Арфист на ветру - МакКиллип Патриция Анна. Страница 29

– Ждали.

– Что вы такое? У вас нет истинного обличья, вам нет имени...

– Нет, у нас есть имена.

Ее голос все еще был отчетлив и спокоен, но Моргон услышал в нем призвук нечеловеческого, словно если бы камень или огонь заговорили – тихо, рассудительно, не ведая времени. Его снова охватил страх – лютый зимний ветер, сотканный из шелка льда. Он сотворил из своего страха загадку и произнес:

– Когда... Когда Высший бежал с горы Эрленстар, от кого он спасался?

Вспышка невероятной силы обратила половину ее лица в жидкое золото. Женщина не ответила Моргону. Губы Гистеслухлома разомкнулись; его долгий, протяжный вздох ясно прозвучал среди бури, словно откатывающая волна.

– Нет. – Он отступил на шаг. – Нет...

Моргон и не понял, что двигается, пока не почувствовал внезапную боль у самого сердца. Рука его потянулась к волшебнику.

– Что это? – взмолился он. – Я ничего не вижу!

Холодный металл вернул его к действительности. Отчаяние его побудило звезды брызнуть огнем, рука Меняющего Обличья дернулась и выпустила рукоятку. Меч со звоном упал на каменный пол. Звезды тлели. Враг схватил Моргона за шиворот, обожженная рука изготовилась для удара. Посмотрев в его лишенные выражения глаза, Моргон послал мысленную зарницу, словно крик, в его разум. Крик затерялся в холодном, мерно вздымающемся море, но рука оборотня опустилась. Он рывком поставил Моргона на ноги и отступил, предоставив князю Хеда изумляться равно своей мощи и умению ее сдерживать. Моргон запустил последний отчаянный мысленный луч в чародейское сознание, но услышал лишь плеск моря.

Битва прорвалась через разрушенные стены. Меняющие Обличья гнали торговцев, изнуренных воинов и стражей Моргол в круглый зал. Прежде чем Моргон успел пошевелиться, рядом с ним упали на пол два стража. Он потянулся к своему мечу, но, пока он наклонялся, колено оборотня ударило его по груди. Едва не задохнувшись, Моргон рухнул на четвереньки. Вокруг стало очень тихо; Моргон видел только щебень под пальцами. Тишина, невыносимая до дурноты, плыла вокруг, кружась, точно смерч. И, как сквозь сон, он услышал из сердцевины этого смерча чистый и тонкий звон одинокой струны.

И снова на него накатил шум боя. Он услышал и свой голос, хрипло поющий в раскаленном воздухе. Поднял голову, ища меч, и увидел между двумя торговцами Лиру – она стояла в дверях, уклоняясь от удара. Горло его стиснул спазм – он хотел крикнуть, остановить бой, пока девушка не уйдет от опасности, но на это уже не было сил. Лира пробивалась в его сторону. Лицо ее осунулось, круги под глазами были резкими, как синяки, на рубахе и волосах засохла кровь. Взгляд девушки метался по залу и вдруг нашел Моргона. Копье завертелось в ее руке, взлетело и понеслось прямо к нему. Не двигаясь и не дыша, он следил за смертельным полетом. Просвистев совсем рядом с его головой, копье поразило Меняющего Обличья и отбросило его в сторону. Моргон схватил свой меч и нетвердо встал на ноги. Лира, нагнувшись, выхватила другое копье из-под одной из павших подруг, развернулась единым, быстрым, отработанным движением и бросила.

Взмыв над сражающимися, копье описало дугу, серебряной иглой раздирая воздух, и понеслось к сердцу Основателя. Глаза его цвета морского тумана даже перестали мигать. Мысль Моргона летела быстрее копья, и он видел, как Лиру точно оглушило, когда она поняла, что волшебник скован и беззащитен; не было ни искусства, ни чести в таком ударе. Моргон хотел расколоть копье выкриком, чтобы спасти мечту об истине, хранимой во взоре того малыша, что он увидел во взоре Гистеслухлома, но шевельнулись не губы, а руки, извлекая из воздуха за спиной арфу.

Он заиграл, едва явив ее, на последней, самой низкой струне, колебания которой вызвали у его меча мучительный стон и разбили все прочее оружие в зале и вне его.

Тишина осела, точно древняя пыль. Имрисцы с недоумением таращились на обломки своих клинков, Лира глядела на Гистеслухлома, рядом с которым лежало ее разбитое копье.

