Игра воровки - МакКенна Джульет Энн. Страница 78

Конечно, ни у кого из нас не было денег, поэтому мы соскребли грязь с сапог Джериса, развели ее водой и оставили свои имена на его ладони, чтобы Полдрион мог записать его долг нам. Я добавила имя Шива и, поколебавшись, Дарни – думаю, он не стал бы возражать. Мы произнесли слова прощания, обряды Дастеннина оказались в достаточной мере похожими на церемонии Дрианон, к которым я привыкла, и я решила – Полдрион поймет, чего мы хотим. Я в последний раз покрыла его лицо капюшоном плаща и села, склонив голову, у его бока. Это был самый скверный момент в моей жизни.

– Расскажи мне о нем.

Зашнуровывая бриджи Джериса, Райшед передал мне тунику Шива и сел возле меня.

Я покачала головой в немой боли, но Райшед сжал мою руку, и, посмотрев вверх, я увидела слезы в его глазах.

– Поговори со мной, расскажи, каким он был, вспомни хорошее, вспомни счастливые времена. – Слеза скатилась по его щеке, оставшись незамеченной. – Если ты этого не сделаешь, ты всегда будешь вспоминать его только таким. Я сидел с моей сестрой, когда она умирала от пятнистой лихорадки, и, поверь мне, я знаю. Я больше года не мог представить ее себе без предсмертных страданий. Из-за этого я и пристрастился к тассину.

Мне ничто не лезло в голову, но Райшед настаивал.

– Я никогда не знал его. Думаешь, мы стали бы друзьями? Каким человеком он был?

– Хорошим. Хорошим и по-настоящему добрым, – промолвила я в конце концов. – Совсем невинным в некоторых отношениях – никакого, например, понятия о реальной стоимости денег – и слишком доверчивым. Он был верным, любящим… – Мой голос дрогнул.

– Вы были… – Райшед замялся, но я поняла, что он хочет спросить.

– Мы были любовниками, но больше по случаю, чем как-либо еще, – откровенно призналась я. – Боюсь, для Джериса это значило больше, чем для меня. Он из большой семьи и, насколько я видела, любил детей. Возможно, он рассчитывал осесть со мной, но это бы никогда ни к чему не привело.

Сожалеть об утрате того, чего я никогда не хотела, было глупо, но все равно это резало меня ножом.

– Сэдрин, кто расскажет его семье?

Новые слезы покатились по моему лицу – и откуда они только взялись?

– Они были близки?

– Думаю, да. Он много говорил о них.

Я вдруг засомневалась. Что я действительно знала о Джерисе? Прежде это не казалось важным, но теперь я подумала: что я могла бы узнать, если б дала себе труд спросить?

Я рассказала Райшеду о Джудале и «Зеркале», о бесконечном любопытстве Джериса, его простодушной болтовне о чем угодно – о календарях и альманахах, о различных системах избрания королей, о писателях, десять поколений назад умерших и сожженных. По мере того как я говорила, я вдруг поняла, что многого не знала о Джерисе: где, например, началось его увлечение этими дурацкими настоями? Я вспомнила бой у Элдричского кольца, храбрость Джериса и его неожиданное хладнокровие в критической ситуации. Где он научился такой отваге?

Когда эмоции захлестывали меня, угрожая задушить, Райшед сам начинал рассказывать – о своих братьях и покойной сестре, о лошадях, которыми он владел, и ученых, которых встречал, о чем угодно – как бы в продолжение того, о чем говорила я.

Не знаю, как долго мы говорили, но уже спустилась ночь, во дворе зажгли факелы, и их отсвет разогнал темноту в нашей камере. Сейчас я была спокойна, и Джерис снова ожил в моих воспоминаниях; я видела его таким, каким знала, а не тем истерзанным трупом, что лежал у стены. Джерис как-то сказал мне: алдабрешцы верят, что никто по-настоящему не умирает, пока не умрет последний из знавших его людей. Теперь я, кажется, поняла, что они имеют в виду.

Гостевой дом при усыпальнице Острина, Бремилейн, 2-е предзимы

Аллин вздохнула над треугольной прорехой на бриджах Дарни. Она сидела у окна, подняв колени, и время от времени поглядывала на темную от дождя улочку. Она думала, что избавилась от скучной работы, вроде этой нескончаемой штопки, и тосковала по суровым ясным зимам Лескара, так не похожим на эту серую морось. Стук в дверь испугал ее. Девушка поспешно опустила ноги и расправила юбки.

