Смерть по имени сон - Най Джоди Линн. Страница 16

– Спасибо, – ответила Лунзи, вставая и подавая руку Памеле. Та накрыла её другой своей рукой. – Рада с вами познакомиться. Я – Лунзи Меспил, зовите просто Лунзи. А?.. Что-то не так? – спросила она, заметив, как недоуменно переглянулись парень и девушка.

– Да так, ничего, – небрежно обронил Шоф. – А знаете, вам ни за что не дашь девяносто шесть лет. Я почему-то представлял, что вы похожи на мою бабушку.

– Благодарю за комплимент. Вы тоже выглядите не настолько пожилым, чтобы учиться в высшем учебном заведении, мой мальчик, – весело парировала Лунзи. Не лучше ли было бы и в самом деле попросить секретаршу внести разъяснения в её метрики?

Шоф страдальчески вздохнул. Он явно слышал подобное не в первый раз.

– Я не виноват, что так хорошо сохранился.

Лунзи улыбнулась гостю. Парень был безнадежно остроумен и, похоже, мог отмазаться от чего угодно.

Памела двинула ему локтем под дых, и он непроизвольно охнул.

– Не взыщите с нашего мистера Скромность. Будущих светил компьютерной науки манерам не особо обучают, поскольку машины на дураков не обижаются.

Я учусь по специальности «Межпланетное Право». А вы по какой части?

– Я медик. Вернулась сюда, чтобы пройти курсы повышения квалификации. Я была довольно… далека от медицинской практики последние несколько лет.

– Готов побиться об заклад, вы добьетесь успеха, бабуля! – довольно заявил паренек, откидывая со лба длинную прядь волос. – Мы начнем поднимать вас на высший уровень требований современности сию же миллисекунду.

– Шоф! – Памела пинком выставила за дверь своего неуемного соседа. – Где твое чувство такта?!

– Я сказал что-то не так? – невинно осведомился Шоф со всей изобретательностью, на которую только может быть способен человек, которого изо всех сил колошматят.

Лунзи наблюдала за ними, посмеиваясь.

В последующие несколько недель «Зеркало» не выявило ничего, стоящего упоминания. Лунзи с головой ушла в учебу. Соседи её были общительные и дружелюбные ребята, и они настаивали, чтобы она принимала участие во всех их затеях. Они таскали её с собой на студенческие вечеринки и концерты в составе своей «банды», как называли себя тридцать с лишним разгильдяев всех возрастов и жизнеформ, учившихся в Университете. Казалось, эту компанию не объединяет ничего, кроме добродушия и любознательности. Она находила, что эти вылазки вносят освежающее разнообразие в напряженный учебный процесс.

Для «банды» не существовало сокровенных тем, предметом обсуждения являлось все, включая внешность, привычки, возраст, обычаи. Лунзи скоро до смерти надоело, что её называют бабулей те, чей возраст был никак не меньше её физических тридцати четырех лет. Ей до сих пор больно было говорить о холодном сне, о том, что она потеряла дочь, о своих поисках, поэтому она ловко переводила беседу в иное русло, подальше от личных переживаний. И она изрядно удивилась бы, узнав, что Шоф полностью в курсе её дел, поскольку уже ухитрился сунуть нос в её поисковый файл. И коль скоро он это сделал, то ему следовало бы держать язык за зубами и не распространяться на эту тему. Может быть, она не сумела достаточно надежно закрыть доступ в свой «Зеркало» – файл, а может, он просто не предполагал, насколько у Лунзи серьезные основания отмалчиваться. Чаще всего, когда кто-нибудь начинал приставать с расспросами, она незаметно переводила тему разговора на личную жизнь того, кто проявлял неумеренное любопытство, вынуждая его проговориться в чем-либо, к великой радости остальных членов «банды», обожавших наблюдать, как ловко и весело получается это у Лунзи.

– Тебе следует взяться за криминальную юстицию, – настойчиво убеждала её Памела. – Не хотела бы я оказаться на скамье подсудимых, имея тебя в качестве следователя.

– Нет уж, спасибо. Лучше я буду Доктором Мак-Кой, чем Румпол из Бейли.

