Пища богов - Маккенна Теренс. Страница 34
И третья стадия процесса: все, что осталось, – это всего лишь символы. Теперь уже не только не присутствуют психоактивные растения. Вместо них остаются лишь эзотерические учения и догма, ритуалы, акцент на линии преемственности, жестах и космогонических диаграммах.
Третья стадия ведет к еще одной. Она является, конечно же, стадией полного исчезновения даже претензии на память о пережитом опыте тайны. Эта последняя стадия характеризуется светским научным подходом, завершающимся в XX веке.
Мы могли бы выдвинуть и дальнейший аспект этой – четвертой – стадии процесса забвения тайны: открытие тайны заново и ее интерпретирование в качестве зла и угрозы для социальных ценностей. Нынешнее запрещение психоделических исследований и истерия, раздутая через посредство фармакофобии, – явный тому пример.
Обращение к минойской цивилизации и мистериальным культам, которые она породила и хранила под своим покровом, поведет нас в сферу растений-заменителей псилоцибинового гриба Stropharia cubensis. Это были мощные культы с сильнодействующими растениями, которые помогали в выражении религиозной онтологии, но, в достижении экстаза они, по всей вероятности, не зависели непосредственно от источников псилоцибина. На минойском Крите, а еще позднее в Элевсине, на греческом материке, в качестве техник вызывания экстаза использовались галлюциногенные индолы другого вида. Культурные и климатические условия превратили первоначальный источник растворяющего границы “эго” псилоцибинового экстаза всего лишь в воспоминание, а образ его – не более как в символ.
Джеймс Меллаарт – основной исследователь района Чатал-Хююка – отмечает, что Чатал-Хююк при всем своем блеске не оказал никакого влияния на окружающие его общества. Последовала катастрофическая серия пожаров на слоях V и VIa около 6500 года до н. э., и город был покинут, из чего стало ясно, что эпоха незащищенных городов, эпоха партнерства кончается. С этих пор социальные учреждения, основанные на партнерстве, и старая религия Богини-Матери на Ближнем Востоке становятся свидетелями постепенного разрушения и распада. Жители Чатал-Хююка, бежавшие после его падения, рассеялись по разным местам. Некоторые из них осели на острове Крит.
История минойской цивилизации начинается примерно около 6000 года до н. э., когда небольшая колония эмигрантов, возможно, из Анатолии, впервые прибыла на остров. Они принесли с собой свою Богиню, а также аграрную технику, что позволяет отнести этих новых поселенцев к представителям неолита. В последующие четыре тысячи лет происходило постепенное развитие гончарного ремесла, ткачества, гравировки и других ремесел, а также торговли, металлургии и архитектуры. Формировался живой и радостный художественный стиль, столь характерный для Крита.
На острове Крит, где еще почиталась Богиня, не было никаких признаков войны. Здесь развивалась экономика и процветали искусства. И даже когда в XV в. до н. э. остров перешел наконец под власть археев (здесь археологи говорят уже не о минойской, а скорее о минойско-микенской культуре), Богиня и образ мышления и жизни, ею символизируемый, все еще как будто прочно сохранялся. / Riane Eisler. The Chalice and the Blade: Our History, Our Future (San Francisco: Harper amp; Row, 1987). pp. 30-31/
Дух минойско-микенской религии был духом реализма, ощущением витальности биоса и торжества чувств. Богиня минойской природы со змеей в руках олицетворяет все эти качества. Во всех минойских изображениях у нее налитая, обнаженная грудь и в руках она держит золотую змею. Ученые следовали обычаю шаманов и видели в змее символ души умершего. Мы имеем дело с Богиней, которая, подобно Персефоне, правит предысторией, это шаманка великой силы, мистериям которой уже много тысячелетий. / Martin P. Nilsson. A History of Greek Religion (New York: W. W. Norton. 1964) p. 13/
Тем временем на материке Малой Азии следовали одна за одной волны миграции индоевропейцев, и в долинах рек стали возникать великие городские цивилизации. Царствования, войны колесниц и подвиги великих героев-мужчин овладели теперь всеобщим воображением. Войны и строительство укрепленных городов стали делом цивилизации. В период царствований только Крит – остров, далекий в те времена от событий Малой Азии, – оставался приютом старой модели партнерского общества.
