Голос ночной птицы - Маккаммон Роберт Рик. Страница 62

— Ну и рев! — сказал Мэтью, но голос его сел, потому что он хорошо понимал, что это значит: жители Фаунт-Рояла собирались напасть на тюрьму.

— Могла бы знать. — Голос Рэйчел был спокоен, хотя и дрожал. — Они меня хотят убить в воскресенье.

Исход Иерусалим дошел до цепи, которая запирала вход, и высоко занес топор. Когда топор обрушился на цепь, звенья выдержали, но искры взлетели шершнями. Он снова занес орудие и снова обрушил его с неимоверной силой. И опять цепь выдержала, хотя два звена и получили серьезные повреждения. Иерусалим подобрался, мощно взмахнул топором — вновь полетели искры. Он поднимал топор для четвертого и, быть может, последнего удара, потому что одно звено почти уже подалось, когда из толпы вдруг вышел человек и поднял трость, протянув ее поперек рук Иерусалима.

— Что здесь происходит? — строго спросил учитель Джонстон. Он был одет в винного цвета сюртук и черную треуголку, которые были на нем в церкви. — Я не знаю, кто вы, сэр, но я прошу вас убрать этот топор!

— А я не ведаю, кто ты, сэр, — ответил Иерусалим, — но если осмелишься ты встать между мною и той ведьмой, то ответишь Богу Всемогущему!

— Остановите его, Джонстон! — Тяжело дыша, Вудворд проталкивался сквозь толпу. — Он хочет ее убить!

— И правильно! — крикнул Артур Доусон, стоящий впереди толпы. — Пора предать ее смерти!

— Убить ее! — заорал человек рядом с Доусоном. — Хватит нам уже терпеть!

Толпа отозвалась криками, требующими смерти ведьмы. Иерусалим громко провозгласил:

— Ты слышал глас народа!

И занес топор еще яростнее, чем в первые три раза. На этот раз цепь лопнула. Джонстон, припадая на больную ногу, схватил проповедника за руки в попытке отобрать топор. Вудворд напал на него с другой стороны, тоже пытаясь завладеть топором. Вдруг кто-то сзади охватил его за шею и оторвал от проповедника, а кто-то другой стукнул Джонстона по плечу кулаком. Магистрат обернулся и взмахнул плетью, но толпа уже рвалась вперед, и несколько человек навалились на Вудворда раньше, чем он успел замахнуться второй раз. Чей-то кулак угодил ему в ребра, чья-то рука схватила за рубашку спереди и чуть не вырвала ворот. Море тел подняло его в воздух, а потом его бросили наземь среди метания тяжелых сапог. Он услышал удары и выкрики и понял, что это Джонстон отмахивается тростью во все стороны.

— Вперед! На тюрьму! — заорал кто-то.

Чей-то сапог чуть не раздавил руку Вудворда, когда он попытался подняться.

— Назад! — проревел мужской голос. — Назад, я сказал!

Послышалось ржание лошади, потом резкий хлопок пистолетного выстрела. От этих звуков власти толпа подалась назад, и Вудворду очистилось место, чтобы он смог подняться.

Джонстон лежал на земле; его тело перекрывало Иерусалиму вход в тюрьму. Треуголка учителя валялась, раздавленная, в стороне, а над ним стоял проповедник. Шляпа Иерусалима тоже валялась на земле, но топор он все так же сжимал в руках.

— Черт побери, что за безобразие? — Пороховой дым вился над головой Николаса Пейна, въехавшего на гнедом жеребце прямо в гущу кровожадного собрания. Дымящийся пистолет он держал стволом вверх. — Что это за сумасшествие?

— Это не сумасшествие, Николас! — сказал пожилой человек, в котором Вудворд узнал Дункана Тайлера. — Время нам прийти в здравый рассудок и предать ведьму смерти!

— Проповедник это сделает! — сказал Доусон. — Один удар топора — и мы от нее освободимся!

— Нет! — Джонстон подобрал шляпу и теперь пытался встать, но встретился при этом с большими трудностями. Вудворд нагнулся и помог собрату по Оксфорду подняться. — Мы согласились чтить закон, как цивилизованные люди! — произнес Джонстон, когда сумел опереться на трость.

Пейн посмотрел на Иерусалима презрительно:

— Так вы, значит, проповедник?

— Исход Иерусалим, призванный Господом наставить град сей на путь истинный, — был ответ. — Неужто ты желаешь сему воспрепятствовать?

— Я желаю, чтобы вы убрали этот топор, — ответил Пейн, — или я вам мозги вышибу.

