Они жаждут - Маккаммон Роберт Рик. Страница 16

— Ну, хорошо, Эми, — спокойно сказал Палатазин, чувствуя напряжение девушки. У нее был вид оленя, который почуял запах оружейного металла. — А машина? Какой она была марки?

— Жук, «фольксваген». Серый или серо-зеленый, кажется.

Палатазин записал оба цвета на листке блокнота.

— И что случилось… с вашей подругой?

— Этот парень открыл дверцу, высунулся и спросил: «Продаешь?» — Она нервно передернула плечами. — Сами понимаете.

— Он попытался подцепить вашу подружку?

— Ага. И он помахал пятидесятидолларовой бумажкой. Потом сказал что-то вроде «Уолли кое-что припас для тебя, крошка».

— Уолли? — Рис слегка подался вперед, в потоке солнечного света его лицо с высокими скулами горело, словно опаленное красное дерево.

— Вы уверены, что он назвал именно это имя?

— Нет, не уверена. Слушайте, все это произошло с моей подружкой, Шейлой. Как я могу что-то знать наверняка, а?

Палатазин записал в блокнот «Уолли», ниже добавил «Уолтер»?

— А потом? — спросил он.

— Он сказал: «Тебе не придется много стараться. Садись, мы поговорим».

Она сделала паузу, глядя на здание, видневшееся в окно за спиной Палатазина. — Она почти согласилась. Пятьдесят долларов, верно?

— Верно, — согласился Палатазин. Он смотрел в обеспокоенные глаза девушки и подумал: «Малютка, как тебе удается выжить?» Если девушке было больше шестнадцати, он был готов сплясать чардаш перед всеми отделениями расследования убийств. — Продолжайте, продолжайте.

— Она почти согласилась, но когда начала садится в машину, то почувствовала какой-то непонятный запах. Что-то, напоминающее лекарство вроде той жидкости, которой… э… папа Шейлы мыл руки. Он у нее был доктор.

Палатазин записал «врач?», затем «Работник больницы?»

— Тогда Шейла перетрусила и вылезла из машины и отошла. Когда обернулась, этот парень уже отъезжал. Вот и все.

— А когда ваша подружка начала подозревать, что это мог быть Таракан? — спросил Рис.

— Я сама все время читаю газеты. Все читают, я хочу сказать. Все на бульваре только об этом и говорят, поэтому я подумала, прежде в полиции должны узнать.

— Если это случилось во вторник, то почему вы так долго ждали, прежде чем пришли к нам?

Она пожала плечами и начала грызть ноготь большого пальца:

— Я испугалась. И Шейла испугалась. Чем больше я думала, что это мог быть ОН, тем больше я боялась.

— А ваша подружка не заметила номер машины? — спросил Палатазин, занеся над блокнотом ручку. — Или еще какие-нибудь особенности внешнего вида машины?

Она покачала головой:

— Нет, все произошло слишком быстро.

Она взглянула в спокойные серые глаза этого немолодого, плотно сбитого полицейского, который так напоминал ей одного полицейского офицера по делам несовершеннолетних из Холта в Айдахо. Только у этого копа был смешной акцент, он был почти совсем лысым и на ярко-красном с голубыми горошинами галстуке у него было кофейное пятно.

— Но на самом деле это был не он, как вы думаете?

Палатазин откинулся на спинку своего поворачивающегося кресла. Вокруг его головы вились струйки сизого табачного дыма. Эта молоденькая проститутка была в точности такой же, как и любая их десятка тех, кого он опросил за последние несколько недель: поблекшая, напуганная, с достаточным количеством сообразительности, чтобы выжить на панели, но недостаточно сильная, чтобы порвать с такой жизнью. Выражение глаз у всех проституток было одним и тем же: острое, мерцающее презрение, которое маскировало глубоко спрятанную в душе печальную усталость. Все эти последние недели он сдерживался, чтобы не взять этих обитательниц мрачных улиц за плечи, встряхнуть и прокричать в лицо: «Разве вы не знаете, что вас ждет там? Убийцы, насильники, садисты и хуже. Многие вещи еще хуже, чем эти, о которых вы не осмеливались даже думать, потому что иначе эти мысли сведут вас с ума. Мысль о том, что скрывается в темных тайниках человечества, ждет вас в краю кошмаров, чтобы к удобный момент нанести удар. Самое фундаментальное ЗЛО, которое распространяется вокруг себя новое ЗЛО и пожирает иное ЗЛО, чтобы выжить..».

«Хватит», — сказал он сам себе. Внутри у него все стянулось в тошнотворный узел, он понимал, что близок к пределу.

— Да, — сказал он Эми, — это мог быть и он.

