Смерть в квадрате - Кретова Евгения. Страница 12

Номер Валентины оказался братом-близнецом номера Аделии и Макса: двухкомнатный, с просторной двуспальной кроватью в одной комнате и уютным диваном – в другой. Балкон выходил на улицу, демонстрируя прекрасный вид на город, горы и тропический сад. На столике стоял сок в графине, вазочка со льдом.

– Я добыла для нас немного мороженного, – заговорщицким тоном сообщила Валентина, кивнула на небольшой холодильник в углу.

Аделия опустилась в кресло, поставила на подлокотник трубку радионяни, добавила громкости. Теперь ей казалось, что она слышит дыхание дочери. Это успокаивало. Если Настя проснется, ей потребуется пара мгновений, чтобы оказаться рядом.

Валентина поставила фрукты и пирожное на столик, передвинула высокий бокалы.

– Чай? Кофе? У нас дивный чай…

– Я помню. вы говорили, – прервала ее Аделия. Ей было неуютно, она жалела, что согласилась – иногда желание поговорить должно услужливо умолкать, если появляется перспектива поговорить в неподходящей компании. Аделия дала слабину, и теперь искала повод, чтобы уйти.

Валентина хозяйничала около бара, по комнате растекался приятный аромат с примесью шафрана и орхидеи.

– Это чай? – Аделия насторожилась.

– Да, Нелличка нашла удивительную лавку, я же говорила.

– Да-да припоминаю… – Аделия покосилась на радионяню: та молчала, из динамика доносилось ровное сопение дочери.

– Не волнуйтесь вы так, – Валентина заметила ее взгляд, ободряюще улыбнулась и присела рядом, водрузив на середину стола стеклянный заварочный чайник. Внутри потемневшей жидкости покачивались коренья, распускались засушенные цветы и в неторопливом вальсе кружились мелкие шишечки. – Вы рядом, с вашей дочерью ничего не приключится.

Девушка кивнула:

– Понимаю, ничего не могу с собой поделать… мы – тревожное поколение, когда мы не понимаем, что делает наш ребенок, мы буквально теряем почву под ногами.

– Не говорите, что вы – популярный ныне вид «яжматерей», – Валентина рассмеялась. У нее был глубокий бархатистый голос, и удивительно задорный смех.

Аделия улыбнулась.

– Боюсь, у нас не остается выбора: общество требует тотального контроля над детьми. Чуть что не так, сразу – вся пенитенциарная система на ушах, общественное осуждение, проверки… Мне не так давно попался пост в местной социальной сети нашего района, администрация докладывала, что с пятилетней девочкой, упавшей с горки на детской площадке, ничего плохого не приключилось. Она уже дома. Неприятность произошла накануне, девочка гуляла со своей старшей сестрой – той, кажется, было что-то около тринадцати – забралась на верхнюю платформу и оттуда упала. Современная детская площадка, мягкое и безопасное покрытие, сертифицированная горка… Мать в комментариях чуть не линчевали за то, что она детей оставила без присмотра, представляете? Наше общество всерьез считает, что пятилетний ребенок не может находиться на детской площадке самостоятельно… – Она вздохнула, нахмурившись: – Помнится, наше поколение в пять лет и в магазин ходило, и могло приготовить что-то несложное…

Валентина задумчиво протянула:

– Я Нелличку до шестого класса за руку в школу водила, – она спохватилась, потянулась к Аделии и ласково похлопала ее по руке: – Но вы абсолютно правы, это не была норма, и, признаться, Нелличка очень комплексовала из-за этого. Мы даже ссорились. Но мне нравится, как вы говорите, сразу ясно, что сталкивались с проблемой не понаслышке, – Валентина подалась вперед, устроилась удобнее, подсунув под бок диванную подушку.

– Да, бывало и такое.

Здесь Аделия не солгала: как владелица салона магии, она не раз слышала душераздирающие истории семей, в которых что-то пошло «не так». Сбившиеся с пути дети, мужья и жены, сестры и братья: миллионы ошибок, которые складывались в уродливый узор сломленных судеб. И отдельная в них категория – дети, судьбы которых сломали близкие.

