Красный дом - Маккаммон Роберт Рик. Страница 4

Загадка постепенно разъяснилась благодаря мистеру Рафаэлли. Работа в руках мистера Сайкса буквально горит, и мистер Рафаэлли никогда в жизни еще такого не видел. По заводу поползли слухи, что мистер Сайке работал на многих заводах нашего побережья и на каждом благодаря ему производство продукции увеличивалось на двадцать – тридцать процентов. Этот человек никогда не прохлаждался, никогда не уставал и даже не прерывался, чтобы попить водички. Когда он трудился на каком-то заводе крайнего Юга, про него каким-то образом узнал мистер Линдквист и переманил к себе. Единственным условием переезда в Грейстоун-Бэй мистер Сайке выдвинул следующее: дом, в котором ему предстоит жить, должен быть выкрашен снаружи и изнутри в самый яркий красный цвет, какой только смогут достать маляры.

– Эта деревенщина гораздо моложе меня, – говорил отец за ужином. – В его возрасте я работал не хуже. – Но мы все знали, что это не так. Мы все знали, что никто на заводе не может работать так, как он. – Если он будет продолжать в том же духе, он просто запорет свою машину! Посмотрим, что тогда скажет мистер Линдквист.

Но спустя примерно неделю прошел слух, что Сайксу предложили обслуживать две шлифовальные машины одновременно. Он легко управлялся с обеими; скорость его действий была вполне сопоставима с машинами.

Отцу красный дом стал сниться в ночных кошмарах. Порой он просыпался в холодном поту, кричал и метался. Выпив, он разглагольствовал о покраске нашего собственного дома в ярко-синий или желтый цвет – но все мы знали, что мистер Линдквист не позволит ему этого. Нет, Верджил Сайке оказался исключением. Он был другим, и только поэтому мистер Линдквист позволил ему жить в красном доме среди сплошных серых домов. А однажды вечером, как следует выпив, отец произнес то, что явно давно вертелось у него на уме.

– Бобби, сынок, – сказал он, положив руку мне на плечо. – А что, если с этим проклятым коммунячьим домом случится какая-нибудь неприятность? Что, если кто-нибудь решит устроить небольшой костерчик и этот красный дом возьмет и…

– Ты с ума сошел! – не дала ему договорить мать. – Сам не понимаешь, что ты несешь!

– Заткнись! – рявкнул он. – У нас мужской разговор.

Ну, после этого началась очередная свара, и я поспешил убраться из дому. Мне захотелось побыть одному, и я отправился к церкви.

Я просидел там до часу ночи, а может, и до двух. Во всяком случае, возвращался уже в полной темноте. Аккардо-стрит затихла, ни в одном из домов свет не горел.

Но на крылечке красного дома я заметил легкую вспышку. Спичка. Кто-то сидел на крыльце и закурил сигарету.

– Привет, Бобби, – услышал я негромкий голос Верджила Сайкса с его характерным южным прононсом.

Я приостановился, недоумевая, как он мог меня разглядеть, поздоровался, затем продолжил путь к себе домой, поскольку был совершенно не в настроении с ним беседовать и вообще относился к нему как к своего рода привидению.

– Погоди, – продолжил он. Я опять остановился. – Может, зайдешь? Посидим, поболтаем?

– Не могу. Уже слишком поздно.

– О нет, слишком поздно никогда не бывает, – негромко рассмеялся он. – Заходи. Давай поговорим. Я поколебался, вспоминая свою комнату с потрескавшимся потолком. Там, в этом сером доме, храпит отец, мать, наверное, бормочет во сне… Развернувшись, я пересек улицу и поднялся на крыльцо красного дома.

– Присаживайся, Бобби, – предложил Верджил. Я устроился в кресле с ним рядом. В темноте много не разглядишь, но я чувствовал, что кресла – красного цвета. Кончик сигареты тлел ярко-оранжевым цветом, а в глазах Верджила, казалось, отражаются огоньки пламени.

Мы немного поговорили про завод. Он спросил, нравится ли мне там, я ответил, что да, нормально. О, он задавал много вопросов – что я люблю и что не люблю, как я отношусь к Грейстоун-Бэй. Спустя некоторое время я сообразил, что выложил ему всю подноготную, рассказал о том, о чем никогда в голову не пришло бы рассказывать родителям. Не знаю почему, но во время разговора g ним я чувствовал себя так удобно и комфортно, словно сидел перед теплым, надежным гудящим камином в, холодную тревожную ночь.

