или незаконного. И выдал Адолат свои рассуждения. Та с ходу включилась в разбор:
– Смотри, у тебя есть допущения. Теоретически раньше могли записывать файлы в другом формате. То есть могли пожертвовать стабильностью ради большего размера, например. Так бывает. Нам препод на истории вещей пример с телефонами приводил. Первые мобильные телефоны могли заряд недели две держать. Но чем больше шло их развитие, добавлялись функции, росли характеристики, тем меньше становилось время работы. В конце концов заряжать приходилось каждый день, а то и чаще. Но вообще я с тобой согласна. Скорее всего, деградацию специально добавили.
– Почему?
– Потому что и такое тоже уже бывало. Вот представь Китай. Китайцы ведь ужас сколько всего изобрели.
– Ну, в курсе. Компас, бумагу. Порох. Шёлк.
– Это только то, что все знают. А ведь ещё книгопечатанье, весло, колокол, пароварку, вилку, арбалет, лекарство от малярии, вентилятор, домну, воздушный змей, сейсмометр, чугун…
– А ты хорошо училась.
– А? Ага. Чтобы ты понял. Так вот, в прошлом веке Китай стал выпускать очень много всякой продукции по всему миру. И была эта продукция в основном отвратительного качества. «Китайский» стало синонимом плохого. Но мы же понимаем, что китайцы делать хорошо умеют. Но если бы они делали хорошо, как те же японцы, то у них возникла бы проблема с безработицей. А так все при деле: делают дешёвую одежду, плохие телефоны, заводы выпускают плохие машины, всё быстро ломается, поэтому нужно делать ещё. Всё дёшево, поэтому покупатели есть. Понимаешь, о чём я?
– Деградация снов нужна, чтобы было чем заняться их создателям. А люди, которых не цепляет их любимый сон, вынуждены покупать свежую версию.
– Точно. И ничего криминального в этом нет. Законы экономики. Проверенные историей.
– Теперь ясно. Спасибо тебе. А теперь пойдём вздремнём?
– Эй, а на звёзды кто за нас смотреть будет?!
10
– К снижению готов!
– Приступайте, командор!
«Индевор» врезается в плотную атмосферу планеты. Снижаюсь на пару десятков километров, затем стабилизирую курс.
– База, запрашиваю анализ.
– Принято, командор.
Держусь на постоянной высоте. Как бы ни хотелось быстрее очутиться на поверхности, видимость такова, что скорее её можно назвать невидимостью – сплошная облачность без намёков на просвет. Спустя две минуты из динамика доносится голос диспетчера:
– «Индевор», приём! Судя по анализу атмосферы, поверхность ожидается твёрдая, неровная, возможны горы высотой до 10–15 километров, вулканическая деятельность. Спуск по Протоколу 6.
– Принято, база.
Начинаю спуск по Протоколу 7. Всё же я знаю свой корабль лучше. Снижаюсь до 20 километров, разворачиваю верный «Индевор», врубаю торможение. Атмосфера развеивается. Отключаю экранирование. Поверхность планеты действительно гористая, но мой корабль кружит над долиной.
– База, запрашиваю анализ.
Я, наверно, самый дотошный изыскатель из всех. Но мне не нравится идти вслепую. А база, анализируя данные, выдаёт мне основные сведения о моём пути. Мне очень важно довести спуск до конца.
– «Индевор», приём. Температура 42 градуса. Атмосфера не пригодна для дыхания – на две трети метан, на треть диоксид углерода. Плотность пол-атмосферы. Ветер 26 метров в секунду.
– Спасибо, база. Снижаюсь. Отбой.
Выбираю плоский камень на ровной поверхности, помня истории старых изыскателей про жидкий песок, и сажаю корабль.
– База, мы выходим.
Мы? Почему я сказал «мы»?
– Ю-ху! – раздаётся в наушниках. Я и забыл, что у нас один канал. Я вообще настолько увлёкся навигацией, что забыл про напарницу.