— О, Боже, — выдохнула она, и кровь отхлынула от ее лица, пока она не стала похожа на восковую кукла, одна краска снаружи и пустота внутри. — В смысле… я раньше имела свидания со странными типами… но никто никогда не пытался… — Она коснулась пальцем своего горла, в воображении ее уже нарисовалась картина — как ухмылялся этот тип, когда она села к нему в машину, этот, в очках, жуткий…

— Эми, — сказал Палатазин, решив, что надо кончать с игрой в прятки. — У нас есть художник, который может составить портрет этого мужчины, который пытался подцепить тебя, по твоему описанию. Я не говорю, что это наверняка был Таракан — нет. Но возможность все-таки существует. Я хочу, чтобы ты сейчас пошла с детективом Рисом и дала информацию нашему художнику. Все, что сможешь припомнить: глаза, волосы, рот, нос. Договорились? — Он встал с кресла. Рис уже стоял рядом с девушкой. — Кроме того, припомните, припомните все подробности, касающиеся вида машины. Так, чтобы я смог бы сам увидеть ее в моем воображении, так же, как ее видели вы. Особенно обратите внимание на номер. Возможно, вы видели и запомнили хотя бы частично, но только сами сейчас этого не сознаете. Спасибо, что пришли к нам, Эми. Салли, ты проводишь Эми к Маку?

— Конечно. Пойдемте, мисс Халсетт.

Он открыл дверь кабинета перед девушкой, и разнообразные шумы полицейского отдела по борьбе с преступлениями, по расследованию убийств ворвались в комнату — резкие телефонные звонки, цоканье немилосердно эксплуатируемых пишущих машинок, щелканье выдвигаемых и задвигаемых на место картотечных ящиков, монотонное бормотание телетайпа. Девушка остановилась на пороге и посмотрела назад, на Палатазина.

— Я еще кое-что вспомнила, — сказала она. — Руки у него… Ладони! Они были очень большие, понимаете? Я их хорошо видела, потому что он сжимал руль.

— Он не носил каких-либо колец, перстней?

— Я… нет, кажется, не было.

— Отлично, превосходно. Салли, как только составите фоторобот, принеси его мне, ладно?

Салливан кивнул и вслед за девушкой вышел в широкий, покрытый линолеумом коридор. Палатазин, в висках которого стучал пульс надежды, вышел в другую обширную комнату, заставленную ящиками и письменными столами, и пробрался к столу, за которым сидела детектив Брашер, ожидая звонков от информаторов. Брашер, молодая женщина с волосами цвета песка и глубоко посаженными зелеными глазами, в которых уже начала появляться какая — то жестокость, трудилась над кроссвордом в утреннем выпуске «Таймс». Она быстро спрятала газету, когда заметила, что к столу направляется капитан.

— Брашер, — сказал Палатазин. — Вы, кажется, не очень заняты. Мне нужно поработать с картотекой. Все, кто связан с делом Таракана и одновременно владеет «фольксвагенами», кроме того, все, кто может проходить под именем Уолли или Уолтер, или использовать эти имена как прозвища и т.д… Кроме того, посмотрите картотеки по нападениям и изнасилованиям, по тем же параметрам. Срок давности — до трех месяцев.

— Слушаюсь, сэр. — Она сделала несколько пометок в блокноте и поднялась из-за стола. — Я ждала звонка от одного сводника…

— Пусть ваше место займет Хайден. — Палатазин сделал знак рукой мужчине за ближайшим столом. — Мне эти данные необходимы как можно скорее.

Он отвернулся от Брашер как раз вовремя, чтобы увидеть Гейл Кларк, входящую в комнату отделения. Палатазин почувствовал острый прилив раздражения и злости. Она опоздала больше чем на час, и именно в данный момент Палатазин чувствовал, что ему будет очень трудно выдержать обстрел пустыми и ненужными вопросами. Он несколько раз под различными предлогами отказывался встретиться с ней, отсылая журналистку в отдел печати и связи с прессой. В ответ газетенка «Тэтлер» опубликовала несколько на скорую руку сварганенных передовиц, касающихся недопустимого промедления, с которым капитан Палатазин ведет дело по поимке Таракана. В любое другое время Энди не обратил бы особого внимания, но именно сейчас все газеты города давили на мэра, который в свою очередь оказывал давление на полицейского комиссара, который обеими ногами надавил на шефа Гарнетта, который явился в кабинет Палатазина, жуя зубочистку, и потребовал ответа — почему это пустяковое дело до сих пор не раскрыто? Палатазину оставалось жевать собственные ногти и слоняться по отделу, словно опасно раздраженному медведю. Он знал, что его люди работают с полной отдачей. Но политиканы наверху теряли терпение. Поэтому указание комиссара было недвусмысленным: оказывать любые содействия прессе.