Тим - Маккалоу Колин. Страница 11

С тех пор как Мэри купила этот участок пятнадцати лет назад, она истратила на него немало. Большие цистерны для хранения пресной воды, электричество — все это стоило денег, но Мэри не прельщали ни открытые камины, ни свечи. Все это были одни неудобства и лишняя работа.

Хотя с дороги дом представал самой невыигрышной своей стороной, Тим был в восторге. Мэри с трудом извлекла его из машины и уговорила зайти внутрь.

— Это твоя комната, Тим, — сказала она, показывая ему простую, но большую спальню с белыми стенами. Она была похожа на монашескую келью. — Если ты захочешь приезжать сюда, то подумай, в какой цвет тебе хотелось бы ее покрасить и какую мебель здесь поставить. Мы могли б в городе пойти и купить все, что надо.

Он не мог ответить, слишком взволнованный, чтобы воспринять эту новую радость. Она помогла ему распаковать чемодан и положить вещи в шкаф и пустые ящики комода, затем взяла его за руку и повела в гостиную.

Из всех помещений дома только здесь она сделала серьезные переделки. Раньше гостиная, тянувшаяся во всю длину передней стены, была темной, плохо освещенной комнатой. Она постепенно по частям убрала наружную стену и заменила ее стеклянными скользящими дверьми, которые шли от пола до потолка, так что в хорошую погоду ничего не отделяло гостиную от открытого воздуха. Вид из этой комнаты был потрясающий. Склон, покрытый травой, спускался к ярко-желтому песчаному пляжу, залитому солнцем и безукоризненно чистому. Голубые воды Хоксбери легкими волнами набегали на прибрежную полосу, а на другом берегу широкой реки поднимались к чистому высокому небу удивительной красоты утесы, увенчанные лесом. Единственными звуками, говорившими о присутствии человека, были те, что шли с реки: треск моторных лодок, пыхтение экскурсионных паромов, рев быстрых катеров, за которыми скользили спортсмены на водяных лыжах. Птицы пронзительно кричали и пели на каждом дереве, оглушающе звенели цикады, ветер слабо стонал в ветвях деревьев.

Мэри прежде никогда ни с кем не делила своего уединения, по многу раз она повторяла воображаемый разговор, который вела бы со своими гостями. А они бы выражали свое удивление и восторг по поводу всего, что тут видели. Но Тим не говорил ничего, и она не имела представления, какую он мог дать оценку всему этому. То, что он считал это все «прекрасным» было ясно, но он считал прекрасным все, что не огорчало его. Был ли он способен различать степень прекрасного? Нравились ли ему одни вещи больше других?

Распаковав свои вещи и распределив по местам продукты на кухне, она приготовила ланч. За едой он говорил очень мало, спокойно жуя все, что она перед ним ставила. Если он не был слишком голоден или расстроен, его манеры за столом были безукоризненны.

— Ты умеешь плавать? — спросила она после того, как он помог ей вымыть посуду.

Его лицо вспыхнуло от удовольствия.

— О, да, да!

— Тогда почему бы тебе не надеть плавки, пока я здесь закончу, и мы пойдем на пляж. Хорошо?

Он на мгновение исчез и опять появился так быстро, что ему пришлось ждать, пока она привела все в порядок на кухне. Неся два шезлонга, зонт, полотенца и другие предметы для отдыха на берегу. Они направились к пляжу.

Она села в шезлонг и открыла книгу прежде, чем заметила, что он все еще стоит и смотрит на нее, озадаченный и, видимо, расстроенный.

Она закрыла книгу.

— В чем дело, Тим? Что с тобой? Он беспомощно взмахнул руками.

— Я думал, ты сказала, что мы пойдем плавать.

— Не мы, Тим, — мягко поправила она его. — Я хочу, чтобы ты поплавал в свое удовольствие, а я никогда не купаюсь.

Он встал на колени у ее стула и положил ей на руку обе свои руки.

— Но это же совсем другое дело, Мэри! Я не хочу плавать один! — Слезы засверкали на его длинных, светлых ресницах, как капельки воды на хрустале. — Пожалуйста, о, пожалуйста, не заставляй меня идти одного!

Она протянула к нему руку, но тотчас отдернула ее.

— Но у меня нет с собой купального костюма, Тим! Я бы не могла купаться, даже если бы захотела.