– Войдите.

– Добрый день.

Человек примерно тех же лет, что ее отец, открыл дверь, откидывая мокрый капюшон. У него были аккуратно подстриженные темные волосы и чисто выбритое лицо.

– Ты – Аллин?

– Разумеется, она Аллин.

Второй мужчина, пониже ростом, протолкнулся к камину, чтобы согреться у скудного огня. Он сбросил потрепанную накидку, обнажив спутанные седые волосы и нечесаную бороду, и обратил пронзительные голубые глаза на Аллин.

– Что за паршивый огонь, милочка! Позвони, чтобы принесли еще угля!

Аллин не хотелось признаваться, что она не осмеливалась это сделать.

– Не беда. – Темноволосый улыбнулся, его серые глаза лучились добротой. – Мы здесь, чтобы увидеть Казуела и Дарни.

Если не учитывать его гидестанский выговор, он напомнил Аллин ее дядю Уоррена.

– Боюсь, их обоих сейчас нет, господин. Передать им, что вы заходили? Вы могли бы оставить записку.

Она отложила шитье, вспоминая светские приличия, которым ее обучила мать.

– Не желаете вина или настоя?

– Спасибо, вино – это замечательно!

Темноволосый повесил их плащи на вешалку и пошел погреться. Его руки были белые от холода, а ногти – голубые.

Аллин поднялась и подошла к звонку для прислуги. Эхо далекого колокольчика прокатилось в тишине комнаты.

– Вы мореходы? – Аллин осмелилась завязать вежливый разговор.

– В некотором роде. – Коротышка лукаво усмехнулся, и девушка с досадой почувствовала, как предательский румянец заливает ее щеки.

– Мы маги, коллеги Дарни и Казуела. – Темноволосый улыбнулся каким-то своим мыслям.

Грохот двери избавил Аллин от необходимости искать ответ.

– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, Каз! – Дарни ворвался в комнату.

– Добрый день.

Темноволосый повернулся от камина, и глазам Аллин предстало редкое зрелище: Дарни, потерявший дар речи.

– Нет никаки… – Вошедший следом Казуел умолк на полуслове. – Планир?

Он поспешно поклонился. Аллин испуганно присела в реверансе, но задрожавшие колени подломились, и она тяжело плюхнулась на скамью.

– Верховный маг, мастер Туч. – Дарни отвесил самые глубокие и искренние поклоны, каких Аллин еще не наблюдала у него. – Добро пожаловать.

– Как дела с кораблем? – сердито воззрился на него Отрик.

Дарни набычился.

– Никто не хочет рисковать, сражаясь с течениями, штормами, морскими чудовищами и прочим.

– Мессир Д'Олбриот обещал посмотреть, нельзя ли устроить что-нибудь для нас, – торопливо добавил Казуел.

– Уверен, кое-кто переменил бы тон, если б мессир отдал прямой приказ, – проворчал Дарни.

– В Тормалине так дела не делаются, – огрызнулся Казуел и, спохватившись, виновато посмотрел на Планира. – Прости, Верховный.

Не утруждая себя ответом, Дарни повернулся к Отрику.

– Кто еще с вами? Сколько мечей?

– В данный момент нас только двое. Мы подумали, что нам следует пойти вперед, – ответил Планир с оттенком властности, которая остановила вопросы, готовые сорваться с губ Дарни. – Я беспокоился о возможных трудностях с кораблем в это время года.

– Но мы справимся. Мессир Д'Олбриот предложил нам всяческое содействие, и я уверен, он получит для нас разрешение обратиться к другим морякам, – утверждал Казуел.

– Если моряки Д'Олбриота отказываются выйти в море, то я не представляю себе, чьи еще могли бы согласиться.

Тон Планира был достаточно мягок, но Казуел все равно выглядел так, будто его пнули в голень.

– Верно, а потому нам лучше обратиться к кое-кому другому. – Отрик радостно потер руки.

– Кому другому? – Дарни был явно озадачен.

– К пиратам! – смачно заявил Отрик.

Прежде чем кто-либо успел ответить, дверь открылась, и служанка с любопытством оглядела комнату.

– Пожалуйста, принесите вина, – чуть слышно сказала Аллин. – И еще угля.