Запретная страсть - Маккол Дина. Страница 35

— О Господи! — прошептал он, чувствуя, что больше не в силах сдерживаться. Он не мог отказаться от этого счастья и взял то, что ему предлагали в дар.

Их губы соприкоснулись. Ребекка, застонав, обняла Джексона еще крепче и приоткрыла рот, впуская его язык. Им обоим казалось, что пол качается и уходит из-под ног.

Бушующий поток крови ослеплял Джексона, заглушал все звуки и чувства. Осталось лишь одно — желание обладать Ребеккой.

Потом они отодвинулись друг от друга. Ребекка жадно глотала воздух, но ее настойчивые руки скользили по спине Джексона, поднимаясь вверх и притягивая его все ближе. Он коснулся ее шеи кончиком языка и ощутил, как под тонкой кожей пульсирует кровь. Постанывая от нетерпения, он покрывал ее тело поцелуями. Джексон получил много, очень много… И все-таки этого было недостаточно.

Притиснутая к стене, Ребекка дрожала от сладкой боли, пронзавшей ее насквозь. Джексон приподнял ее и заставил обхватить ногами свою талию, увлекая все дальше в опасную зону страсти.

Тело Ребекки пылало от вожделения. А когда язык Джексона пустился в путь по ее кофточке и задержался на соске, выступающем под мокрой тканью, у нее на глазах выступили слезы.

— Джексон… Джексон… Джексон… — шептала она, запустив пальцы в его густые влажные волосы.

Он слишком хорошо понимал, о чем она просит. Но их время вышло. Пора остановиться. Иначе он не сможет сопротивляться желанию. Джексон и так уже перешел чересчур много запретных рубежей, но то будет непростительный шаг.

— Черт подери! — пробормотал Джексон, с трудом отрываясь от нее.

Когда ноги Ребекки коснулись пола, она пошатнулась. Все ее тело мучительно ныло, а в душе была невыносимая пустота. Ребекка спрятала лицо на груда Джексона и оплела руками его талию.

— Боже мой… ну почему ты остановился??

— Кто-то должен был это сделать, — грубовато сказал он. Гнев на самого себя пересилил чувство деликатности. — Наутро, мадам, вы возненавидели бы себя… и меня.

И наверняка это убило бы его.

— Боже милостивый! — прошептала Ребекка и зажала руками рот, чтобы не разрыдаться. — И что же мы будем делать?

В голосе Джексона звучала досада.

— Мы не будем делать ничего. Когда я уйду, запри эту проклятую дверь покрепче. А то иному прохожему, может, и не захочется отказываться от удовольствия.

Ребекка чуть не задохнулась, услышав такую грубую отповедь. Но когда Джексон повернулся и вышел на улицу, где все еще бушевала гроза, она с трудом встала на ноги и поплелась следом. Дождь хлестал по ее лицу и слепил глаза, но все же Ребекка сумела разглядеть, как Джексон оседлал свой мотоцикл и исчез во мраке, словно зловещий призрак. А она стояла на пороге и кричала, давясь собственными слезами:

— Черт бы тебя побрал, Джексон Рул! Заставил меня, дуру, заботиться о тебе! — и заставил влюбиться, подумала она, хотя у нее не хватило духу сказать это вслух.

Острая боль пронзала Джексона, каждая клеточка его тела корчилась от муки. Ни гроза, ни рев его мотоцикла не могли заглушить слов Ребекки, по-прежнему звеневших в ушах. Черт бы меня по-. брал? Ну, с этим-то, дорогая, ты немного опоздала. Я попал к чертям задолго до нашей встречи.

К понедельнику о грозе остались лишь слабые воспоминания. Все воскресенье Ребекка старательно разгребала завалы и выбрасывала то, что уже было невозможно спасти. Если бы вот так же легко разобраться в беспорядке, который она устроила из своей жизни!

Но что бы она ни делала, призрак Джексона неотступно стоял рядом, дразня и напоминая, как он отказался от того, что она предложила с такой готовностью. Ребекка не могла понять, что было задето сильнее — ее гордость или сердце.

Утром в понедельник она свернула на подъездную дорожку, ведущую к оранжерее. Мотоцикл Джексона уже стоял на своем обычном месте… а его самого нигде не было видно.

— Господи, дай мне сил! — прошептала она, выключив зажигание и с трудом выбираясь из пикапа.