– Кем? – переспросил Косер, один из её однокашников, обезьяноподобный брахиан с густым лиловым мехом и блестящими белыми зрачками. – Какой-такой Ромпул?

– Что-то такое показывали на объемном, – припомнил Шоф.

– Это из древней истории, – недовольно заметила «бандитка» Фрега, полируя эбеново-черные ногти рукавом блузы.

– Никогда даже не слышал ничего подобного, – настаивал Косер. – Должно быть, оно исчезло за последнюю сотню стандартных лет.

– Похоже, что так, – согласилась приведенная в некоторое замешательство Лунзи. – Вы могли бы ещё сказать, что я – изрядный любитель древностей.

– Судя по твоему возрасту – наверняка! – хихикнул Шоф. Он обеими руками схватился за тощий живот, а потом стукнул по нему кулаком и сделал вид, будто слушает эхо. – Хм-м… Я проголодался. Пошли полопаем чего-нибудь.

Лекции были в основном такими же нудными, какими Лунзи их и помнила.

Только два курса вызывали у неё интерес – практикум по диагностическим исследованиям и обязательный курс самовнушения.

Со времен её медицинской практики диагностика шагнула далеко вперед.

Компьютерные тесты, которым подвергали поступающих пациентов, стали менее назойливыми и гораздо более содержательными и исчерпывающими. В своё время мать Лунзи, от которой она унаследовала «целебные руки», всегда утверждала: для того чтобы быть хорошим врачом, достаточно в совершенстве владеть диагностикой и уметь найти подход к больному. Её мать была бы счастлива, если бы узнала, что Фиона продолжила семейную традицию и тоже выбрала профессию врача.

Диагностическая аппаратура ныне тоже претерпела значительные изменения: она была уже не столь громоздкая, как в её времена. Большую часть инструментов можно было носить в кармане по два-три одновременно, экономя место в сумке (на всякий случай) и время. Больше всех прочих Лунзи понравилась «вещая птица», маленький медицинский сканер, который позволял обследовать больного, не прикасаясь к нему. Одним из его узлов являлось недавно разработанное антигравитационное устройство, при помощи которого прибор парил над пациентом, зависая в критических точках и сообщая о выявленных пороках. Он был особенно удобен для использования в невесомости. Прибор пользовался широкой популярностью среди врачей, которые лечили пациентов, значительно больших по размеру, чем они сами, и медиков негуманоидных жизнеформ, считавших неучтивым вторжением не только прикосновение, но даже поднесение своих манипулирующих органов на слишком близкое расстояние к чьей-либо персоне. Лунзи предпочла его потому, что руки её теперь были свободны для оказания помощи пациенту. Она отметила для себя «вещую птицу» как один из инструментов, которые непременно купит, когда дело дойдет до врачебной практики. Он был дорог, но не являлся чем-то совсем уж недосягаемым.

Однажды собранные сведения о состоянии пациента хранились в банке данных и пополнялись при каждом посещении врача. Современный медик располагал и таким орудием, как компьютерный анализ с выдачей рекомендаций относительно того, как лечить. Программа была составлена таким образом, что врач имел возможность выбора. В чрезвычайных, но непосредственно не угрожающих жизни ситуациях она могла посоветовать рекомбинантное геносращивание, химическую обработку либо хирургическое вмешательство со вторжением или без. Распространенные теперь методы прогрессивной терапии позволили отказаться от многих видов лечения, которые прежде считались совершенно необходимыми для спасения жизни пациента.

Лунзи восхищалась новым оснащением медиков, но огорчалась тем, как изменилось отношение к терапевтическому лечению за последние шесть десятилетий. Слишком большая часть настоящей работы была вырвана из заботливых рук врача и отдана холодным, бездушным машинам. Она открыто выражала несогласие со своими профессорами, утверждавшими, что новые методы лучше для пациента, поскольку они снижают возможность врачебной ошибки и занесения инфекции.

– Зато очень многие пациенты могут утратить волю к жизни из-за недостатка обычного человеческого участия, – доказывала Лунзи профессору с кафедры сердечно-сосудистой механики, беседуя с ним приватно в его кабинете. – Метод восстановления тканей поврежденного сердца технически совершенен, согласна, но что вы скажете об ощущениях больного?