На пути к югу - Маккаммон Роберт Рик. Страница 41

– Это были не грабители, а просто психи! – Лицо Флинта блестело от пота; он все время поглядывал в зеркало, но погони не было, и он, наконец, сбавил скорость. Клинт все еще ворочался, как будто разделял ярость брата. – Проклятые болотные крысы, они хотели меня утопить в дерьме! – Флинт еще чуть-чуть снизил скорость. Он решил – вернее, понадеялся – что грузовик не станет преследовать их. Они уже подъезжали к тому месту, где сидели, поджидая Ламберта. Наступило время вновь начинать игру. Поколебавшись, Флинт надавил на тормоз.

– Что вы делаете? – пронзительно закричал Пелвис. – А вдруг они все же погонятся за нами?

– Я приехал сюда за Ламбертом, – сказал Флинт, заводя “кадиллак” под прикрытие ив, – и не позволю, чтобы свора болотных крыс заставила меня убраться отсюда.

Остановив машину, он открыл бардачок и, достав патроны, перезарядил свой маленький пистолет. Потом Флинт заглушил двигатель, откинулся на сиденье и перевел дух.

Прошла минута.

– Этот игрушечный пистолет может пригодиться в трудную минуту, – сказал Пелвис, – но я бы не поставил на него свою жизнь. – Флинт не ответил. Прошло пять минут, в течение которых Пелвис продолжал болтать то сам с собой, то с Мамми. Потом с юга послышался звук мотора. – Ах, Боже мой, это они! – воскликнул Пелвис и сжался на заднем сиденье.

Грузовик проехал мимо, и вскоре исчез из вида. Флинт покачал головой. Множество странных вещей случалось с ним за его карьеру охотника за наградой, но нынешние события были самыми необычными. Что происходит? Док и Вирджил не собирались грабить его; они хотели узнать, кто он такой, почему оказался здесь и кому звонил по телефону.

– Будь я проклят, если могу что-то понять, – пробормотал Флинт и убрал пистолет Клинта в кобуру. – С тобой все в порядке?

– Болит немного, но, кажется, все цело, – неуверенно сказал Эйсли.

Флинт продолжал прислушиваться, ожидая сирены “скорой помощи” или полиции. Если появятся копы – пиши пропало. Но у него начало складываться убеждение, что эти болотные крысы не имеют желания связываться с полицией. Законопослушные граждане обычно не угрожают бритвами первому встречному. И что это еще за Виктор Медина, и почему они говорили, что он, Флинт, хочет ограбить их?

Что значит “ограбить”? Отнять у них грузовик с крокодилами?

Все это было совершенно бессмысленно, а Флинт проехал такое расстояние отнюдь не для того, чтобы беспокоиться о каких-то чокнутых любителях крокодилов. Его мысли снова вернулись к Ламберту. Чертов Эйсли – теперь у них нет баллончика с мейсом. А без него все здорово осложняется.

– Мистер Морто, сэр?

Флинт взглянул на Пелвиса и увидел, что он белый, как молоко.

– Никогда раньше не видел, как стреляют в человека, – сказал Пелвис. Он явно сильно страдал. – В меня тоже никогда не стреляли. Как только подумаю об этом… Меня тут же начинает выворачивать наизнанку.

– Ну, так выйди и блевани! Только не смей пачкать мою машину!

– Да, сэр. – Пелвис открыл дверь, выбрался из машины и заковылял к лесу; Мамми бросилась вслед за ним.

Флинт с отвращением хмыкнул. Таким впечатлительным нечего делать у Смотса. Впрочем, его собственные нервы успокоились только-только, и он знал, что еще долго будет видеть в ночных кошмарах этот сортир.

Клинт наконец-то затих. Флинт заглянул в смятый мешок с продуктами и был весьма обрадован, обнаружив там небольшую зеленую бутылку. Он открыл ее и сделал большой глоток. Сколько он себя помнил, его организм всегда требовал кислоты. Потягивая лимонный сок, он подумал, что через несколько минут надо бы пройтись до домика и убедиться, что Ламберт не появился там за время их отсутствия.

На дороге все было тихо. Ни полиция, ни “скорая помощь” так и не появились.

«Крокодилы, – подумал Флинт. – Что в них может быть такого ценного, чтобы их охраняли вооруженные люди?»

Ну, в конце концов, это не его дело. Его дело – поймать Ламберта и отвезти его в Шривпорт. На этом и надо сосредоточиться. Он слышал, как в подлеске мучается Эйсли, извергая из желудка всю ту мерзкую жратву, которую он набрал в дорогу. Флинт сделал еще глоток из зеленой бутылки и подумал, что это не жизнь, а сущий ад для порядочного человека.