Легкий ветерок приподнял густую прядь кудряшек, пришпиленных на макушке, и прижал к телу легкую блузку, словно ласковая рука любовника.

Когда ткань коснулась кожи, она представила, как губы Джексона нежно ласкали ее грудь, а руки гладили тело. Прикусив губу, Ребекка открыла дверь и вошла в контору.

Джексон стоял в дверях, разделявших две комнаты. В одной руке он держал чашечку кофе, в другой — перчатки. Они долго и молчаливо всматривались в глаза друг друга, пытаясь распознать, кто в каком настроении.

За все годы, проведенные им в тюрьме, Джексон ни разу не сожалел о чем-либо сделанном так сильно, как о том, что произошло у него с Ребеккой. Читая сейчас в ее глазах обиду и настороженность, он испытывал сожаление. Ужасное сожаление… Но он не мог сказать ей этого, не мог признаться, как много значит для него ее любовь.

Сглотнув ком, застрявший в горле, Ребекка поморгала, изо всех сил стараясь не расплакаться. Впрочем, с той минуты, как они с Джексоном расстались в субботу, она почти не переставала рыдать. Черты его лица выглядели заострившимися, и ей показалось, что за время их разлуки он тоже глубоко страдал и почти не спал. И все-таки его мрачный, предостерегающий взгляд словно говорил ей: не смей!

Что ж, отлично, Джексон Рул! И ты тоже не смей, молча предупредила она. Глаза ее вспыхнули, но сердце зашлось в груди.

Джексону безумно хотелось подойти к ней, обнять и поцелуями согнать с ее лица боль. Боль, причиненную им. Но он решил ограничиться приветствием.

— Привет, Ребекка!

— Здравствуй, Джексон.

— Ну, много повреждений? — спросил он.

— Нет, не много, — ответила она. Если, конечно, не считать ее разбитого сердца.

— Что ж… хорошо. С чего мне начинать? «Первым делом помоги мне понять тебя».

— Не знаю. Ясно только, что поливать пока ничего не нужно. Может быть, тебе имеет смысл взять пикап и съездить в торговый центр, который оформляли вы с Питом. Посмотри, не надо ли там что-нибудь заменить. На всякий случай прихвати с собой один-два ящика с цветочной рассадой… ну и какие-нибудь грунтовые растения.

— Хорошо, мадам, — сказал он и, не оглядываясь, вышел в заднюю дверь.

— Ребекка… Черт тебя подери, Джексон Рул, меня зовут Ребекка! — почти выкрикнула она, но его уже и след простыл.

Глава 11

Ребекку с детства учили, что человек терпеливый в конце концов добивается своего, и все такое прочее. Беда заключалась в том, что Ребекка, мягко говоря, не отличалась железной выдержкой, и дожидаться, пока смягчится суровый нрав Джексона Рула, ей было тяжело.

В течение трех недель, прошедших после той грозовой ночи, он не обращал на Ребекку внимания, односложно отвечал на вопросы и довел ее до истерического состояния. Джексон вел себя так, словно ничего не произошло. Как будто он вообще был едва знаком с Ребеккой и только что поступил к ней на работу.

Ребекке хотелось разрыдаться, или припереть Джексона к стенке и заставить считаться с собой, или возненавидеть его… но ничего не получалось. И в результате оба продолжали держаться отчужденно, а жизнь текла своим чередом.

Пита выписали из больницы, и через несколько дней преподобный Хилл привез его в оранжерею. Но пока что не работать, а так — повидаться.

Но Ребекка отлично понимала, что это просто отговорка. Разумеется, старики приехали осмотреться, и удостовериться, что преступник, нанятый ею на службу, не распускает руки. В другое время их тревоги насмешили бы Ребекку, но сейчас ей было слишком больно. Джексон Рул и не думал прикасаться к ней. С ним невозможно было даже поговорить по душам! Ребекке помогали держаться лишь воспоминания о ночи, когда он любил ее… платонически. Если бы вернуть все это… и завоевать сердце Джексона! Но пока надо было заняться гостями. Вслед за Даниелом из машины вылез Пит.

— Пит! Ах, как я рада видеть тебя! — сказала она, крепко обнимая старика и осыпая короткими нежными поцелуями его щеки, мгновенно залившиеся румянцем.