Клетка Желторотика - Маккаммон Роберт Рик. Страница 3

– Во Флориде, где не льют по два месяца подряд дожди, – сказал Билли Дэвис.

– Летал в большой город, – предположил малыш Мердок. Голос его напоминал звук трубы нью-орлеанского оркестра. – Где всю ночь горят фонари, а по улицам гуляют красивые женщины.

– В деревню. – Это подал голос новый парень, имени которого я не знал. – Над фермой, где пахнет зеленью.

– В Мэйсонвилл. – Это я сказал. Не знаю почему. Белый поднял голову. Крылья канарейки затрепыхались, и он прижал ее к своей впалой груди.

– Мэйсонвилл? Кто это сказал?

Малыш Мердок ткнул в мою сторону большим черным пальцем. Кто-то посторонился, кто-то подтолкнул меня, а в результате мы оказались лицом к лицу с Белым. Он кивнул и слегка улыбнулся.

– Я тебя помню, – сказал он. – Ты больше не Ванда?

– Меня теперь зовут Вандой.

– Я понимаю почему. Ты что, вообще не ешь?

– Я еще расту, – пояснил я, а он засмеялся и закашлялся одновременно, а потом сказал:

– Мы все растем.

Потом он встал совсем близко, я видел его яркие горящие глаза прямо перед лицом, и хотел отступить от полыхающего в них пламени, но не стал. Помню еще, что все машины оказались выключены» и в полной тишине я услышал, как стучит мое сердце.

– Да, сэр, – заговорил он. – Я уверен, что Желторотик сегодня ночью летал именно в Мэйсонвилл. Он пролетел над самым центром города. Погоди, я проверю. – Он поднес канарейку ко рту и тихонько посвистел. Потом переместил ее к своему уху, та склонила головку, но я ничего не услышал. – Да, сэр, – повторил Белый, снова сжимая птичку в ладонях. – Желторотик действительно летал в Мэйеонвилл, и хочешь знать, что он рассказал? Мэйсонвилл – это город с двумя улицами, одна идет к нему, другая – от него. В Мэйсонвилле есть парк, очень большой парк, а в нем полно фонарей, которые заливают все золотистым светом. Там есть парковые скамейки, и Желторотик видел на скамейках влюбленных, они сидят в золотистом свете, да, красивые мужчины и женщины, и они говорят о любви. А вокруг парка раскинулся город, и город тоже весь полон огней, так что там на самом деле никогда не бывает совсем темно и люди ходят по улицам, когда им вздумается. Вчера ночью над Мэйсонвиллом сияли звезды и светила луна. Такая луна, которая бывает только в Мэйсонвилле. Ни в каком другом месте на свете такой луны не увидишь, потому что она величиной со все небо, такая огромная. И там тепло от луны, и Желторотик все это видел, когда сидел на ветке сосны в том самом парке. Желторотик принес с собой запах свежих сосновых иголок и теплого ночного воздуха. Вот, чувствуете? – Он глубоко вздохнул, и все тоже вздохнули. – Свежие сосновые иглы, – сказал он. – Яркая луна. Красивые мужчины и женщины в золотистом свете, под звездным небом. Вот что увидел Желторотик в Мэйсонвилле. А ты видишь? Это он меня спрашивал.

– Да, сэр, – ответил я, и это была чистая правда.

– Желторотик очень счастлив, – улыбнулся Белый. Он погладил птичку одним пальцем, и канарейка, довольная, сидела смирно. – Нынче, может быть, он полетит во Флориду. Или куда-нибудь в сельскую местность, где земля пахнет зеленью. Никогда не знаешь заранее, куда он полетит. – После этого Белый быстро ушел, и прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем я снова почувствовал запах машинного масла и увидел серые каменные стены. На головой были не луна и звезды, а скопление ржавых труб. Но несколько минут я действительно был в Мэйсонвилле – далеко-далеко отсюда.

Появились охранники и разогнали нас. Мы принялись за работу. Даже смешно, как такие простые вещи застревают в нас. Я все еще видел тот Мэйсонвилл и лишь спустя некоторое время осознал, что это не тот Мэйсонвилл, который я помнил. Нет, в реальном Мэйсонвилле стоит огромная фабрика, которая работает день и ночь, а дым от ее труб такой, что никаких звезд не видать.