– Взгляни на эти звезды! – вдруг произнес Верджил. – Видел ты когда-нибудь нечто подобное?

Верни, раньше я не обращал на них внимания, – но теперь всмотрелся. Небо было полно мерцающих точек, тысячи и тысячи которых сияли над Грейстоун-Бэй как алмазы на черном бархате.

– Знаешь, что они собой представляют? – спросил он. – Это огненные миры. О да! Они созданы из огня, и до того момента, как погаснут, горят невероятно ярко. Очень ярко горят. Понимаешь, огонь созидает – и он же разрушает, и порой это может происходить одновременно. – Он посмотрел мне в лицо. Огонек сигареты сверкал в его оранжевых глазах. – Отец твой не очень хорошо ко мне относится, верно?

– В каком-то смысле – да, – признался я. – Но в основном это из-за дома. Он терпеть не может красный цвет.

– А я жить без него не могу, – ответил он. – Это цвет огня. Мне нравится этот цвет. Это цвет обновления и энергии… и изменения. По-моему, это цвет самой жизни.

– Поэтому вы захотели перекрасить дом из серого в красный?

– Верно. Не могу жить в сером доме. И Эви не может, и дети. Видишь ли, мне кажется, что дома во многом похожи на людей, которые в них живут. Ты только оглянись кругом, посмотри на эти серые дома, и сразу почувствуешь, что у их обитателей – серые души. Может, не они сами так выбрали, а может, и они. Я говорю только о том, что каждый может сделать свой выбор – если у него достаточно мужества.

– Мистер Линдквист не позволит всем красить дома как им вздумается. Вы – другое дело, потому что вы очень хорошо работаете.

– Я так хорошо работаю, потому что живу в красном доме, – сказал Верджил. – Я не поеду ни в один город, если не смогу жить в таком. И я всегда это четко и ясно оговариваю, прежде чем вести разговор о деньгах. Видишь ли, я сделал свой выбор. Может, я никогда не стану миллионером и никогда не буду жить в роскошном особняке, но с моей точки зрения я – богач. Ибо что еще нужно человеку, кроме возможности свободно делать свой выбор?

– Вам легко говорить.

– Бобби, – негромко продолжал Верджил. – Каждый может выбирать, в какой цвет красить стены своего дома. Не имеет значения, кто ты, насколько ты богат или беден, – ведь именно ты живешь в стенах этого дома. Некоторые хотят быть красными домами среди серых, но все-таки позволяют кому-то другому покрасить их в серый. – Он внимательно посмотрел на меня. Сигарета погасла. Вспыхнуло маленькое пламя, и он раскурил новую. – В Грейстоун-Бэй слишком много серых домов. Среди них много старых, но есть и такие, у которых это еще впереди.

Он говорил загадками. Как я уже сказал, в нем было что-то от привидения. Некоторое время он сидел молча, потом я встал и сказал, что мне, пожалуй, лучше идти спать, поскольку завтра очень рано вставать на работу. Он пожелал мне спокойной ночи, и отправился через улицу.

Только у себя в комнате я сообразил, что в руках Верджила, когда он прикуривал вторую сигарету, я не заметил ни спичек, ни зажигалки. Я сошел с ума – или пламя возникло прямо из его указательного пальца?

Много старых, сказал Верджил. И тех, у кого это впереди.

Я заснул, размышляя над этой фразой.

Мне показалось, что я только-только сомкнул глаза, когда над ухом раздался голос отца:

– Подъем, Бобби! Вот-вот завод загудит! За следующую неделю на грузовую площадку завода поступило на тридцать пять контейнеров больше нормы. Мы едва успевали управляться с ними – с такой скоростью они приходили к нам из упаковочного цеха. Отец только качал головой, рассказывая, с какой скоростью способен работать Верджил Сайке. По его словам, тот носился между двумя машинами так, что воздух казался горячим, а красная одежда Верджила просто дымилась.

Как-то вечером мы вернулись домой и застали мать в полной панике Она сказала, что звонила миссис Эвери, которая живет в двух домах от нас по Аккардо-стрит. Миссис Эвери кое-что пронюхала насчет красного дома. Ей удалось заглянуть в кухонное окно. Она увидела миссис Эви Сайке, стоящей рядом с плитой. Та включила на полную мощность все горелки и склонилась над ними, как обычно поступает человек, если хочет посильнее освежиться от работающего вентилятора. И миссис Эвери клялась, что видела и вторую женщину, которая прямо нагнулась над плитой и прижалась к пламени лбом, словно к куску льда.