Таинственная минойская цивилизация стала наследницей стиля и гнозиса забытых и далеких времен. Это был живой памятник идеалу партнерства, сохранявшийся три тысячелетия после полного триумфа стиля владычества во всех остальных местах.
Естественно, возникает вопрос об отношении минойского общества к архаичному источнику влияния, кроющемуся за этим идеалом партнерства, а именно к псилоцибиновому грибу. Была ли сохранена и усвоена грибная религия африканского Эдема в жизни минойской культуры? Стремились ли еще люди к экстазу, но в отсутствие грибов иными средствами?
Что мы можем сказать о культе колонн, характерном для минойской религии, если вспомним, что в “Ригведе” сома называлась “столпом мира”? Принято считать, что колонны эти связаны с религией Великой Богини и ее культом растительности. Но не могут ли они быть явным эхо памяти о грибах?
Дворцы были построены в стиле, характерном для минойской культуры, и, вероятно, являлись священными в целом, хотя к культовым относились лишь некоторые помещения… В верхних этажах мы находим несколько помещений, причем каждое имеет в центре круглую колонну, расширяющуюся к вершине, как, скажем, – сошлемся на простой пример – в так называемом храмовом надгробии близ Кносского дворца. Религиозный смысл такой колонны не оставляет никаких сомнений. / Carl Kerenyi. Dionysos: Archetypal Image of Indestructible Life, Bollingen Series LXV (Princeton: Princeton University Press. 1976). p. 17/
Была ли колонна как-то связана эзотерически с тайной гриба, или же это какой-то неиконический след его образа? / Ср.: Elmer G. Suhr, Before Olympos (New York: Helios Books. 1967)/ Подобные колонны считались повсюду символами священного древа. Колонна связана с растительными, очень древними образами и ритуалами. Было ли потребление гриба на Крите когда-то активным и распространенным культом, или же оно было лишь памятью о давно забытых временах – еще до прибытия приверженцев культа Богини на берега Крита? Великие мистериальные культы, сосуществовавшие в древнегреческом мире в IV веке до н. э. и называемые теперь нами дионисийскими и элевсинскими, были на Западе последними хрупкими аванпостами традиции использования психоактивных растений с целью растворения личностных границ и обретения доступа к гнозису: истинному знанию природы вещей, возраст которого насчитывал многие тысячелетия. Хотя вопрос об использовании писхоактивных веществ и можно проследить до критских первоисточников, тем не менее не ясно, были ли они частью ритуальных минойских празднеств в честь Богини. Археологические доказательства по данному вопросу не совсем убедительны. Однако веские доказательства из области культуры, которые будут обсуждаться ниже, наводят на мысль, что элевсинские мистерии – самые греческие из всех мистерий – были культом группового психоделического экстаза, вызванного растениями.
Один любопытный и наводящий на размышления миф, возможно, прольет некоторый свет на проблему использования психоактивных растений в минойско-микенском контексте. Миф этот – история Главка, сына царя Миноса и Пасифаи – богини Луны, – не привлек большого внимания современных ученых. В полной форме он сохранился лишь в двух поздних источниках – у Аполлодора и Гигина. Отрывочные версии находим у более ранних писателей. / У Лукофрона. 811; Tzetes. Схолия о Ликофроне. 798; и Евста1ий, Схолия о Гомере. 369. 20 я 894, 42/ Части этой истории есть также в “Критянках” Эсхила, “Прорицательницах” Софокла и в “Полииде” Эврипида. Обаяние, заключавшееся в этом мифе для великих драматургов, наводит на мысль, что это была популярная тема классического периода. История эта древняя, явно из доисторической стадии греческого мифологического мышления. Приводимый ниже пересказ следует версии Аполлодора. / Bibliotheke III. 3 f/