Он раскачивал головой взад-вперед, все больше приходя в волнение.

— Я знаю, ты не хочешь быть со мной, я тебе совсем не нравлюсь, я знаю. Ты всегда одета так, как будто идешь в город, никогда не надеваешь шорты или брюки, не ходишь без чулок, как мама.

— О, Тим, что мне с тобой делать? То, что я так одета, вовсе не означает, что я не хочу быть с тобой! Просто мне неудобно одеваться иначе. Я не люблю ходить в шортах, или брюках, или без чулок.

Но он не поверил ей и отвернулся.

— Если бы тебе было весело, ты бы одевалась так же, как мама, когда ей весело, — упрямо твердил он.

Последовало долгое молчание. Хотя Мэри и не осознавала этого, это, фактически, была их первая дуэль. Воля одного столкнулась с волей другого. В конце концов, она вздохнула и положила книгу.

— Ладно, я зайду в дом и посмотрю, что я смогу найти, только ты должен мне торжественно обещать, что никаких шуток со мной в воде делать не будешь, нырять под меня или прятаться от меня. Я не умею плавать, и это значит, ты должен все время присматривать за мной, когда я в воде. Обещаешь?

Он опять стал сплошной улыбкой.

— Обещаю, обещаю. Но не копайся долго, Мэри, пожалуйста, поскорее!

Хотя это все и шло вразрез с ее привычками, Мэри собралась с духом, и надела белое хлопчатобумажное белье, сверху накинула серый полотняный халатик, который снизу обрезала ножницами до половины бедер, выпорола рукава, а сверху вырезала декольте. Все это она сделала аккуратно, но подшивать времени не было, и это раздражало ее и портило настроение.

Когда она шла к берегу, то чувствовала себя ужасно голой без корсета и чулок с молочно-белыми ногами и руками. Эти чувства не имели никакого отношения к Тиму. Ведь даже совсем одна она бывала полностью одета.

Тим, добившись своего, радостно прыгал на песке.

— Вот так гораздо лучше, Мэри! Теперь мы оба можем поплавать! Пошли скорее!

Мэри вошла в воду, вздрагивая от отвращения, как привередливая и капризная кошка. Все что она могла заставить себя сделать, это зайти немного поглубже, в то время как ей хотелось развернуться и броситься со всех ног к сухому, удобному шезлонгу. Тим, демонстрируя ответственность мужчины, которому поручили охранять сокровище, ни за что не разрешил ей идти дальше того места, где вода доходила ей до пояса. Он вился вокруг нее, как муха, взволнованный и тревожный: он чувствовал ее смятение, и это портило ему всю радость. Наконец, она подавила в себе страх и окунулась в воду по шею. Шок от холодной воды вызвал у нее невольный смех.

Он ждал именно этого и начал резвиться, чувствуя себя в воде, как дельфин. Заставляя себя улыбаться, она начала хлопать ладонями по воде. Надеясь, что это сойдет за выражение восторга по поводу купания, она, очертя голову, бросилась за ним.

Вода была удивительно чистая и прозрачная, и, когда она смотрела вниз, она видела свои ноги на песке, они колебались и казались чем-то неприятно-белым и трясущимся, как желе, а солнце на спине и шее лежало, как теплая рука. Через некоторое время ей начало нравиться прикосновение соленой воды; оно бодрило, а погрузить по плечи разгоряченное солнцем тело в приятную невесомую прохладу было восхитительно. Чувство неловкости по поводу непривычной одежды исчезло, и она начала наслаждаться свободой.

Однако здравого смысла она не потеряла, и минут через двадцать позвала Тима:

— Теперь я должна выйти, Тим, потому что я не привыкла к солнцу. Посмотри, какая я белая, и какой ты загорелый. Со временем я так же загорю, но спешить здесь не надо, солнце сильно обжигает такую белую кожу, как у меня, и я могу сильно заболеть. Не думай, что я не получаю удовольствия, но сейчас я должна уйти в тень.

Он принял это спокойно.

— Я знаю, потому что когда я был совсем маленьким, я однажды так обгорел на солнце, что попал в госпиталь. Было так больно, что я плакал день и ночь, день и ночь. Я не хочу, чтобы ты плакала день и ночь, Мэри.