Но Белому удалось на несколько минут вытащить меня из Брик-Ярда. Я вместе с Желторотиком оказался в тихом парке. Нет такого парка в Мэйсонвилле. Ну и какая разница? Я же там был! Мэйсонвилл, возникший у меня в голове, был лучше, чем настоящий. С этого мгновения я понял могущество вуду и понял, почему Белый – особстатья. Он умел преодолевать стены Брик-Ярда.

Только с канарейкой было неясно. Как может птица жить сорок лет?

Белый неоднократно проходил мимо мехмастерской. И всегда останавливался. Охрана позволяла ему разговаривать, похоже, они сами получали от этого удовольствие. В какую-то из ночей Желторотик летал во Флориду, над Майами-Бич. От нас это пятьсот миль к югу, но Желторотик был духом, а потому , мог попасть куда угодно. Я закрывал глаза и видел все эти большие Отели и этот океан, хотя никогда в жизни не видел океана, только по телевизору. Желторотик носился над волнами, и я чувствовал запах соленого морского воздуха. А в другую ночь он полетел на север и скользил над заснеженными пространствами, где одни оленьи тропы, и ярко светит луна, и так холодно, что начинают стучать зубы. Летал над фермами и садами, над пустынями, над большими городами, над реками, по которым тянутся караваны барж и гудят буксиры, над лесами, которые освещаются только звездами, над островами, где ручьи журчат подобно музыке и воздух пропитан ароматами кокоса и корицы. Где он только не был! Однажды ночью Желторотик залетел в окно Стриптиз-клуба в Новом Орлеане. А как-то раз – на боксерский ринг, где два здоровяка мутузили друг друга под рев толпы, а дым дешевых сигар и запах пота поднимался до самого потолка. Однажды в июле он был на бейсбольном матче, и – Бог свидетель! – я чувствовал на губах вкус соленых орешков, которые Желторотик склевал с руки белого человека.

Мне нужно было знать, где бывает Желторотик каждую ночь: Я жил теперь только ради этого.

Вечерами в камере, после того как отсвистит дудка и погаснет свет, я лежал на койке и представлял, как это происходит. Желторотик вылетает из ладоней Белого – из своей клетки, легко и счастливо кружит над его белой гривой, заплетенной в косички, а потом вылетает сквозь решетку как желтый лучик. Покидает мир серого камня и колючей проволоки и направляется в мир света и свободы. Через башни Брик-Ярда, через ограды, через стены, все быстрее и быстрее машет он крылышками, поднимается выше и выше в ночное небо, туда, где ветер, и потом начинается долгий, плавный полет над подернутой дымкой землей, которой нет ни начала, ни конца. Я плохо знаю мир, но Желторотик знает, и Желторотик показывает мне места, в которых я всегда только мечтал побывать – далеко-далеко от Мэйсонвилла.

Если это не волшебство, то я не знаю, что это. Однажды душным жарким днем к нам пришел Белый, и мы сразу поняли, что дело худо. Все поняли. Белому было трудно дышать, он кашлял так, что казалось, разорвутся легкие. Даже Желторотик выглядел больным, тихо лежал у него в руках и не прыгал, как обычно. Но Белый пришел, потому что знал, как все мы его ждем, как он нам нужен, и я подумал, что он, видимо, обходит всю тюрьму, и ни надсмотрщики, ни сам кэп не смеют ему в этом помешать. Работа в мастерской моментально прекратилась, мы все собрались вокруг него, и он сказал, что нынче ночью Желторотик летал очень далеко. Очень далеко, и поэтому сегодня выглядит немного усталым. Сказал, что тот летал в Страну полночного солнца. Там одновременно И ночь, и солнце светит. Эта страна – на макушке Земли. Желторотик купался в потоках холодного ветра, плясал надо льдами и чувствовал, как весь мир вращается под ним. Большой старый добрый мир, да. Он огромный, этот мир, в котором много миров. Чувствуете холодный ветер на лицах? Вдохните! Легкие ваши застыли от холода, их покалывает ледяными иголками. И нет больше жары, нет, сэр, нет никакой влажной духоты. Только холод и тишина, а подо льдами в синей воде продолжается жизнь…

Он упал.

Его ладони раскрылись. Желторотик выпал и затрепыхал крылышками. Ударился об пол. Белый – тоже, и я слышал, как Желторотик хрустнул под его коленом.

Хорошо, что мы все были рядом. Даже охрана прибежала. Кто-то пытался перевернуть Белого. Он жутко кашлял, начал задыхаться. Но и задыхаясь, все силился сказать – Желторотик, Желторотик, словно звал потерявшегося ребенка.