Валентина протянула руку и похлопала руку Аделии:

– Я уверена, что вы отличная мать…

– Надеюсь… Но согласитесь, когда ты ждешь ребенка, ты все представляешь иначе. Тебе кажется, что у тебя-то уж точно хватит сил и на заботу о ребенке, и о муже, и об уюте дома… И тебе рисуется красивая картинка из каталога, ничего общего не имеющая с реальностью…

– А в реальности: хронический недосып, сопли, вечный бардак дома, – Валентина понимающе усмехнулась, – как я вас понимаю, Адочка… И это все гораздо сложнее переносится, когда быт сваливается целиком на тебя.

Аделия покачала головой и вздохнула с осуждением:

– Вот вы опять… У Макса обязательства, он такой человек, что не может их отставить… Я знала, за кого иду и в целом не осуждаю… Просто… – Она сделала глубокий вздох: – мы так долго планировали этот отпуск, что стало очень обидно, что он все-таки сорвался.

Непрошенная слеза мелькнула в уголках глаз, Аделии пришлось перевести дыхание, чтобы позволить ей высохнуть прежде, чем она предательски скатится по щеке. Но от Валентины она не ускользнула. Женщина проворковала:

– Ну-ну, не корите себя… Наш век очень короток, не стоит тратить его на сожаления. Если вас все устраивает, вы довольны браком, но нет смысла себя терзать. Нужно улыбнуться и нести свой крест так красиво, как это позволит воспитание.

Она улыбалась, разглядывая гостью.

– А вам, вам в браке всегда все нравится? – спросила девушка.

Перевести разговор на столь личную тему она бы не решилась с кем-то другим, но Валентина настойчиво предлагала роль наперсницы. А наперсничество – игра обоюдоострая. Нельзя безнаказанно выведывать чьи-то тайны и раздавать непрошенные советы, не получив в отместку личный и бестактный вопрос.

– Не всегда и не все, – отозвалась Валентина, не моргнув глазом. Очевидно, вопрос ее ни капли не смутил.

Отвлечь от собственных проблем и заняться чужими – лучший способ вернуть самообладание. И Аделия отдалась ему с головой:

– И каково это? Прожить в браке… сколько? Десять? Двадцать?

– Тридцать шесть лет, – Валентина многозначительно подняла вверх указательный палец. – И было бы больше, если бы не его гипертония. С инсультом не поспоришь…

Она горестно вздохнула и заметно потускнела.

– Простите, – Аделия с ужасом почувствовала, что сделала больно. – У меня и в мыслях не было…

– Ничего-ничего… Это все почти далекое прошлое… – Валентина отвернулась к окну, задумчиво помолчала. – Мы поженились еще студентами, всегда вместе. Знаете, вот это новомодное у нынешней молодежи? «Время на себя»? – она резко повернулась, в ее глазах блестели слезы.

Аделия кивнула. Она прекрасно понимала, о чем говорит соседка. Сама испытывала потребность в этой капельке эгоизма, когда ты предоставлен только себе и больше никому. Как в старом, еще черно-белом фильме «хочу халву ем, хочу – пряники». Смешно, но после замужества этого «времени на себя» вообще не стало: то твое время принадлежало то мужу, то работе.

Валентина, между тем, продолжала:

– Так вот мы с Вадимом Андреевичем, как нитка с иголкой, всегда вместе. Он на службу, я – на работу, тут ясно, порознь. Вечером он за мной заезжал, и мы ехали домой. Вместе. Готовили ужин. Вместе. Ужинали, смотрели кинофильм, читали книгу, гуляли – вместе, всегда вместе… И в голове не укладывалось сказать: дорогой, я от тебя устала, хочу побыть одна. – Она театральным жестом воздела руки к потолку, словно призывая его в свидетели. – Это ж катастрофа! Это оскорбление!

– Разве?

– Конечно! – Валентина раскраснелась. Ее полное лицо еще сильнее округлилось, налилось силой и уверенностью в собственной правоте. – Если тебе требуется «время на себя», значит, нет семьи! Любви нет, вот что это означает!

Аделия чувствовала ее правоту, но не могла ее принять.

– А как же личные границы? Собственное «я»?

Валентина фыркнула:

– Разговоры для слабаков, вот что это! Нет в семье личных границ, личного пространства, личного времени – и время, и пространство, и границы, и цели, скажу я вам, все общие! Об-щи-е! – она уверенно хлопнула себя по колену.