Она медленно обернулась, и это было единственным движением в зале. Моргон встретился с ней взглядом; внезапно обнаружилось, что она так устала, что едва не валится с ног. Горсточка уцелевших стражей смотрела на Моргона, лица у подруг Лиры были измученными и полными отчаяния. Оборотни замерли, и очертания их внезапно заколебались, словно вот-вот готовые слиться в единое Ничто. Даже та, которую он знал как Эриэл, не двигалась, наблюдала за ним и ждала.

В это мгновение он постиг, какую жуткую силу видели они в нем. Сила эта таилась в некой туманной дали, куда он сам не мог дотянуться. Степень его невежества ужаснула его. Моргон бесцельно завертел арфу в руках, удерживая врагов в ловушке и не имея ни малейшего представления о том, что с ними теперь делать. Глаза Эриэл отозвались на его растерянность откровенным изумлением. Она быстро шагнула вперед – отнять у него арфу, разрубить ее его же мечом, затуманить его разум так же, как и разум Гистеслухлома, – он мог только гадать о том, что собирается делать эта женщина. Моргон схватил меч и отступил. Чья-то рука легла на его плечо и остановила.

Рядом с ним стояла Рэдерле. Лицо ее под пламенеющими волосами было совершенно белым – как если бы, подобно лицам детей Властелинов Земли, было вырезано из камня. Она прикасалась к нему легко и словно не видя.

– Вы его не тронете, – тихо сказала Рэдерле, обращаясь к Эриэл.

Темные глаза посмотрели на нее с любопытством.

– Дитя Илона, ты сделала свой выбор?

Эриэл снова шагнула – и Моргон ощутил, как великая мощь, которая была скована в сознании Рэдерле, освободилась. Обличье, которое приняла Эриэл, принялось таять и явило нечто невероятно древнее и первозданное, словно темное сердце земли или огня. Моргон оцепенел, лицо его стало пепельно-серым, он знал, что не сможет шевельнуть даже пальцем, даже если перед ним появится его смерть.

Тут громкий крик, ударив по его сознанию, вырвал его из немой зачарованности. Он оглядел зал. Древний волшебник, которого он встретил у городских ворот, перехватил его взгляд и задержал своим – исполненным нездешним светом.

Безмолвный крик снова пронзил его мозг: “Беги!!!” Он не двинулся с места. Он не желал оставлять сознание Рэдерле, хотя не смог бы ей помочь, – он не чувствовал себя в состоянии даже думать. Чужая мощь захватила его изнуренный ум и буквально вытряхнула из привычного облика. Он закричал – яростно, пронзительно, по-ястребиному. Завладевшая им сила метнула его, словно неистовый темный ветер из горящих развалин школы волшебников, из опустошенного войной города в не ведающее границ бездорожье глухой ночи.

Меняющие Обличья преследовали его по Задворкам Мира. В первую ночь он летел по небу в образе ястреба, и пылающий город позади становился все меньше и меньше. Он непроизвольно бросился на север, прочь от королевства, определяя путь по запаху воды внизу. К рассвету он почувствовал себя в безопасности.

Ястреб прянул вниз к озерному берегу. Птицы, качавшиеся на утренней волне, при его приближении дружно вспорхнули, мысли их образовали вокруг ястреба хитрую сеть. Он прорвался, взлетев по дуге вверх. Птицы гнали его над озером к деревьям, а он вдруг снова прянул, тяжело ухнув вниз, словно черный кулак, и, коснувшись земли, исчез. Во многих верстах к северу он возник опять, стоя на коленях у проливчика меж двумя озерами, едва не задохнувшись от усталости. Он огляделся и тут же обмяк, упав на берег у самой воды. Отлежавшись, он приподнялся, уронил лицо в воду и стал пить.

9

Они разыскали его вновь только в сумерках. Моргон наловил рыбы и поел – впервые за два дня. Послеполуденный свет и однообразный рокот реки убаюкали его, и вдруг он проснулся от стрекотания белки. Подняв голову на звук, он увидел высоко в темнеющем небе кружащую птичью стаю. Скатившись в воду, он оборотился. Теперь его бросило из одной водной струи в другую, завертело и понесло в тихую заводь, где его настигли водоплавающие птицы, которые принялись нырять и щелкать клювами совсем рядом.