Глава 14

Маленькие черепа

Дэн одним из первых добежал до деревни. Небо было желтым от дыма, в воздухе пахло горелым мясом, и откуда-то слышался жалобный плач.

Он двинулся сквозь туман, выставив перед собой М-16. Его гимнастерка была жесткой от пота, удары сердца отдавались в ушах, как далекая канонада. Раздался крик – пронзительный женский крик; он то поднимался, то затухал, и от этого Дэну стало жутко. Омерзительный дым стал еще гуще; Дэн увидел пехотинца из своего взвода: он отвернулся к кустам и блевал в грязь.

В центре деревни тлела ворошащаяся серая куча. Дэн подошел поближе, и жар опалил ему лицо. Несколько жителей деревни стояли на коленях и плакали. Ребятишки в страхе жались к ногам матерей. Над кучей плясали редкие языки оранжевого пламени; рядом стояла канистра с эмблемой морской пехоты США – ее, видимо, украли из какой-нибудь мусорной кучи и оставили здесь как насмешку.

Дэн знал, что значит этот костер. Он понял это еще до того, как увидел маленькие черепа. Прежде, чем увидел руку, торчащую из кучи трупов. Прежде, чем увидел, что многие тела еще не сгорели, а были обезображены огнем и окрашены в розовый цвет, как вяленая свинина.

Кто-то схватил его за руку. Он повернулся и увидел морщинистое заплаканное лицо старого вьетнамца, который бормотал что-то, гневное и испуганное одновременно. Старик выставил перед собой ладонь, на которой лежал маленький самолетик, сделанный из блестящей фольги.

И тогда Дэн все понял. Вьетконговцы посчитали этот самолетик доказательством связи с врагом. Трудно было сказать, сколько детей было убито. Обгорелые куски мяса валялись в грязных лужах, кости почернели, головы были обезображены. Старый вьетнамец, ковыляя, отошел от Дэна и показал самолетик другому пехотинцу. Он шел от солдата к солдату и каждому показывал свое обвинение; его голос срывался и затихал, но дрожащая рука не опускалась, чтобы все узнали, почему убили невинных.

Дэн пошел прочь, зажимая рукой рот и нос, но тошнота уже подступила к горлу. Капитан Обри пытался навести порядок, приказывал погасить огонь и засыпать трупы землей, но его лицо было мертвенно-бледным, а голос почти не слышен. Внезапно Дэн увидел перед собой молодого бостонца с васильковыми глазами… Фэрроу… Он стоял и не отрываясь смотрел на огонь, а старый вьетнамец тыкал ему в лицо самолетиком, сделанным из фольги. Запах горелого мяса преследовал Дэна; он въедался в его гимнастерку, в волосы, в кожу. Дэн почувствовал, что должен бежать от этой войны, от бессмысленного убийства и безмолвного ужаса, и он побежал в рисовые поля, но запах настигал его всюду, и Дэн знал – отныне он будет преследовать его всю оставшуюся жизнь.

Он упал среди влажных стеблей и зарылся лицом в грязь, но все равно чувствовал этот запах. Дым плыл над ним, закрывая солнце. Что-то сломалось внутри него, и Дэн испугался. Он был хорошим солдатом, это все говорили, и никогда не отступал, никогда. Но вот теперь, с перемазанным грязью лицом и черным отчаянием в душе, он был готов подняться и побежать в джунгли, туда, где они скрывались в змеиных норах, разрядить весь магазин своей М-16, а потом ждать, как они тихо выползут из своих нор и изрежут его на куски.

Он никогда не отступал. Никогда. Но сейчас он чувствовал себя на краю пропасти и вцепился в грязь, чтобы не рухнуть в нее.

Потом эта минутная слабость прошла. Дэн вновь стал самим собой. Правда, еще не совсем, но почти. Смерть и жестокость были в порядке вещей в этой стране, и не раз Дэн видел такое, что впору было остаться слепым, но знал – он должен встать и идти, потому что он мужчина, он морской пехотинец, и должен быть там, где того требует долг. Он перевернулся на спину и смотрел, как плывет в небе дым. Плач в деревне, казалось, стал еще громче; Дэн зажал уши руками, крепко зажмурил глаза и пытался не думать и не чувствовать; он молил Бога унести его из этого места, но Бог не откликнулся, а плач все нарастал, нарастал, нарастал…