Запретная страсть - Маккол Дина. Страница 40

Ребекка с облегчением вздохнула:

— Джексон! Я и не знала, что ты здесь.

Он внимательно изучил лицо банкира, потом медленно улыбнулся:

— Этот парень — тоже.

Но Джеймс уже не находил в затеянной им игре ничего забавного. Он был сыт по горло и этой сучкой, и ее дружком.

— Дайте-ка мне пройти, — сказал он и попытался протиснуться мимо Джексона, но тот загородил ему дорогу к двери.

— Не смей ей звонить! И здесь больше не появляйся. И вообще не произноси ее имени вслух. Никогда! Ты меня понял?

Джеймс был слишком напуган, чтобы предпринять что-либо. Он только покорно слушал, тем более что Джексон подошел к нему совсем вплотную, дабы придать своим словам большую убедительность. Мистер Уилсон задрожал, ощутив на своем лице жаркое дыхание уголовника.

— Мужчина, который недавно прикоснулся к Ребекке против ее воли, сейчас сидит за решеткой и ждет суда. Он-то никто, пустое место, и, думаю, не, очень беспокоится за свою репутацию. А вот если рухнешь в грязь ты — это совсем другое дело, тут уж шуму будет столько, хоть уши затыкай. — Джексон придвинулся еще ближе. — Ты хорошо меня понял?

— Ублюдок! — прорычал Джеймс, пробираясь к двери. — Да пользуйся на здоровье! После того как ты с ней переспал, все равно ни один приличный мужчина ее не захочет.

У Ребекки перехватило дыхание, но Джексон уже вцепился в банкира. И хотя в этот миг на лице Джексона была лишь холодная ярость, Ребекка видела, как глубоко ранили его эти слова.

— Джексон! Отпусти его! У тебя могут быть неприятности, а он этого не стоит.

Джексон отступил в сторону, не сводя глаз с Уилсона, который пулей вылетел из конторы, скатился со ступенек и побежал по двору. Автомобиль банкира резко развернулся, подняв фонтан гравия и грязи, а через несколько мгновений его и след простыл… Но не так-то легко было забыть оскорбления.

Ребекка рухнула в кресло. Ее трясло от омерзения. Джексон внимательно смотрел на нее с другого конца комнаты, не осмеливаясь подходить слишком близко.

— Ты нормально себя чувствуешь? — спросил он.

Она кивнула.

— Одни мужчины умеют принимать отказ, а другие — нет. Это было отвратительно… Так что спасибо тебе.

Джексон буквально разрывался от желания броситься к ней и обнять, но прощальные слова Уилсона все еще звенели в его ушах.

— Если бы не я, может, этого бы и не случилось.

— Что ты хочешь сказать? — нахмурилась Ребекка.

— Если бы ты не была со мной, то не подверглась бы столь назойливому вниманию. Все люди одинаковы — считают, с кем поведешься, от того и наберешься.

— Но я же не повелась с тобой, как тебе известно.

Ее дрогнувший голос едва не лишил Джексона остатков самообладания. Но все же он сказал то, что должен был сказать:

— Но ведь нам с тобой, Ребекка, известно и кое-что другое, не так ли?

Эх, будь у нее под рукой еще одна кофейная чашка!.. Ребекка вскочила: нельзя же принимать такой удар сидя.

— А почему бы не сказать прямо, Джексон? Что ты все ходишь вокруг да около? Что нам ей тобой известно? Если бы ты не остановился в тот вечер, я отдалась бы тебе. Ты понимаешь это?

— Ну хватит, черт подери!

— Нет, не хватит! — закричала она. — Ни тогда, ни сейчас! И нечего делать вид, будто ничего не произошло! Помнишь, как дрожали твои руки, когда ты касался меня? А как ты застонал, когда я ответила на твой поцелуй? Ты хотел меня, и не меньше, чем я — тебя!

Джексон застыл, ошеломленный ее словами, потому что в них прозвучало откровение. На него нахлынули воспоминания — о том, как Ребекка извивалась в его объятиях, как дрожали ее губы под его поцелуями.

— Ну давай, Джексон! Скажи хотя бы раз правду в виде исключения!

Молчание становилось гнетущим, но в конце концов он ответил:

— Да.

— Что — да?

— Да, черт бы тебя побрал!

Ребекка вдруг сникла. Она понимала, что нельзя так давить на него, но любовь сводила ее с ума. Любовь? Это слово потрясло ее. Да когда же она успела влюбиться?

— Ну, теперь ты счастлива? — резко спросил Джексон.

