Наследница моря и огня - МакКиллип Патриция Анна. Страница 19

После тщетных попыток задобрить Тристан, которая держалась в стороне от всех и молчала, глядя на север, Рэдерле сдалась и оставила ее в покое. Она тоже держалась особняком, читая книги Руда или играя на флейте, которую захватила из Ануйна, – на той самой, которую смастерил для нее Элийу из Хела. Как-то ближе к вечеру она сидела с флейтой на палубе, наигрывая песенки и анские придворные танцы, а также горестные баллады, которым несколько лет тому назад обучила ее Кионе. И вот Рэдерле набрела на простую и печальную мелодию, названия которой не могла вспомнить, а когда закончила играть, обнаружила, что Тристан отвернулась от поручня и наблюдает за ней.

– Это – мелодия с Хеда, – внезапно сказала она. Рэдерле положила флейту на колени и попыталась вспомнить.

– Ей меня обучил Дет.

Тристан, поколебавшись, наконец оторвалась от поручня, подошла и присела рядом с Рэдерле на теплую палубу. Ее лицо ничего не выражало. Она ничего не говорила.

Рэдерле, не сводя глаз с флейты, чуть слышно произнесла:

– Прошу тебя, попытайся понять. Когда пришла весть о смерти Моргона, это не только на Хеде восприняли как утрату, но и повсюду, ибо ему везде помогали, его везде любили, о нем везде беспокоились. Мы с Лирой и Бри просто попытались избавить остальных, а особенно твой народ, от новых страхов и тревоги – за тебя. В наше время Хед, кажется, стал особенным и весьма уязвимым местом. Мы не собирались причинять тебе вред, но не хотели, если что-то случится с тобой, снова причинить вред себе самим.

Тристан хранила молчание. Она медленно подняла голову и откинулась назад.

– Ничего со мной не случится. – С минуту она глядела на Рэдерле, затем не без робости спросила: – А ты бы вышла за Моргона?

Рэдерле скривила губы.

– Я два года ждала, когда он явится в Ануйн и попросит меня.

– Хорошо бы. Он всегда был не особенно разумен. – Она подтянула колени, уперла в них подбородок и призадумалась. – Я слышала, торговцы говорили, что он может оборачиваться зверем. Это напугало Элиарда. А ты можешь?

– Оборачиваться? Нет. – Ее руки стиснули флейту. – Нет.

– А еще они говорили… Говорили, что минувшей весной он нашел меч со звездами и убивал им. Это на него не похоже.

– Не похоже.

– Но Грим Окленд сказал, что, если бы кто-то попытался убить его, он бы стал стоять сложа руки в ожидании смерти. Я могу это понять. Это оправдано. Но… после того как арфа и меч достались ему из-за звезд у него на лице, он, казалось, больше уже не принадлежал Хеду. Казалось, он больше не может вернуться и вести себя просто, как прежде: кормить свиней, спорить с Элиардом, готовить пиво в погребе. Он был с нами, но, казалось, уже покинул нас навсегда, потому что мы больше его по-настоящему не понимали.

– Понимаю, – прошептала Рэдерле. – Я тоже что-то такое чувствовала…

– Так что… Некоторым образом… было не столь уж тяжело, когда его не стало. А что было тяжело, так это узнать… узнать, через что он прошел, прежде чем умер, и быть не в состоянии… не… – Ее голос дрогнул, она прижала сомкнутые губы к руке. Рэдерле откинула голову, уперевшись затылком в борт, следя глазами за тенью, которая перерезала палубу.

– Тристан. В Ане перемена землеправления – это нечто сложное и ошеломляющее. Говорят, это как если бы вдруг вырос третий глаз, чтобы видеть во тьме, или новое ухо, чтобы слышать творящееся под землей… А на Хеде это так?

– Мне не показалось, что так. – Ее голос зазвучал тверже, когда она принялась подбирать ответ. – Элиард был в поле, когда это случилось. И он сказал, что почувствовал, будто внезапно все – листья и звери, реки, сеянцы – обрело смысл. Отныне он знал, кто они и почему с ними происходит то, что происходит. Он попытался объяснить это мне. Я сказала, что все должно было иметь смысл и прежде, или почти все, но он ответил, что теперь все выглядит иначе. Он стал все видеть очень ясно, а то, чего не мог увидеть, чувствовал. Он не мог этого как следует объяснить.

– Он почувствовал, что Моргон умер?

– Нет. Он… – Ее голос умолк, руки сдвинулись и цепко охватили колени. Она продолжала шепотом: – Элиард говорил, что Моргон должен был даже забыть, кто он, когда умер. Из-за этого.