— О, ведьмой поврежденная душа! — возопил Иерусалим, оглядывая толпу. — Он грозит посланцу Бога и защищает блудницу Сатаны!

— Глядя на вас, сэр, я вижу не посланца Бога, но обыкновенного дурака, который хочет войти в тюрьму Фаунт-Рояла без соответствующих полномочий, а такие ситуации целиком и полностью в моем ведении, — ответил Пейн, как показалось Вудворду, с великолепной выдержкой и достоинством. — Я еще раз прошу вас положить топор.

— Николас! — сказал Тайлер, хватая Пейна за штанину. — Пусть этот человек сделает, что надо сделать!

— Сила Господня со мною! — взревел проповедник. — И никакое зло не устоит на пути моем!

— Не позволяйте ему этого делать, Николас! — взмолился Джонстон. — Это будет не правосудие, это будет убийство!

Пейн подал лошадь вперед, освобождая ногу из хватки Тайлера. Он проехал через толпу, отделявшую его от Иерусалима, и остановился всего футах в трех от торчащего кинжалом носа проповедника. Пейн наклонился к нему, кожа на седле скрипнула.

— Проповедник, — сказал он тихо, — следующее мое слово, обращенное к вам, будет произнесено над вашей могилой. — Он дал этому торжественному обещанию время повисеть в воздухе, пока они с Иерусалимом вели дуэль взглядов. — Магистрат, не могли бы вы принять топор, любезно подаренный проповедником?

— Да, — прохрипел Вудворд и осторожно протянул руку, готовый отскочить, если Иерусалим замахнется.

Иерусалим не шевельнулся. Вудворд видел, как дергается мышца на заросшей серой щетиной скуле проповедника. Потом по лицу его поползла улыбка, скорее оскал, но в основном — издевка, и, честно говоря, смотреть на нее было страшнее, чем на выражение праведного гнева.

— Мои поздравления, — сказал Иерусалим, повернул топор топорищем вперед и вложил деревянную рукоять в ладонь магистрата так бережно, как ложится на землю туман.

— Так, по домам. Все по домам! — скомандовал Пейн собранию. — Здесь уже больше ничего не покажут!

— Один вопрос к тебе, Николас Пейн! — заорал Джеймс Рид, стоявший рядом с Тайлером. — Мы с тобой оба видели этих кукол под полом у нее в доме! Ты знаешь, что она творит с нашим городом! На тебя порчу навели, как проповедник сказал? Наверное, раз ты отвел от нее топор!

— Не будь ты моим другом, Джеймс, ты бы сейчас на земле валялся! — крикнул в ответ Пейн. — А теперь послушайте меня, все вы! — Он развернул лошадь лицом к толпе, которая уже выросла человек до шестидесяти. — Да; я знаю, что ведьма нам сделала! Но еще я знаю вот что, и вы это запомните: когда Рэйчел Ховарт умрет — а она умрет, — ее гнусная жизнь будет закончена факелом законного приговора, а не топором бродячего проповедника! — Он замолчал, будто вызывая на возражение. Кое-где раздались выкрики — по инерции, но они сами погасли, как угольки. — Я тоже верю, что она должна умереть ради блага Фаунт-Рояла! — продолжал он. — Пока она живет, есть опасность гнить дальше. Кто-то из вас может решить уехать до того, как ее сожгут, и это ваше право, но… слушайте, слушайте!

Те, кто пытался шуметь, после этих слов замолчали.

— Мы здесь не просто поселок строим, разве вы не понимаете? Мы строим новую жизнь для себя, и когда-нибудь здесь будет город! Большой город с собственным судом и постоянным магистратом! — Он обвел толпу взглядом. — Хотим ли мы, чтобы потом говорили: первый суд, прошедший в Фаунт-Рояле, был прерван топором бродячего проповедника? Послушайте, что я вам скажу: я видал самосуд толпы, и от такого зрелища пса стошнит! Это ли первое бревно, которое мы положим в фундамент здания нашего суда?

— Не будет здесь суда! — заорал Рид. — Ни поселка, ни города, ничего не будет, кроме развалин, если ее не предать смерти!

— Развалины точно будут, если вытащить ее и убить! — ответил Пейн так же страстно. — И первое, что превратится в развалины, будет наша честь! Я видел мужчин, потерявших честь, — они становились слабыми, как соломенное чучело на ветру! Мы согласились, чтобы магистрат Вудворд провел суд и вынес решение, и мы не можем теперь передать эту работу Восходу Иерусалиму!