Ребекка, не мигая, смотрела на него, словно впитывая в себя это холодное, искаженное гневом лицо, страдальческие глаза… И сердце ее дрогнуло. «Ох, Джексон, я и сама не знаю, буду ли когда-нибудь снова счастлива!»

— Я пойду работать… если ты больше не собираешься тянуть из меня жилы, — заявил он.

— Я не хотела сделать тебе больно, — прошептала Ребекка. — Мне просто хотелось, чтобы между нами все было честно.

Джексон печально посмотрел на нее:

— Деточка, уволь меня от этого. Честность может оказаться убийственной для тебя.

Эти слова эхом отдавались в ее ушах и после того, как за Джексоном закрылась дверь. Ребекка принялась убирать грязь, которую сама же и устроила, запустив чашку в Уилсона. Ах, если бы так же легко можно было устранить то, что мешало ей любить Джексона Рула!

Она опустилась на колени и стала бумажными полотенцами вытирать пятна от кофейной гущи. Пальцы ее дрожали, и она тихонько бормотала:

— Боже милостивый, впервые за всю свою жизнь я влюбилась, а ты не позволяешь ему ответить тем же!..

Ребекке было так больно, что она даже не могла расплакаться. И вообще зачем Ломать голову над этими несостоявшимися отношениями? Швырнув бумажный ком в мусорное ведро, она посмотрела в окно, но Джексон уже скрылся из виду. Оставалось только жить дальше и молить Господа о чуде.

Наступил и быстро промелькнул август, унеся с собой невыносимую жару. Но ощущение тоскливой усталости не проходило. Однообразные, скучные дни летели один за другим, желания заниматься чем-либо не возникало — разве что сесть в теньке и выпить чего-нибудь прохладительного.

Джексон то ездил в лечебницу — справиться о здоровье Молли, то отправлялся в «Приют Иисуса», к ребятишкам. Словом, делал все, чтобы не оставалось времени на размышления о своих отношениях с Ребеккой.

Жизнь Билли Тибидо и Эстер вдруг круто изменилась. Джексон был в приюте как раз в тот вечер, когда из Иллинойса прикатил отец Эстер, чтобы увезти ее и малыша домой. Эстер то плакала, то смеялась, то снова плакала. А Билли быстро нашел общий язык с незнакомым мужчиной. Он видел, как его дедушка, широко раскинул руки и крепко обнял свою дочь, — и этого оказалось вполне достаточно. Никогда еще у его мамы не было такого счастливого лица, и малыш подумал, что человек, который любит маму, его тоже не обидит.

Почти все в приюте радовались такой удаче, за исключением, конечно же, восьмилетнего Тэйлора Монро. Он с непроницаемым выражением лица наблюдал за воссоединением семейства. Со стороны могло показаться, что Тэйлора попросту не интересуют незнакомые люди, но Джексон отлично понимал, в чем дело. Он читал на его лице и боль, и зависть, и страстное желание оказаться на месте

Билли и Эстер. Когда Тэйлор повернулся и побрел прочь, Джексон пошел следом за ним по коридору, потом во двор.

— Эй, Тэйлор, не хочешь вернуться? Там есть пирожные, мороженое. Попразднуй вместе со всеми, а?

Тэйлор пожал плечами и ударил носком ботинка по комку слипшейся грязи.

У Джексона болела душа за этого паренька. Слишком уж много ненависти таилось в Тэйлоре. И несмотря на все старания Джексона, в течение последних недель ему в лучшем случае удавалось иногда вызвать мальчика на короткий и ни к чему не обязывающий разговор. Он осторожно положил руку на хрупкое детское плечо, стараясь не думать о небольших, но глубоких шрамах, которые прощупывались сквозь тоненькую шерстяную рубашку.

— Я понимаю, что трудно радоваться за других, когда самому плохо. Но, может быть, если попробовать, тебе станет полегче?

Мальчишка дернулся, уворачиваясь от руки Джексона, и в его темных глазах сверкнули слезы.

— Да на что они мне сдались! — пробормотал Тэйлор. — Но вот увидите: дедушка Билли совсем не такой, каким кажется. Он только притворяется хорошим. А вот когда останется с ними наедине, все будет по-другому.

Джексон, сознавая свое бессилие, вздохнул. Ну как приучить Тэйлора доверять людям? Уже не в первый раз он пожалел, что у него нет в такизС делах никакого опыта. Может, стоит подучиться в каком-нибудь местном колледже? Да, это было бы неплохо, но сейчас в его жизни царит такая неразбериха… До сих пор не ясна ситуация с Молли. И никак не удается избавиться от любви к Ребекке, которая обрушилась на него совсем некстати. Тут уж не до колледжей.