Рэдерле вздрогнула. Она положила ладонь на оцепеневшую руку Тристан.

– Прости. Я не хотела быть с тобой жестокой. Я просто…

– Любопытно. Прямо как Моргон.

– Нет! – Боль в ее голосе побудила Тристан поднять голову и с изумлением взглянуть на нее. Тристан опять хранила безмолвие, изучая Рэдерле, точно никогда прежде ее не видела. Она произнесла:

– Есть кое-что, что непрерывно занимает меня с тех самых пор, как только я о тебе услышала.

– Что?

– Кто первая красавица в Ане. – Она слегка зарделась, заметив внезапную улыбку Рэдерле, и тут же в ее глазах появилась ответная робкая улыбка. – Мне это всегда было любопытно.

– Первая красавица в Ане – сестра Мапа Хвиллиона, Мара, которая вышла за владетельного Кина Крэга из Аума. Ее называют Цветком Ана.

– А тебя как называют?

– Второй Красавицей. А что?

– Никогда не видела никого прекрасней тебя. Когда Моргон впервые рассказал нам о тебе, я испугалась. И представить себе не могла, как бы ты стала жить на Хеде в нашем доме. Но теперь… Не знаю. Жаль… Жаль, что все обернулось иначе.

– Мне тоже, – чуть слышно отозвалась Рэдерле. – А теперь не расскажешь ли ты мне кое-что? Каким образом тебе удалось покинуть сторожевое судно и попасть на наш корабль, да так, что никто – ни Астрин, ни Хьюриу, ни Бри, ни кто-нибудь из воинов – ничего не заметил?

Тристан улыбнулась:

– Я просто последовала за королем на палубу того корабля, а затем последовала за ним обратно. Никто не ожидал увидеть меня там, где мое присутствие не предполагалось, вот меня и не замечали. Все очень просто.

Ночью они приблизились к Хлурле. Бри Корбетт, подумывая о новой бочке херунского вина, предложил ненадолго завернуть в порт, но Лира напомнила ему о двадцати стражах, ожидающих в Хлурле, чтобы сопровождать Моргол обратно в Херун. Он поспешил отказаться от этой мысли, и они сделали остановку дальше по берегу, в устье беспокойной Осе, где с удовольствием ненадолго отдохнули от моря. Городок был невелик, полон рыбаков и звероловов, дважды в год приносивших из глухих мест меха на продажу. Бри купил вина и свежих яиц – столько, сколько ему их удалось найти, и пополнил запасы воды. Лира, Рэдерле и Тристан оставили письма, чтобы торговцы захватили их на юг. Никто не опознал путниц, но их посещение возбудило любопытство, долго потом не унимавшееся, которого не убавили письма с необычными адресами.

Три дня спустя утром они достигли Краала.

Город, раскинувшийся по берегам Зимней реки, был вырублен из грубого камня и остерландского дерева. Сразу за городом они впервые увидели так близко дикие места, ощетинившиеся соснами, а еще дальше – голубовато-белые туманные горы. Гавань кишела торговыми судами, барками с ровными рядами блестящих весел, речными корабликами, которые медленно пробирались по глубоким зеленым водам.

Тщательно маневрируя в этой толчее, Бри следил за каждым подрагиванием доски под ногами, за всеми складочками, появлявшимися на парусах. Один раз он взял у кормчего руль, и Рэдерле услышала, как он говорит:

– Не иначе как течением снесло ракушки с нашего корпуса. Никогда еще не видел такой высокой воды. Наверняка за перевалом выдалась ужасная зима.

Неожиданно отыскалось свободное место у оживленных пристаней. Вид синих с пурпурным парусов короля Ана и престранного общества на палубе вызвал бурный интерес у горожан. Женщин, стоявших у поручня, узнали даже прежде, чем корабль окончательно пришвартовался. У Тристан отвисла челюсть, когда она услышала свое имя, а затем сразу же – нелестную оценку состояния ума Бри Корбетта, выкрикнутую с ближайшего корабля. Бри и ухом не повел, но его обгоревшее на солнце лицо, казалось, стало еще краснее. Он сказал Рэдерле, как только спустили трап:

– Вам не дадут покоя в этом городе, но, по крайней мере, если вы желаете прогуляться – свита у вас хоть куда. Я попытаюсь подыскать барку и гребцов; это произойдет не сразу и будет недешево стоить. Но если мы станем ждать, пока спадет паводок и выдастся сколько-нибудь подходящий ветер, мы можем дождаться того, что к нам сюда явится сама Моргол. А уж это-то и впрямь даст здешним безмозглым пустозвонам, у которых вот-вот зубы вывалятся, пищу для сплетен.